Веселые и грустные истории про Машу и Ваню

Я уже ничему не верил. Я проклинал себя за этот свой увлекательный рассказ о восковых фигурах, за этот роуминг. Я думал так: не может быть все хорошо, если Маша не может со мной поговорить, потому что это именно то, чего ей сейчас больше всего не хватает. Но она не может этого никому там сказать, потому что ей очень страшно – в том числе и сказать что-нибудь не так. Ведь она честно говорила мне, что ей очень страшно.

А она же именно обо всех своих страхах мне и хочет рассказать, я-то это знал точно. И чем чаще она набирает меня, тем ужаснее себя чувствует, потому что ответа каждый раз нет. Я знал это, потому все это я и сам чувствовал.

Я сделал ей роуминг, но телефон не работал. Учительница говорила, что Маша выключила и включила телефон, как я просил, но связи пока нет. И она даже дала Маше поговорить с мамой по своему телефону. Отвечала Маша как-то односложно и вяло. Я не успел выхватить трубку. Связь разъединилась.

Днем мы с Ваней пошли в кино, смотрели мультфильм из жизни пчел. Это было предательство по отношению к Маше, но я пошел на него, потому что Ваня должен был получить хоть какую-то компенсацию за то, что он не увидит Музей восковых фигур. Мы с ним договаривались, и все равно я чувствовал себя предателем. А Ваня, по-моему, нет.

Он, как обычно, запасся попкорном, кока-колой и расположился на своем первом ряду. Пока он смотрел кино, я, сидя рядом, набирал номер. Учительница сказала, что у Маши разрядился телефон. Она его заряжала.

Через полчаса Ваня тихо и даже как-то обиженно сказал:

– Пойдем отсюда.

– Тебе не нравится?

– Нет.

Я не поверил ему. Еще не было ни одного мультика, который Ваня не досмотрел бы до конца, тем более с кока-колой и попкорном. Просто не сделали еще такого мультика. И не сделают. Так я думал.

И вот теперь мы впервые в его жизни выходили из кинозала, когда все там оставались.

– Папа, – сказал Ваня, – только когда Маша приедет, мы досмотрим с ней этот фильм.

Я молча кивнул. Мне нечего было сказать. Ваня принял одно из самых главных решений в своей жизни. Он не стал смотреть кино без Маши.

При этом я считал, что мы все равно были предателями, но такими предателями, которые все-таки не смогли совершить подлость, насчет которой были уверены, что смогут ее совершить. И вот мы оказались лучше, чем думали о себе. И встали на путь исправления, потому что поехали домой, хоть и не выпуская из рук попкорна и кока-колу.

Дома я набрал Машин телефон и сразу услышал, безо всяких гудков, ее голос.

Она была в полном восторге. Они только что вернулись из Макдоналдса.

– Тебе плохо?! – кричал я. – Я приеду!

– Мне хорошо! – крикнула она. – Ты правда приедешь? Не надо. Я уже скоро вернусь.

«У меня не маленький мир»

Я не предполагал, что Ваня будет так скучать две недели без Маши. А последний день превратился просто в пытку. Дошло до того, что Ваня просто валялся на диване, уставившись в потолок, а рядом валяся его пиэспи с игрой в черепашек-ниндзя. Когда речь идет о пятилетнем мальчике, это просто невозможно себе представить. Лежал и смотрел в потолок. Такое теоретически может быть, если у ребенка сильная температура. Но тогда это должна быть действительно сильная температура. Нет, Ваня был здоров как бык.

Нет, он просто адски скучал и отказывался в этом признаваться. Он, наверное, не очень даже понимал, что с ним происходит, потому что раньше с ним этого никогда не было.

Он даже день своего пятилетия встретил прохладно, чего я уж совсем не ожидал. Безумие, связанное с этим днем, охватило его всего на несколько минут, когда утром мы вручили ему подарки. Это было то, чего он все-таки ждал чуть не целый год.

До Вани, кстати, дошло, хоть и не сразу, поздравление, которое отправил ему через Интернет один читатель с ником uriy k. Мне трудно сказать, откуда Юрий знает, когда у Вани день рождения, я не исключаю, что и сам когда-нибудь писал об этом, и вот когда до меня дошло поздравление Юрия, я его передал Ване. А там были такие слова: «Будь самим собой, то есть взрослым маленьким мальчиком в этом маленьком взрослом мире».

Это было не очень простое и очень теплое поздравление, Ваня его внимательно выслушал, а потом сказал:

– Папа, у меня не маленький мир.

И он пошел раздвигать границы своего и так не маленького мира, уставившись в окно, за которым соседекая кошка пыталась проложить себе дорогу в уже глубоком снегу.

Я согласился с Ваней и подумал, что Юрий-то имел в виду все-таки не его мир, а скорее мой, и что оставаться, вырастая, в этом мире маленьким мальчиком – это, конечно, чудесно, но крайне опасно, а в общем, это, если разобраться, какая-то совершенно безнадежная затея, и чем больше я об этом думал, тем больше расстраивался, что я таким мальчиком быть не могу, хотя все больше и больше с каждой секундой хотел, потому что я же надеюсь, что я на самом деле такой мальчик и есть и именно поэтому мне так хочется то, что категорически запрещено.

Когда ночью я попробовал разбудить Ваню, потому что пора было ехать в аэропорт, он даже, конечно, не шевельнулся. И я его понимал, можно сказать, как никто другой. Ваня был просто никакой. Разбудить его даже поздно утром – подвиг, который мы, как барон Мюнхгаузен, совершаем каждое утро. Правда, стоит вспомнить, как он засыпал пять лет назад, и на душе становится легче.

А потом я сказал:

– Ты что, не едешь в аэропорт встречать Машу?

Он не просто вскочил. Он взлетел над кроватью с закрытыми глазами и протянул ко мне руки, чтобы я надел на них рукава рубашки.

В аэропорт мы опоздали. Вернее, самолет прилетел раньше. В общем, я высадил его и Машину маму у входа, а сам еще несколько минут парковал машину. Когда я вошел в здание аэровокзала, все было кончено. Ваня стоял, держа в руке раскрытую упаковку сливок, какую дают в самолете к чаю, и как-то совсем неприлично улыбался. Он совершенно не умеет скрывать своих чувств (к сожалению, научится). Маша стояла рядом с ним и смотрела, чтобы он не облился, когда будет пить ее подарок.

На самом деле был только один способ, чтобы он не облился: ему не надо было давать эти сливки. Так что он тут же залил свою знаменитую куртку.

Эта куртка с капюшоном знаменита в кругу его семьи – тем, что застегивается от колен до лба и закрывает лицо точно так же, как противогаз. И там есть такие же стеклянные очки для глаз. В куртке они еще к тому же и затемнены. Даже полярник чувствовал бы себя в этой куртке неуютно, потому что она казалась бы ему преувеличенной защитной мерой от холода и у полярника все время было бы такое впечатление, что все вокруг только и думают о том, что этот полярник уже маленько спятил среди своих льдин.

Ваня, наоборот, чувствует себя в этой куртке очень уютно. То есть он в ней пытается смотреть мультики и даже обедать. Это, конечно, все происходит дома, потому что в детском саду этот мальчик живет, в общем, без искры в душе и в поступках. И очень хорошо.

И вот в этой куртке, одержимый искрой, вызванной трением капюшона куртки о мысль о приезде Маши, он решил встретить сестру в аэропорту. Он попросил застегнуть «молнию» прямо до лба, надел капюшон, дождался, пока Маша выйдет, и прорычал: