Весь Дортмундер в одном томе

Они пригрозили покинуть Нью-Йорк.

Вести распространялись, тихо, но четко. Нью-Йорк и в прошлом терпел потери — Нью-Йорк Джайентс перебрались на болота Джерси, Америкэн Эрлайнз ушли в Даллас, десятки центральных офисов переместились в Коннектикут, какое-то время назад даже фондовая биржа грозилась закрыться — но настоящие проблемы ждут Нью-Йорк тогда, когда мафия встанет и уйдет. Подумайте, если гангстеры уйдут, что произойдет со всеми предприятиями, куда внедрены преступные элементы, кто будет ими управлять? В первую очередь те самые клоуны, которые развалят их, забирая черный нал, который им предоставила мафия, вот кто. Представьте все эти рестораны, цеха по обработке льна, финансовые компании, автомобильные дилеры, частные мусоровозы, супермаркеты, грузоперевозчики и клининговые компании без дисциплины, компетенции и финансовой поддержки мафии. Представьте, что случиться с Нью-Йорком, если он лишится своих номинальных владельцев.

А представьте, сколько полицейских, политиков, газетчиков, профсоюзных чиновников, городских инспекторов, юристов, бухгалтеров, агентов по связям с публикой находятся на иждивении мафии. Придется ли Нью-Йорку по душе потеря крупного работодателя, которая изменит баланс рабочей силы?

Поначалу угрозе не придали значения, ведь Фондовая Биржа грозилась сделать то же самое уже много раз. «Куда бандиты денутся?» — спросят умные парни. И последует ответ: куда им вздумается. Поступили предложения, неофициальные, но заманчивые. Бостон рад сменить свою нынешнюю ненадежную смесь из ирландских и черных банд. Майами, будет вне себя от радости, если выгонит своих кубинцев. Филадельфия, за которую уже сотни лет никто не «отвечал», решилась на крайние меры — предложила оплатить все расходы по переезду. Балтимор готов был на передачу более четырех миль береговой линии без лишних вопросов. Но когда Уилмигтон, штат Делавэр (штат где-каждый-может-считаться-акционером) начал переговоры о передаче Метрополитен-опера, чиновники Нью-Йорка поняли, что ситуация может иметь тяжелые последствия. «Энтони», — обратились они к Каппеллетти, — «вы проделали отличную работу по борьбе с организованной преступностью. Мы хотим, чтобы вы выполнили действительно сложную задачу. Отдел по борьбе с организованной преступностью». Неорганизованные преступления, другими словами.

Каппеллетти, конечно, знал правду, но что он мог поделать? Он рассматривал вариант смены места работы, но несколько предварительных запросов показали, что во всей Америке только полицейский департамент Сан-Франциско готов обсудить вопрос о его найме и только начальником отдела «летающих тарелок». Ни одно полицейское подразделение, управление пожарной охраны или любая другая силовая структура не захочет с ним связываться. Работа в частном секторе, куда просочилась мафия, выглядела безнадежной. Поэтому, Каппелллетти бескомпромиссно принял новое задание (и продвижение по службе), и изливал свое раздражение на каждого незначительного, неорганизованного и несущественного домушника и медвежатника, а также на любого «артиста», который вставал на его пути, так эффектно, что уже через несколько лет он стал главой отдела, и мог спокойно дожидаться пенсии, и размышлять о несправедливости.

Понятно, что у Фрэнсиса Ксавьера Мэлоуни было мало общего с этим парнем; они редко общались. С легким напряжением и фальшивой веселостью Мэлоуни наблюдал, как Каппеллетти тяжело прошелся по кабинету и присел, сердитый, как человек, которого ложно обвинили в том, что он пукнул.

— Как ты, Тони? — спросил Мэлоуни.

— Могло бы быть и лучше, — ответил ему Каппеллетти. — Мне не помешало бы больше людей в отделе.

Мэлоуни, разочарованный, спросил:

— Ты пришел сюда, чтобы обсудить это?

— Нет. Не сейчас. На этот раз я пришел по поводу Византийского Огня.

— Ты нашел его, — предположил Мэлоуни.

— Как я мог это сделать? — Каппеллетти воспринял вопрос буквально.

— Я пошутил, — успокоил его Мэлоуни. — Что у тебя, Тони?

— Стукач, — ответил итальянец. — Одного моего человека, по имени Абель.

— Стукача? Или твоего человека?

— Моего зовут Абель, а стукача — Клопзик. Бенджамин Артур Клопзик.

— Окей.

Итальянец тяжело кивнул головой. Черные волосы в ушах и ноздрях вздыбились; морщины недовольства залегли на щеках.

— Клопзик сообщил нам, что люди на улицах недовольны блицкригом.

На лице Мэлоуни появилась улыбка хищника:

— Хорошо, — сказал он.

— Они настолько недовольны, — продолжил Каппеллетти, — что начинают объединяться.

Улыбка Мэлоуни стала насмешливой.

— Революция? Низших слоев общества?

— Нет, — ответил Каппеллетти. — Собираются поддержать нас.

В течение нескольких секунд Мэлоуни не мог уловить смысл, но когда сделал это, то постарался от него избавиться.

— Мошенники? — переспросил он. — Бродяги, отбросы общества помогают нам? Нам?

— Они хотят спокойной обстановки. И считают, что после того, как мы получим рубин назад, мы успокоимся.

— Так оно и есть.

— Я знаю это. Они знают это. Поэтому люди собираются вместе и через своих людей пытаются отыскать рубин. Они настолько рассержены сложившейся ситуацией, что не только вернут нам кольцо, но и парня, который его украл.

Мэлоуни уставился на него:

— Тони, как перед Девой Марией скажу тебе правду. Если бы кто-нибудь другой пришел в этот кабинет и сказал мне такое, то я бы назвал его лжецом и наркоманом. Но я знаю тебя, Тони, знаю, что твоим главным недостатком всегда была безупречная добросовестность, и поэтому я верю тебе. Это проявление уважения и восхищения, с которым я всегда смотрю на тебя, Тони. А теперь я хочу узнать сотни и сотни подробностей.

— Клопзик пришел к Абелю прошлой ночью, — начал Каппеллетти, — чтобы узнать, что за улики по краже Византийского Огня есть у нас. Абель задал ему несколько встречных вопросов и таким образом они пришли к обоюдному решению. Клопзик назвал штаб-квартиру группы…

— Штаб-квартиру! Полагаю, что у них есть и воздушная разведка.

— Я не удивлюсь, — сказал Каппеллетти, равнодушно. — В подсобке бара на Амстердам-авеню. Таким образом, мы провели обыск и взяли одиннадцать мужчин, каждый с газетой длиной в обе твоих руки. И один из них предложил нашим следователям сотрудничество. Черт, если все одиннадцать парней повторят ту же историю, что и Клопзик, то мы дадим им nihil obstat (лат. «ничто не препятствует») и imprimatur (лат. официальное разрешение) и отпустим обратно на улицу.

Хорошая черта в полицейских — независимо от того насколько различны их этнические принадлежности, они всегда могут поговорить друг с другом как католики.

— Значит, вы не дали им полную индульгенцию, — сказал Мэлоуни и усмехнулся.

Каппеллетти с юмором был на «вы». Отбросив религиозные аналогии, он продолжил:

— У нас есть с ними связь и мы знаем, где они находятся.

— И они «перетрясут» преступный мир?

Каппеллетти кивнул:

— Именно так.

Инспектор снова усмехнулся. Свое первоначальное негодование на появление коллеги теперь он находил смешным. Леон оказался все-таки прав — он наслаждался присутствием Тони Каппеллетти.

— Можешь себе представить нашего преступника, какое алиби он выдаст тем ребятам?

Даже Каппеллетти улыбнулся:

— Звучит очень оптимистически, Фрэнсис.

— Звучит прекрасно, — согласился инспектор. — Но, Тони, эта информация должна остаться в Отделе. Никто из ФБР, патрульных или прочих не должен узнать об этом.

— Конечно, нет, — Каппеллетти всё это время выглядел возмущённым, но всегда когда он был таким, ему было трудно выказать своё недовольство.

— И пришли ко мне этого Клопзика, — попросил Мэлоуни. — Тихо, незаметно и быстро. Мы должны знать наших новых партнеров.