Весь Роберт Маккаммон в одном томе. Компиляция

Но и в следующий момент, и в момент, последовавший за ним, он не шелохнулся, не двинулся с места. Шерсть на руке разом встала дыбом и вдруг начала исчезать, уходя обратно в плоть, скрываясь под кожей, терзая страдающее тело все той же пронзительной, колющей болью; суставы изуродованных пальцев вновь хрустнули и стали вытягиваться. Кривые когти тоже укорачивались, и на их месте отчетливо прорезывались его прежние, человеческие ногти. Рука была такой же, как и прежде, в темноте призрачно белела сделавшаяся гладкой кожа, а безвольные пальцы походили на свисавшие с кисти куски сырого мяса. Боль потихоньку отступала и наконец утихла совсем. Все это длилось, наверное, с четверть минуты, не дольше.

Миша перевёл дыхание и чуть слышно застонал.

— Превращение, — тихо проговорил Виктор. Он сидел на корточках метрах в двух от мальчика. — Оно все ближе. Время пришло.

На каменном полу подле него лежали, все еще истекая кровью, два больших зайца.

Миша испуганно вздрогнул от неожиданности. Услышав сквозь сон голос Виктора, проснулись устроившиеся тут же Никита, Франко и Алекша. Павла все еще переживала смерть Рыжего. Она казалась медлительной как никогда и безразличной ко всему, но теперь и она пошевелилась на своей соломенной подстилке и открыла глаза. За спиной у Виктора стояла Рената, которая на протяжении вот уже целых трех дней, с тех пор как ему удалось напасть на след того, кто убил брата Павлы, преданно ждала возвращения вожака. Виктор не спеша поднялся. Запорошенная снегом одежда задубела на нем, талый снег поблескивал маленькими капельками прозрачной воды на обветренном морщинистом лице, а в бороде запутались холодные снежинки. Костер уже почти догорел, и язычкам умирающего пламени оставалось лишь лениво лизать остатки прогоревших сосновых поленьев.

— Пока вы здесь спите, — заговорил он наконец, — по нашему лесу бродит смерть.

Виктор тут же знаком приказал всем подойти поближе; его горячее дыхание застывало в морозном воздухе маленькими облачками белого пара. Заячья кровь на каменном полу уже успела заледенеть.

— Это был берсеркер. [7]

— Кто-кто? — переспросил Франко, вставая и с явной неохотой покидая свое нагретое местечко на подстилке рядом с беременной Алекшей.

— Берсеркер, — повторил Виктор. — Волк, который убивает лишь ради живущей в нем неистребимой потребности убивать. Это он погубил нашего Рыжего. — С этими словами взгляд его темно-янтарных глаз устремился на Павлу. Она была безутешна в своем горе, и в таком состоянии проку от нее было мало. — Я наткнулся на его следы милях в двух к северу отсюда. Ну и здоровый же черт, килограммов на восемьдесят потянет. Он ушел на север. Я не терял его следов. — Виктор опустился на колени перед догорающим костерком, протягивая к огню озябшие руки. На лицо его легли дрожащие кроваво-красные блики. — К тому же и ловкий, зараза. Я все время старался держаться подветренной стороны — так, чтобы ветер дул в лицо, — и ума не приложу, как ему это удалось, но он все-таки учуял меня и, вместо того чтобы возвратиться к себе в логово, отправился на болото. Там он подстроил ловушку, в которую я чуть было не угодил, в том месте, где он проломил лед, чтобы избавиться от преследователя. — Замолчав и продолжая пристально глядеть на огонь, Виктор еле заметно улыбнулся. — Если бы я вовремя не заметил его меток на льду, то мне вряд ли удалось бы выбраться оттуда живым. Он рыжий, это я точно знаю; по пути мне приходилось видеть клоки его шерсти, зацепившиеся за колючки. Ну вот, пожалуй, и все. — Он снова потер руки одну о другую, осторожно массируя сбитые до синяков суставы, и поднялся, выпрямляясь во весь рост. — Скорее всего, на его территории стало совсем плохо с охотой, и теперь он положил глаз на наш лес. А для этого ему прежде всего нужно будет разделаться с нами. — С этими словами он окинул суровым взглядом притихшую стаю, собравшуюся в кружок вокруг него. — Итак, отныне ни один из вас не должен выходить в лес в одиночку. Никуда и ни за чем, даже за горстью снега. Отныне все мы будем охотиться парами, всегда оставаясь на виду друг у друга. Всем ясно? — Он дождался, чтобы все: и Никита, и Рената, и Франко, и Алекша — кивнули ему в ответ. Павла изумленно молчала; в ее длинных русых волосах торчали сухие травинки. Виктор перевёл строгий взгляд на Мишу. — Понял? — повторил он.

7

Берсеркер — древнескандинавский витязь, неустрашимый, неистовый воин.

— Да, господин.

Время шло, дни и ночи сменяли друг друга. Живот у Алекши продолжал расти, и все это время Виктор учил Мишу по пыльным книгам. С латынью или немецким языком особых трудностей не возникало, но вот английский не давался ему никак. Труднопроизносимые иностранные слова застревали в горле.

Язык англичан казался непроходимыми дебрями, через которые он все же, хоть и с превеликим трудом, начинал прокладывать себе дорогу, продвигаясь вперед медленно, но верно.

В один из таких уроков Виктор взял в руки и раскрыл огромный тяжелый манускрипт, страницы которого были заполнены английскими стихами, переписанными замысловатым почерком.

— Сейчас я прочитаю тебе кое-что. Вот послушай, — объявил Виктор и начал читать:

Я, вдохновленный свыше, как пророк, В мой смертный час его судьбу провижу. Огонь беспутств утихнет скоро: Пожар ведь истощает сам себя. Дождь мелкий каплет долго, ливень краток; Все время шпоря, утомишь коня; Глотая быстро, можешь подавиться. [8]

Он оторвался от книги.

— Ты знаешь, кто написал эти стихи?

8

Здесь и далее отрывки из произведений Шекспира даны в переводе M. Донского (Шекспир У. Исторические драмы. Лениздат, 1990).

Миша лишь отрицательно покачал головой, и тогда Виктор назвал ему имя поэта.

— А теперь повтори сам, — приказал он.

— Шее… Шех… Шейхспир?…

— Шекспир, — отчетливо произнес Виктор, и после этого он благоговейно прочитал еще несколько строк:

Счастливейшего племени отчизна, Сей мир особый, дивный тот алмаз В серебряной оправе океана, Который, словно замковой стеной Иль рвом защитным, ограждает остров От зависти не столь счастливых стран; То Англия, священная земля, Взрастившая великих венценосцев, Могучий род британских королей.

Закончив читать, он снова взглянул на Михаила.

— Все же есть на белом свете страна, где ученых людей не расстреливают, — задумчиво проговорил он. — По крайней мере, пока. Мне всегда хотелось побывать в Англии. Человек может жить там, оставаясь свободным. — Взгляд Виктора был мечтательно устремлен куда-то поверх головы ученика, в видимую только ему одному даль. — Там, в Англии, не сжигают книг и уж тем более не ставят к стенке тех, кто их читает. — Тут он, словно опомнившись, снова посмотрел на мальчика. — Да и что уж теперь говорить, сам я там не был и побывать там мне не суждено. А вот ты… У тебя еще все впереди. Если ты когда-нибудь выберешься отсюда, то отправляйся в Англию. Вот тогда и узнаешь, что это за «священная земля». Договорились?

— Да, господин, — кивнул Миша, еще даже толком не понимая, на что он с такой легкостью соглашается.

И вот наконец над лесом пронеслась последняя той зимой снежная буря, и на бескрайние просторы России пришла весна. Потом на землю пролился первый весенний ливень, и леса начали одеваться зеленым великолепием. Мише не давали покоя одолевавшие его все это время странные сны: он видел себя зверем, стремительно бегущим вперед, пробирающимся сквозь темное лесное царство. И каждый раз он просыпался в холодном поту, дрожа от ужаса. Иногда он вдруг замечал, что то на руках, то на груди или ногах вдруг начинает показываться и тут же прячется обратно под кожу густая черная шерсть. Время от времени начинали болеть кости, как если бы они когда-то были сломаны и теперь начинали срастаться заново. И всякий раз, когда ему доводилось слышать доносившуюся издалека перекличку уходивших на охоту Никиты, Виктора или Ренаты, у него неизменно перехватывало дыхание и непонятная, ноющая боль пронизывала сердце. Превращение еще только ждало его, оно приближалось, надвигаясь уверенно и неотступно.

Роды у Алекши пришлись на самое начало мая. В ту ночь она извивалась и пронзительно визжала. Павла и Никита все еще держали ее, когда при тусклом свете дрожащего пламени перепачканные кровью руки Ренаты приняли наконец новорожденных — сразу двоих. Миша успел мельком взглянуть на них, прежде чем Рената, шепнув что-то Виктору, завернула тельца в лохмотья; один из малюток появился на свет без левой ручки и ножки, его маленькое, безжизненное тельце было сплошь покрыто язвами. На шейке другого трупика темнела тугая петля пуповины, и у этого совсем крошечного человечка были заметны когти и волчьи клыки. Лицо Алекши блестело от пота, но она тут же беспокойно приподняла, голову и нетерпеливо зашептала:

— Кто? Мальчики? Да? У меня мальчики?

Миша отвернулся и пошел к двери, прежде чем Рената успела ей ответить, а вслед ему теперь неслись безутешный плач и стенания Алекши. В полутемном коридоре он лицом к лицу столкнулся с Франко; тот грубо отпихнул мальчика в сторону и тут же заспешил прочь.

На следующее утро, когда взошло солнце, два спеленутых трупика отнесли в Сад. «Это Сад, — пояснила Рената, когда Миша спросил у нее об этом, — Сад наших покойных малюток». Путь туда оказался недолгим, не больше полумили, если идти к югу от белокаменного дворца.

Со всех сторон небольшую поляну окружали высоченные березы, а на мягкой, усеянной прошлогодними листьями земле камнями были отмечены могилы. Франко и Алекша опустились на колени и голыми руками принялись рыть могилы, в то время как Виктор стоял рядом, держа в руках завернутых в тряпки мертвых младенцев. Поначалу Мише казалось, что это несправедливо и слишком жестоко. Он слышал тихие всхлипы Алекши и видел, как слезы катятся у нее по щекам. Но не прошло и нескольких минут, как она перестала плакать и с еще большим усердием принялась разгребать руками землю. Именно тогда он понял, что таков закон стаи, вот так они хоронили своих собратьев: слезы их быстро высыхали, и из-под пальцев летели комья земли. Франко и Алекше было дозволено копать так глубоко, как они того пожелают, и затем Виктор положил тела младенцев в свежевырытые могилки, которые были тут же забросаны землей вперемешку с прошлогодними листьями.