Весь Дэн Браун в одном томе

Вальдеспино надолго задумался. Потом взял мобильный.

Рабби Кёвеш ответил после первого же гудка.

— Какой ужас! — Его голос почти срывался на крик. — Я видел все по телевизору! Мы должны немедленно связаться с властями и рассказать все, что знаем!

— Рабби, — сдержанно ответил Вальдеспино, — я согласен, события приняли страшный оборот. Но прежде чем действовать, надо как следует все обдумать.

— А о чем тут думать? — горячился Кёвеш. — Совершенно ясно: кто-то не остановится ни перед чем, чтобы похоронить открытие Кирша! Это же мясники! Я уверен, убийство Саида — тоже их рук дело. Они наверняка знают про нас, и теперь очередь за нами. У нас с вами есть моральное обязательство — пойти к властям и рассказать об открытии Кирша.

— Моральное обязательство? — переспросил епископ Вальдеспино. — А может, вы хотите предать информацию гласности, чтобы ни у кого не осталось причин заткнуть рот нам с вами лично?

— Наша безопасность тоже важна, но не в ней дело, — возразил рабби. — У нас моральное обязательство перед всем миром. Я сознаю, что открытие Кирша ставит под удар фундаментальные религиозные убеждения. Но за свою долгую жизнь я хорошо усвоил одну истину: вера всегда выживает, даже перед лицом великих испытаний. И я не сомневаюсь, что это она тоже переживет, даже если мы обнародуем открытие Кирша…

— Я понял вас, друг мой. — Епископ старался говорить как можно спокойнее. — Я слышу решимость в вашем голосе и уважаю ваше мнение. Хочу, чтобы вы знали: я полностью открыт для обсуждения и готов проявить гибкость. Но все же, если мы соберемся обнародовать то, что знаем, молю вас: давайте сделаем это вместе. При свете дня. Достойно. Не предаваясь отчаянию, не под впечатлением жуткого убийства. Давайте спланируем наши действия, обдумаем их и выберем формат, в котором представим эту новость.

Кёвеш молчал. Вальдеспино слышал, как тяжело дышит старик.

— Рабби, — продолжил епископ, — сейчас самый острый и безотлагательный вопрос — обеспечение нашей личной безопасности. Мы имеем дело с убийцами, и если вы будете привлекать к себе повышенное внимание — например, пойдете к властям или на телевидение, — это может привести к трагедии. Больше всего я беспокоюсь именно за вас. Сам я рядом с дворцом в безопасности, но вы… вы же совсем один в Будапеште! Теперь уже ясно, что открытие Кирша развязало борьбу не на жизнь, а на смерть. Пожалуйста, позвольте мне позаботиться о вас, Иегуда.

После небольшой паузы Кёвеш спросил:

— Из Мадрида? Но как это возможно?..

— Королевская семья предоставляет в мое распоряжение свою службу безопасности. Оставайтесь дома и заприте двери. Я попрошу двух агентов Королевской гвардии отправиться за вами и доставить вас в Мадрид. Мы будем спокойны, зная, что вы под надежной защитой, мы сможем поговорить с глазу на глаз и обсудить, как лучше действовать дальше.

— Допустим, я прилечу в Мадрид, — неуверенно проговорил рабби. — А вдруг мы с вами не сможем договориться о том, что делать дальше?

— Мы обязательно договоримся, — заверил его епископ. — Знаю, я консерватор, но я еще и реалист, как и вы сами. Вместе мы найдем верный путь. Я в это верю.

— А что, если не найдем? — не унимался Кёвеш.

Вальдеспино почувствовал, как свело мышцы пресса, но, сделав паузу, перевел дух и ответил настолько спокойно, насколько мог:

— Иегуда, если мы с вами так и не сможем выработать единую линию, тогда мы останемся друзьями и каждый пойдет своим путем, сделает то, что сочтет правильным. Даю вам слово, так и будет.

— Спасибо, — сказал Кёвеш. — Полагаюсь на ваше слово. Я прилечу в Мадрид.

— Хорошо. А сейчас заприте двери и ни с кем не разговаривайте. Соберите дорожную сумку. Как только все организую, я позвоню и скажу, что нужно делать. — Вальдеспино помолчал. — Не теряйте веры. Скоро увидимся.

Вальдеспино дал отбой с тяжестью в сердце. Он подозревал, что в дальнейшем контролировать Кёвеша будет непросто — одними призывами к разуму и осмотрительности не обойдешься.

Кёвеш запаниковал… точно как и Саид. Они не смогли увидеть картину в целом.

Вальдеспино закрыл ноутбук, взял его под мышку и пошел по полутемным коридорам. Все еще в парадном облачении, он вышел из собора в ночную прохладу, пересек площадь и приблизился к сияющему белому фасаду королевского дворца.

Вальдеспино взглянул на герб Испании над главным входом — с Геркулесовыми столпами и древним девизом PLUS ULTRA, что значит «за пределы». Одни считали, что эта фраза символизировала попытки Испании расширить империю во времена Золотого века. По мнению других, слова эти говорят о вере в то, что, кроме земной жизни, существует и жизнь небесная.

Так или иначе, но Вальдеспино чувствовал, что девиз с каждым годом теряет актуальность. Он посмотрел на реющий над дворцом испанский флаг и горестно вздохнул, обращаясь мыслями к умирающему королю.

Мне будет недоставать его. Я стольким ему обязан.

Последние месяцы епископ каждый день навещал своего драгоценного друга в Паласио-де-ла-Сарсуэла неподалеку от Мадрида. Как-то раз король попросил Вальдеспино присесть возле его кровати. Он смотрел на епископа с глубокой тревогой.

— Антонио, — прошептал король. — Боюсь, что помолвка моего сына была… слишком поспешной.

Вернее сказать, она была безумием, подумал Вальдеспино.

Два месяца назад принц признался епископу, что собирается сделать предложение Амбре Видаль, хотя знаком с ней совсем недавно. Вальдеспино тогда умолял принца быть более осмотрительным. Принц возразил — он наконец-то по-настоящему влюблен, и его отец достоин того, чтобы увидеть единственного сына в счастливом браке. К тому же, сказал он, если они с Амброй хотят создать семью, им надо торопиться.

Вальдеспино сдержанно улыбнулся королю:

— Да, согласен. Дон Хулиан застал нас врасплох. Но он лишь хотел, чтобы вы были счастливы.

— Он обязан исполнять долг перед своей страной, — с нажимом сказал король, — а не перед своим отцом. Да, сеньорита Видаль очень мила, но мы плохо ее знаем, она не нашего круга. Мне не совсем ясны ее мотивы. Предложение было слишком поспешным и опрометчивым, порядочная женщина не приняла бы его.

— Вы правы, — кивнул Вальдеспино. Хотя в защиту Амбры следовало бы сказать, что дон Хулиан почти не оставил ей выбора.