Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция
Шрифт:
Элиза почти отчаялась осуществить свой план, когда вчера вечером сквозь туман проглянуло солнце.
— Если завтра я снова его увижу, — сказала она, — то надежда есть; если не увижу, значит, двухмесячные труды пошли прахом, и придётся всё начинать заново.
С первым светом она уже вглядывалась в горизонт, почти надеясь увидеть лишь плотное марево: если бы план окончательно рухнул, всё значительно упростилось бы. Однако увидела она солнечный диск, чёткий и почти такой же яркий, как медная монета в золе.
Элиза закрыла глаза, призвала дьявола и Отца Небесного в одной фразе на
Элиза начала складывать в сумку вещи: прежде всего пять переводных векселей в кожаном водонепроницаемом бумажнике. Одеяло. Платки. Гребень, шпильки, заколки и ленты, чтобы убирать волосы. Серебряные монеты, по большей части разбитые на осьмушки пиастры, которые явно произведут впечатление на англичан.
Крыши Шербура горели, словно и не от солнца, а от внутреннего жара, как вынутое из горна железо. Вдалеке громыхнуло раз, другой, потом рассыпалось мелкой дробью.
В каюту постучали, и Элиза едва не выпрыгнула из кожи: ей подумалось, что в «Метеор» угодила шальная картечь. Она бросила сумку на пол и ногой затолкала её под койку, потом подошла к двери и отодвинула щеколду. За дверью стояла Бригитта, Элизина камеристка.
— К вам мсье д'Аскот, сударыня.
— Немного рановато.
— Тем не менее он здесь.
— Пусть подождёт несколько минут, пока я приведу себя в порядок.
— Вам помочь?
— Нет, поскольку на самом деле я не собираюсь приводить себя в порядок. Я заставлю его ждать, потому что могу, потому что это уместно и потому что он заслужил наказания чересчур ранним приходом.
— Простите, мадам, что тревожу вас сегодня утром, — сказал Уильям, виконт Аскот, по-французски с такими интонациями, будто репетировал фразу всё время ожидания. Элиза предложила бы ему перейти на английский, но подумала, что он оскорбится. — Мне поручили сообщать вам обо всех новостях касательно высадки.
Это означало несколько вещей. Во-первых, несмотря на приезд Якова Стюарта, всем по-прежнему командует какой-то толковый офицер, который следит, чтобы сведения передавались вовремя. Во-вторых, этот Аскот, вероятно, один из агентов, которых предполагалось отправить с векселями в Англию. В-третьих, никто никуда не отправится: если бы Аскот и другие четыре агента должны были отплыть сегодня, они бы явились на рассвете и сейчас уже преодолевали бы Ла-Манш на разных кораблях, каждый со своим векселем в нагрудном кармане.
— Время поджимает, мсье, — заметила Элиза. — Векселя следует предъявить в Лондоне через три дня. Их надо отправить сегодня утром, иначе я с тем же успехом могу их порвать.
— Да, мадам, — сказал Аскот, — король и совет в курсе.
Он имел в виду Якова Стюарта и его камарилью. Чтобы подчеркнуть свою мысль, маркиз поглядел в окно на Шербур. Где-то в городе на высокой колокольне должны были стоять сигнальщики, готовые поднять флажки, как только прибудут вести из ставки в Ла-Уг.
— Туман рассеивается! — воскликнул он. — Сейчас, прогуливаясь по палубе, я мог видеть на две мили в Ла-Манш.
— И что же вы увидели, мсье?
—
Приближаются шлюпки, мадам.— Под парусом или…
— Нет, мадам, ветра ещё не было. Это баркасы, и моряки изо всех сил налегают на вёсла. Часть шлюпок буксирует повреждённый корабль — большой.
— Как, по-вашему, это «Солей Рояль»?
— Возможно, мадам. Либо… — Аскот улыбнулся, — это то, что осталось от «Британии».
Элиза почувствовала резкую неприязнь к Аскоту. Типичный англичанин, несмотря ни на что — говорит то, что ей, по его мнению, приятно будет услышать. Целую минуту она молчала от отчаяния, так что Аскот успел сказать:
— Шлюпки доставят новости — новости, которые потребуются королю Англии, чтобы принять решение.
Элиза кивнула, будто соглашаясь, а про себя подумала, сперва: «Как даже сифилитик может ещё верить, что высадка всё-таки состоится?», затем: «Если он не отменит её в ближайший час, у меня будут серьёзные затруднения». Она невольно взглянула на закрытые ставни. Их было видно из Шербура по крайней мере последние полчаса. Механизм запущен, ничего изменить нельзя.
Минуту или две были слышны крики на верхней палубе — вещь на корабле вполне обычная, особенно когда из Ла-Манша приближаются шлюпки с новостями. Элиза не обращала внимания, но теперь до их ушей долетел громкий всплеск. Кто-то или что-то упало за борт.
— Мадам, дозвольте мне выяснить… — начал Аскот.
— Быстрей, быстрей! — крикнула Элиза по-английски; маркиз от неожиданности тоже перешёл на родной язык.
— Что за чёрт! Ума не приложу… — проговорил он, распахивая дверь каюты.
Элиза выбежала за ним в тёмное и тесное пространство под палубой, однако через несколько шагов оба оказались на опердеке, с которого открывался вид на залив и часть Ла-Манша. Оттуда, как и сказал Аскот, приближались шлюпки. Слишком много, на подозрительный взгляд Элизы, потому что сколько шлюпок надо, чтобы доставить известия? В тумане над проливом то и дело вспыхивали яркие пятнышки освещённых солнцем парусов.
Упомянутый Аскотом корабль был куда ближе. Его не столько тянули шлюпки, сколько гнал прилив. Корабль освещали яркие лучи солнца, пробившиеся сквозь туман, — по крайней мере так Элизе показалось с первого взгляда. Вглядевшись, она поняла, что корабль источает собственный свет. Он горел. И это был «Солей Рояль» — вернее, то, что от него осталось.
Элиза услышала новый всплеск, потом ещё один. Не было сомнений, что кто-то прыгает с корабля.
Нескольких матросов на палубе она явно видела впервые, да и озирались они, как чужаки.
Прямо впереди человек перемахнул через фальшборт на палубу. Так не бывает. С тем же успехом незнакомец может запрыгнуть в окно третьего этажа.
— Позвольте! — воскликнул Аскот по-прежнему на английском. — Позвольте!
Пришелец повернулся к нему и ответил так: «Чтоб тебе, якобитский предатель!» Говоря, он поднимал руку, и на месте восклицательного знака превратил лицо Аскета в алый фонтан. В руке у него был мушкетон.
Элиза метнулась в темноту под кормовую надстройку и начала рывком открывать двери в каюты, где находились Бригитта, Николь и горничная.