Весь Кир Булычев в одном томе

Андрей посмотрел на Айно. Тот стоял в дверях, заполняя собой весь дверной проем, громадный, неуклюжий, белобрысый и краснорожий. Он протягивал Андрею кружку с дымящимся кипятком. В другой руке держал кусок хлеба.

Еще не простив Айно и тем более измены Альбины, Андрей сказал, как ему показалось, — с достоинством и холодно:

— Поставь на топчан. Мне надо вниз.

И тут Альбина засмеялась. «Вниз» прозвучало как желание снизойти с горы к трепещущему человечеству, а не к грязному ведру, стоящему у прилавка недостроенного магазина.

Андрей понял причину смеха, покраснел и прошел быстро на лестницу и вниз, толкнув Айно так, что тот чуть не выплеснул кипяток.

Все это было глупо, наивно и стыдно, но признаться в том Андрей не мог. Когда он возвратился наверх, там никого не было — Айно с Альбиной ушли к себе… он мысленно повторил — «они ушли к себе», и это было как бы примирением с той махонькой трагедией, что произошла в его жизни. И хорошо сделали, что ушли, — не надо ни с кем разговаривать.

Небольшой костер, который Айно развел за прилавком, уже был затушен и затоптан, Андрей растер подошвой последние угольки. Сейчас день, сейчас никто не заметит дыма.

Кружка с кипятком и кусок хлеба были на краю топчана — Андрей уселся и с наслаждением выпил горячую воду не спеша, все меньшими глотками, и хлеб откусывал так, чтобы его хватило до конца кружки.

И чем дольше он пил, тем смиреннее и разумнее относился к окружающему миру. С половины кружки к нему вернулось чувство юмора, и он смог представить, каким казался со стороны: грозный мальчик, топающий ножкой, — кто посмел отобрать у меня мою женщину? Ведь ее выдали мне на ночное пользование по личному указанию товарища комиссара! Андрюша, ангел мой, кто тебе сказал, что Альбина тут же бросится в твои объятия? Потому что ты моложе Айно? Потому что ты интеллигентный? Потому что ты русский, а он чухна немытая? А что ты знаешь об Айно, кого ты видел в нем, черт побери?

Они сидят наверху и тихо переговариваются. Они чувствуют себя виноватыми перед ним. Иначе они были бы здесь и разговаривали с ним. Они ждут, что он скажет. Смешно. А интересно, сколько этой Альбине лет? Не меньше тридцати. Как только он про себя произнес это местоимение «этой», он отдалил себя от недавно желанной добычи. «Сверхплановая пайка, мне дали пайку… Интересно, а почему они создали из нас семьи, — кто и почему-то думал об этом? Чтобы все было как положено? Как в настоящую войну?»

— Эй! — крикнул Андрей, зная, что наверху они слышат. — Я схожу в город, посмотрю, что там творится, хорошо?

В ответ раздались частые шаги Айно — вот он в дверях, быстро прибежал, будто ждал зова.

— Хочешь, пойду с тобой?

— Два человека всегда заметнее, — сказал Андрей. — Надо посмотреть большой подвал. Он есть под кирхой, это я точно помню — его бетонировали.

— Если его еще не залило водой. Я пойду с тобой.

— Я боюсь оставаться одна, — сказала Альбина.

Она подошла незаметно, встала рядом с Айно, на полшага сзади, и, просунув вперед узкую ладонь, взяла его за пальцы. Она не доставала ему до плеча. Айно чуть качнулся к ней, но не более.

Андрей не решил, что им ответить, как услышал с улицы приближающийся механический мегафонный голос:

— Граждане заключенные, всем оставаться в своих домах. Внимание гражданам заключенным! Все, кто без разрешения покинет свои дома до двенадцати ноль-ноль, будут подвергнуты наказанию.

Он ринулся к окну. По площади медленно ехала танкетка. В открытом люке стоял командир с мегафоном и повторял:

— Внимание, немедленно возвратиться к дому!

— Это еще что за черт? — сказал Андрей.

— Я кому сказал, сука! — завопил командир.

От ратуши через площадь бежал зэк, вроде бы Аникушин.

Танкетка по приказу командира развернулась и под его мат, усиленный мегафоном, помчалась, подпрыгивая на неровностях мостовой, к Аникушину и принялась гонять его по площади. Аникушин почему-то заткнул уши ладонями и носился зигзагами.

Наконец ему удалось заскочить в ратушу, и танкетка поехала дальше.

— Внимание! — монотонно повторял командир. — Всем оставаться в своих домах до двенадцати часов. Тогда будет привезен горячий обед.

Голос его удалялся по улице, и, когда танкетка выехала на разбитую дорогу, ведущую к железнодорожным тупикам, командир замолчал.

— Почему надо быть в доме? — спросил Айно.

— И именно до двенадцати? А что будет в двенадцать? — спросила Альбина. Лицо у нее было помятое, у глаз и губ морщинки, под глазами угадывались мешки — всего этого вчера Андрей не видел. И волосы были темными у корней и светлыми в полураспустившихся завитках.

— Они могут врать про двенадцать, — сказал Андрей. — Поэтому я предлагаю перебраться в подвал под кирхой.

— Сейчас? — спросила Альбина. — Сейчас нельзя. Они приедут и нас накажут.

— Вот и надо это сделать раньше, чем они вернутся нас наказывать, — сказал Андрей. — Пошли.

— Так идти нельзя, — сказал Айно. — Надо взять теплые вещи. А может быть, там вода?

— Вряд ли, — сказал Андрей. — В кирхе никто не живет.

— Альбина, — сказал Айно. — Ты подожди здесь. Мы посмотрим, как там. Я приду за тобой.

Андрей не стал спорить, хотя не видел никакой нужды для Альбины оставаться здесь и ждать. Но Альбина преданно поглядела на Айно, словно он обещал ей освобождение из лагеря и путевку в крымскую здравницу.

— Конечно, — сказала она, и Айно осторожно освободил руку от ее слабых длинных пальцев. — Я буду ждать.

— На всякий случай, — сказал Андрей, чувствуя неловкость оттого, что будто вмешивается в чужую семейную жизнь, — не подходите к окну — побудьте на первом этаже.

— Правильно, — сказал Айно.

Альбина спустилась за ними, но не пошла к двери, а осталась за прилавком.

Айно с Андреем вышли на улицу. Погода была хуже, чем вчера. Никого на улице не было — видно, жители Берлина всерьез восприняли запрет. Но когда они вышли на площадь и стали ее пересекать, Андрей заметил, как на них смотрят из окон.

С середины площади в просвет между домами Андрей увидел вершину вышки, на верхней площадке которой лежала та штука. Рядом с ней стояли только двое часовых. Больше никого.

В кирхе было холодно, сыро и гулко. Внутри никто не обрабатывал стены, даже опалубку кое-где оставили. Спешили. Айно, как каменщик, лучше знал, куда идти. В дальнем углу алтаря, за кучей неубранного строительного мусора, он показал на плиту, которая не была закреплена. Вдвоем с Андреем они отвалили ее — образовался квадратный, почти метровый черный люк в темноту. Андрей взял кусок кирпича и кинул вниз. Плеснуло. И тут же последовал удар. Айно сказал: