Веселые и грустные истории про Машу и Ваню

И я сказал только:

– Поздравляю!..

Ну, я, конечно, вложил в эти слова, так сказать, частичку своей души. Был там все же, видимо, и оттенок «Ну я же предупреждал!».

Ваня в этот момент все еще смотрел вниз. От этого слова он вздрогнул, как от выстрела в спину, и медленно повернулся ко мне. Он понял смысл этой фразы гораздо глубже, чем я бы хотел.

– Ну что, идем в кино уже? – бодро спросил я.

Он молча надел кроссовки и вышел на улицу, молча сел в машину. Я надеялся, что он расплачется. Но он не уронил ни слезинки. Ни одной. Вообще.

Мы приехали в «Октябрь» и перед сеансом успели еще перекусить. Маша без умолку болтала, чувствуя неладное. Ваня молчал. Такое было в первый раз. Раньше он в такой ситуации все-таки предпочитал патетически разрыдаться. Ну, и быстро успокаивался. Я в очередной раз подумал о том, что мальчик быстро взрослеет.

Когда начался фильм, Маша, сидевшая справа от меня, вцепилась мне в руку и не отпускала уже до конца сеанса. Я полфильма думал о том, что придется ведь еще раз идти, потому что я половины сюжета не понимаю ввиду его особой закрученности и только чувствую, что все становится интереснее и интереснее.

Ваня сидел слева и постоянно успокаивал свою маму:

– Мама, не переживай, не надо! Наши все равно выиграют!.. Сейчас будет битва… У него сейчас упадет шпага… Вот, видишь!

– Ты что, смотрел?! – недоуменным шепотом спрашивала Алена.

– Да нет, это же понятно, и Макар рассказывал… Мама, не переживай!..

Успокаивал он, конечно, и себя тоже. Но не прежде всего себя.

А у Маши в тяжелые моменты, а их было полно, просто ручьем текли слезы. В голос она разрыдалась на весь зал, когда Уилл Тернер погиб. Она не могла с этим смириться. Она не перестала рыдать, когда он ожил. Для нее этот человек умер навсегда. И это была страшная потеря.

Их, по-моему, шатало, когда мы вышли из кинотеатра. Я думал о том, что на этот фильм не только детям до 12 нельзя, но и вообще всем, у кого есть сердце (в отличие от Уилла Тернера), не надо бы ходить на этот фильм, потому что страданий, уверен, всем нормальным людям хватает и в реальной жизни.

Но с другой стороны, думал я, как хорошо, что мы все приняли так близко к сердцу, потому что Ваня, я был уверен, теперь забыл про мое поздравление. Он, правда, шел к машине, все еще как-то искоса поглядывая на меня.

И тут я грохнулся со ступенек кинотеатра. Я как-то совершенно про них забыл. И я позорно слетел с них не то что запнувшись, а просто кубарем. Их там всего-то четыре или пять, и я все их пересчитал.

Было больно. Я поднял глаза. Надо мной стоял Ваня.

– Поздравляю! – что было сил счастливо крикнул он.

«А где право?!»

Маша призналась, что ей очень нужен велосипед. Не очень вроде бы давно я купил им самокаты взамен 4-колесных великов, но за полгода они, конечно, морально совершенно устарели.

Я сгоряча пообещал Маше, что куплю, куплю ей, ладно, куплю ей велосипед. Надо было, конечно, подождать до какого-нибудь более или менее праздника в их жизни – или хотя бы в моей. Но я, честно говоря, как-то устал сопротивляться их бесконечному давлению, этому непрекращающемуся круглосуточному натиску, целью которого являются: пираты, солдатики, жвачка «Мала-бар», кукла Братц, одеяло для Барби, боевой комплект че-репашек-ниндзя, гребешки для бэби-берна, радиоуправляемый Родстер Макларен…

– Папа, – сказал Ваня, – я без велика тоже жить не могу.

Я вздохнул.

– Когда? – спросил Ваня.

– Завтра утром, – сквозь зубы ответил я.

– И, папа, надо еще черепашку с синей ленточкой купить, – Ваня методично добивал меня, понимая, что я потерял способность к сопротивлению.

На следующий день мы пошли в «Детский мир», который находится в опасной близости от нашего дома.

– Папа, – спрашивал Ваня, крепко держа меня за руку (чтобы я не убежал), – а помнишь, мы сегодня утром в пиратов играли?

– Да, конечно, – сказал я.

– Хорошо играли, да? – переспросил Ваня.

– Да, мне понравилось, – искренне сказал я.

– А помнишь, в черепашек тоже поиграли? – попробовал он на ходу заглянуть мне в глаза.

– Помню, – беспечно подтвердил я.

– А помнишь, там одного не хватало? – спросил он. – С синей ленточкой.

– Да, – обреченно кивнул я, поняв наконец всю глубину этой интриги.

– А помнишь, ты сказал, что мы его купим в магазине? – все-таки счел нужным добраться Ваня до самой сути.

– Конечно, помню, – ответил я и все-таки не удержался и добавил: – И что?

– Да нет, ничего-ничего, – торопливо сказал Ваня, – просто напоминаю.

Маша молча шла рядом. Она страшно боялась, наверное, что мы можем на что-нибудь отвлечься и не дойти до магазина. Только в магазине она с облегчением посмотрела по сторонам и сказала:

– Ваня, смотри, какой красивый ремень!

– Та-а-к! – с отчаянием сказал я.

– Да я просто с Ваней разговариваю, – пожала плечами Маша. – Ваня, смотри, с сердечками, с бриллиантами…

Ремешок был, по-моему, предназначен для Барби. Или, может, для Маши. В конце концов, они сильно похожи.

– Ваня, ты купил бы этот ремень своей жене? – неожиданно спросила Маша.

– О да-а! – звонко крикнул Ваня.

– А своей сестре? – продолжила Маша.

Ваня посмотрел на меня. Я понимал, что Маша разговаривает со мной, а не с ним. Ваня это тоже понимал.

Наконец мы подошли к отделу, где продают велосипеды. К нам застенчивой походкой приблизился юноша-продавец и предложил свои услуги.

Услуги, которые он на самом деле мог предложить, оказывают, по-моему, другим людям в других местах. Я это как-то сразу понял и спросил, есть ли другие свободные продавцы. От этого вопроса он так искренне расстроился и так покраснел, что мне стало жалко его.

– Нам нужны два велосипеда, – сказал я, – мальчишечий и девчачий.

– А вот у нас есть два очень хороших велосипеда, – обрадовался он, – оба уже собраны, один для девочек, сиреневый, а второй… голубой.

Он несмело улыбнулся. Я отвернулся от него и начал рассматривать велики. Один, сиреневый, и правда был очень хорош: двухколесный, с переключателем скоростей, со стрекозами на рамах… Это был идеальный велосипед для Маши. Она это тоже сразу поняла и буквально вцепилась в него.