Вёшенское восстание

Условия командования Боковской конной группы в изложении Киреева звучали так: «Первым долгом, по случаю нашего перехода на левую сторону Дона, чтоб в Вёшенской все камяги (лодки. — А. В.)были в полном нашем распоряжении; бои сейчас же прекращаются; наступать не должны обе стороны», в станицах будет оставлено по 50 вооруженных казаков и красноармейцев, в хуторах — по 25. То есть командование Боковской группы было как бы согласно с условиями, выдвинутыми повстанцами (оставить в хуторах и станицах «для порядка» поровну казаков и красноармейцев, а остальным идти на фронт под Новочеркасск), но для гарантии требовало сдачи мятежниками ключевых пунктов — станицы Вёшенской и переправ.

Киреев пообещал доложить об этих условиях полку и в сопровождении 13 конных красноармейцев был направлен на аванпосты для размена.

Возвратившиеся «из гостей» матросы доложили, что у противника перед фронтом конной группы в хуторах Лученском, Нижне-Кружилинском и Каргине по одному полку в три сотни, сотни — 50–40 человек, на три человека по две винтовки, патронов — 5–7 обойм на человека, получают патроны из Воронежа и Калача (этот факт Прибоченко особо отметил в докладе). «Большинство кадетов-казаков, старики из кулаков, твердо держатся — одни монархии, другие — кулацких советов, среди них имеется беднота, которую держат кулаки при помощи запугивания расстрелами, грабежами и пр. У казаков имеются офицеры, хотя командные должности выборные на сходе; при наших разведчиках состоялся митинг, было течение — кончить восстание сдачей, должны были выбрать делегатов в другие полки; старики-монархисты одерживали верх, когда наша разведка была удалена от собрания казаков…» [305] Тут Прибоченко ударился в другую крайность и отметил в докладе:

305

РГВА. Ф. 192. On. 1. Д. 48. Л. 112 230

«На основании этих материалов полагаю, что течение на сдачу не может иметь практического для нас значения, хотя мы будем углублять раскол среди кадетов воззваниями и газетами», а как получим патроны, «пойдем выкуривать кадетскую рвань пулей и огнем, я намерен уничтожить огнем места прикрытия казаков — хутора Лученский, Грушевский, Латышев, а скот весь конфисковать…

4/V. Прибоченко».

Однако патроны запаздывали, да и срок, данный казакам на раздумья, истекал лишь 5 мая. Так что были еще попытки повстанцев продолжить переговоры. Тем временем повстанческое командование начало переброску в район переговоров надежных частей.

Со своей стороны казаки стали стягивать силы на пути наступления экспедиционных войск 8-й армии. 21 апреля (4 мая) 2-я повстанческая дивизия получила приказ стянуть пехоту в хутор Ейский и поддержать набег 3-й дивизии на хутор Варваринский, который намечался на 3 часа ночи с 21 на 22 апреля (4–5 мая).

Набег (атака 3-й Казанской дивизии через Дон на Варваринский и налет мигулинцев на обозы) состоялся, но был отбит 103-м полком красных.

5 мая ярые контрреволюционеры, встревоженные переговорами и пассивностью повстанческого командования, направили к белым двух гонцов — К. Е. Чайкина и Г. А. Мирошникова от Казанской и Мигулинской станиц. Повстанцы везли просьбу «дать им вождей», а заодно патроны и деньги.

Уполномоченный от ЦК и СТО Белобородов о переговорах с повстанцами вообще не знал. Он мыкался в поезде по разбитым веткам между группировками экспедиционных войск и слал Ленину телеграммы о плохом состоянии железных дорог.

Обострился конфликт в Боковской конной группе. Несдержанный Прибоченко, опасаясь шпионажа, поймал в здании штаба местную жительницу, некую «урядничиху Боркунову», которая ошивалась там «по своим делам», и выгнал ее плетью. Мухоперец пригласил фельдшера, и тот освидетельствовал потерпевшую. «Коллегия коммунистов Морского и Интернационального батальона на общем собрании 5/V постановила создать следственную комиссию из коммунистов и одного представителя местного исполкома по жалобе гражданки Боркуновой», на теле которой обнаружили 10 полос.

Перепуганный Прибоченко написал в РВС армии: «…Доношу, что штаб группы «своих людей» начал поход против меня способом интриг среди красноармейцев… Считаю свое пребывание на должности полезным при условии роспуска «штаба своих людей»…»

Между тем в верхах решался вопрос о переговорах с мятежниками. Член РВС фронта и 9-й армии И. И. Ходоровский получил донесение Прибоченко 3 мая, но хода делу не давал, изучал обстановку.

К переговорам советское командование готовилось. Среди мятежников распространялись листовки с призывом: «Так лучше опомнитесь теперь, выдайте всех офицеров, зачинщиков, подстрекателей». Естественно, сдаче в плен сопутствуют переговоры в той или иной форме, так что штаб эксвойск не удивился стремлению мятежников вступить в контакт, но от казаков ожидались несколько иные предложения.

5 мая Мухоперцу и Прибоченко прислали шифровку: «До представления казаками официального заявления в письменном виде с Вашей стороны переговоров быть не должно. Никаких политических вопросов самостоятельно не разрешайте, обращайтесь в Реввоенсовет. Ходоровский… Никаких чрезмерных обещаний казакам не давайте. Княгницкий… Ни под каким видом не втягивайте красноармейцев в те или иные переговоры, о всяких шагах должны знать т. ком. группой Мухоперец и комиссар т. Прибоченко и лица ком. состава не ниже полковых комиссаров».

5 мая Ходоровский направил донесение из конной группы телеграфом вверх по инстанциям: «Троцкому по месту нахождения, Москва, Совнарком, Ленину, РВС Южного фронта, Козлов…» Ответ из РВС Южного фронта пришел поздно ночью. Гиттис и Сокольников дали четкие инструкции: «Переговоры с Прибоченко пока имеют лишь вид маневра со стороны повстанцев… Продолжение переговоров не должно никоим образом останавливать нашего наступления. Это приказываем категорически. Если будут продолжаться переговоры, они должны вестись только с теми частями повстанцев, которые находятся непосредственно на боевом участке. Переговоры могут сводиться только к предложению сдаться в 24 часа на условиях выдачи командного состава, сдачи оружия и лошадей. Сдавшимся гарантировать сохранение жизни. При заявлении о желании вести переговоры от общего имени всех мятежников разрешается предложить посылку делегации в Ревсовет 9. Делегации гарантировать неприкосновенность, но военные действия ни в коем случае, никоим образом на фронте не останавливать». [306]

306

РГВА. Ф. 192. On. 1. Д. 113. Л. 469.

Дошли ли эти донесения до В. И. Ленина — неизвестно. Во всяком случае, в Биохронике о них не говорится. Зато известны две телеграммы Ленина от 6 мая: 1) Белобородову — «Крайне удивлен, что и во второй Вашей телеграмме ни слова о ходе порученного Вам дела. Ускорение абсолютно необходимо. Спешите и подгоняйте всех. Отвечайте подробнее»; 2) Сокольникову и Колегаеву — «Промедление с подавлением восстания прямо-таки возмутительно. Сегодня видел известие, что подавление не подвигается. Необходимо принять самые энергичные меры и вырвать с корнем медлительность. Не послать ли еще добавочные силы чекистов? Телеграфируйте подробнее. Проволочка с восстанием нетерпима». [307]

307

Ленин В. И.Полн. собр. соч. Т. 50. С. 306–307.

Условия РВС Южного фронта были переданы повстанцам. Сдача на условиях выдачи командного состава повстанческому руководству не улыбнулась. Отныне его ориентация резко изменилась. И все же часть повстанцев была готова продолжить переговоры и положить оружие.

23 апреля (6 мая) бои на повстанческом фронте вспыхнули с новой силой. Прибоченко доносил: «В наше наступление 6 мая к нашему разъезду вышел навстречу делегат от казаков, его направляют сегодня в РВС 9 для информации. В тот же раз выходила колонна казаков, как выяснилось потом, для сдачи, но наш пулемет и артиллерия обстреляли их на расстоянии 400–600 шагов, после чего завязалась перестрелка с обеих сторон из ружей и артиллерии». 14 повстанцев было убито.

Повстанцы, видимо, были в смятении. В полках начались перевыборы командного состава. Так, 23 апреля (6 мая) был избран новый командир Мигулинского пешего полка — хорунжий П. С. Прибытков.

Сотрудники ЧК Смирнов и Балакирев сообщили, что восставшие желали послать своих представителей во ВЦИК для объяснения, но нашим штабом переговоры были запрещены, причем казачьи делегаты «понесли поранения» нашими снарядами, после чего «поклялись переговоров не вести и умереть всем с честью».