Весёлые и грустные странички из новой жизни Саньки М.
Шрифт:
– Да вот, здесь посёлок есть, возле него знак с ножами и вилками.
– Далеко?
– До обеда должны доехать, – подсчитал я, снимая бейсболку. Что толку от кепки, если каждый снимает её с тебя, и дёргает за волосы, проверяя, качественно ли приклеен парик? Надо ходить с непокрытой головой на солнышке, волосы выгорят, а ещё лучше обесцветить их.
– Мама Марина! – обратился я к маме Родика.
– Что, дочка? – с улыбкой обернулась она.
– Чем можно волосы обесцветить? Перекисью?
– Зачем тебе? – нахмурилась женщина, - У тебя вполне приятный цвет волос.
–
– У тебя и так волос начал выгорать, не стоит портить перекисью.
– Да я так, привязался этот…
– Понравилась, наверно! Может, у него дочка на тебя похожа! – хохотнул дядя Костя.
Да, думал я, не зря он гладил меня по голове. У девочек головка аккуратненькая, круглая, и шишки на лбу я видел только у Сашки Кислициной. А у меня непонятной формы голова, даже у пацанов редко такую угловатую встретишь. И чего ко мне пацаны вяжутся, когда я переодеваюсь в девчонку?
Подумав над этим, я пришёл к выводу, что привлекаю мальчишек именно тем, что я некрасивая получаюсь. К красивым девочкам они боятся подойти, а к таким уродинам, как я, запросто. Во-первых, такие девочки больше похожи на мальчишек, и предпочитают с ними общаться, во-вторых, им должно льстить внимание мальчишек, не будут нос задирать перед ними.
А если характер у некрасивой девочки подходит мальчику, возникает дружба.
Так я решил для себя. Иначе такой феномен нельзя было объяснить.
А девочки? Почему они со мной дружат? Тоже по той же причине? С Ниночкой всё ясно: любовь зла, полюбишь и козла. Но другие тоже не фыркают при моём появлении.
Ладно, будем считать, что есть во мне какая-то внутренняя красота.
Лиска хихикала над моими рассуждениями, а я невольно вспоминал её слова, когда Жорка называл меня невероятным уродцем: «ничего ты не понимаешь!».
– Сашка, ты где? – спросил меня Родька.
– Задумалась, - признался я, - знаешь, о чем?
– И о чём ты могла задуматься? – прищурился мальчишка.
– Почему я, такая некрасивая, привлекла твоё внимание? – в лоб спросил я. Родька, готовый было поиздеваться надо мной, растерялся, у него даже слегка отпала челюсть. Тётя Марина услышала, повернулась к сыну:
– Ну, что на это скажешь? Уела тебя девочка?
– Почему некрасивая? – пробормотал он, краснея, - Совсем даже…
И тут мы встали в очередь. Машины впереди стояли.
– Что за… - досадливо сказал дядя Костя, - Пойду, узнаю!
А я почувствовал неприятную сухость во рту. Что там, впереди? Проверка? ДТП?
Выглянув в окно, я прочитал дорожный знак: «д. Хмелёвка». Сходить бы, узнать, что там. Взять с собой Родьку, и сходить, потом подождать за затором, попивая лимонад, или квас.
– Впереди КП, у всех проверяют документы. Говорят, кто-то из зоны сбежал, - вернулся папа Родика.
– Дядь Костя! – попросил я, - Давайте, мы с Родиком сходим в деревню? Там узнаем, в чём дело, потом обойдём пост и дождёмся вас на остановке автобуса, в общем, за КП. Купим что-нибудь в магазине…
– Сгущёнку! – обрадовался Родька, довольный
возможностью размять ноги.– Дядь Кость! – предложил я, - Если у вас спросят, где ваши дети, спросите: «какие дети?». Если скажут, мальчик и девочка, ответьте, что высадили нас у Бурлящего ключа, и мы сказали, что пошли в сторону хутора Змеиный. Хорошо?
– Зачем это вам? – спросил дядя Костя, разглядывая наши хитрые мордочки, - В казаки – разбойники хотите поиграть? Или в шпионов?
– И в то, и в другое. Интересно ведь, чего ко мне тот милиционер привязался!
– Ладно. Спросят, ответим.
– Мы рюкзаки возьмём! – я отвязал свой рюкзак, вынул оттуда девчоночий, большой надел на Родьку.
– Зачем нам два рюкзака? – недоумевал тот, пыхтя.
– Пусть думают, что мы туристы!
– Особенно ты! В таких платьях только туристы и ходят.
– Это не платье, а сарафан!
– Какая разница?!
– Платье с рукавами, а это на бретельках, - показал я.
– Подумаешь! – протянул Родька, который, как и вчера, был в футболке и шортах. На головы мы надели бейсболки, мне он сдвинул козырьком назад, себе – на ухо. Обуты мы были в полукеды.
Мы прошли по обочине и сошли с насыпи по тропинке, ведущей в деревню. Потом тропинка вывела нас на просёлочную дорогу, ведущую к мосту. Возле моста стояла милицейская машина.
– Приехали, - тихо сказал я, останавливаясь.
– Ты чего? – удивился Родька.
– Милиция впереди.
– Ну и что? Папа же сказал, что кого-то ловят, зэки сбежали.
– Может, оно и так… - мне не хотелось идти к посту, но как это объяснить Родьке? К тому же, где-то искать брод? Что он подумает? Придётся рискнуть!
– Пошли! – я взял Родьку за руку, и мы весело пошли дальше, а Родька, вцепившись мне в руку, начал рассказывать, как ездил в прошлом году в деревню.
– Эй, ребята! – окликнул нас лейтенант. Мы вопросительно посмотрели на него.
– Вы местные?
– Нет, мы к бабушке приехали, - сказал я, – не стали ждать, пешком пошли.
– Взрослых не видели?
– Нет, - ответили мы.
– А детей?
– И детей не было.
– Ну, ладно, идите. Погодки?
– Родя меня на два года старше!
– Какие дружные! Даже не верится, что брат и сестра.
– Мы с детства дружим, - не моргнув глазом, соврал я.
– Идите уж, старички! – засмеялся лейтенант, которому было чуть больше двадцати.
Мы, к моему великому облегчению, пошли дальше. Я даже не спросил, по какому поводу тут устроили пикет.
Пройдя мост и выйдя на улицу, повстречали четверых мальчишек с удочками. Мальчишки были злыми. Возможно, потому, что на кукане у них висело только несколько гольянов, или пескарей. Не разбираюсь я в породах мелких рыб. Частик там, килька.
Зато мальчишки сразу признали в нас городских. Сами они были в обвисших голубых майках, полотняных штанах типа «шаровары», в засаленных кепках, и босиком. Возрастом от девяти до тринадцати.
– Ага!
– сказали они, - Городские прибыли! Ты иди, - сказали они мне, - а ты останься, разговор есть! – сказали они Родьке. Родька трусовато схватил мою в ладонь: