Весна, которой нам не хватит

Визитёр явно не ожидал чужаков, во всяком случае, не похоже, чтобы уж очень таился. Дверь открылась, и он – а точнее, она – просто вошла, не оглядываясь настороженно, не озираясь, не стараясь приглушить шаги.

– Кс-кс-кс, – позвала женщина, выглядывая в окно. – Ксюта? Ксюта, девочка моя…

Кошка громко муркнула и спрыгнула с кровати, принялась наворачивать круги вокруг малье… нет, скорее, мальи. Старше меня лет на десять, темноволосая, стройная, одета аккуратно, но просто, женщина развернула свернутую конусом мятую газету с каким-то тёмным содержимым, положила на пол: кошка подбежала и принялась есть, тощий хвост возбуждённо подрагивал из стороны в сторону.

– Добрый день, – Эймери сделал шаг вперёд, загораживая дверной проём, а женщина вздрогнула от неожиданности, но не вскрикнула и попытки сбежать не сделала. Повернулась к нам, демонстрируя простое, но симпатичное ненакрашенное лицо, бледное и слегка припухшее, как иногда бывает у людей с больными почками… или после бессонной ночи и долгих рыданий. – Малья Самптия, как удачно, что вы заглянули именно сегодня!

– Простите… - женщина переводила взгляд с Эймери на меня, обеспокоенно, но без паники. – Я зашла покормить кошку.

– Понимаю… очень сострадательный поступок. Уделите мне, то есть нам несколько минут, малья, прошу вас. Есть несколько вопросов касательно вашего бывшего работодателя.

Самптия, Самптия… та самая экономка и по совместительству «близкая подруга», как дипломатично высказалась бы мама, не преминув закатить при этом глаза. А ведь Эймери каким-то образом считывал воспоминания вещей, в которых эта малья была далеко не в самом пристойном виде… эта мысль мне не понравилась, я отлепилась от стены и встала рядом с Эймери.

– Да-да, конечно… – чуть растерянно ответила женщина. – Правда, я обо всём уже говорила с полицией и не раз, но…

– Я не из полиции, – улыбнулся Эймери. – Расследованием убийства мальёка Симптака занялся особый отдел Сената… Вы лучше ориентируетесь в доме, где можно будет поговорить с наибольшим комфортом?

– Пройдёмте на первый этаж, – ответила экономка. Я не была таким уж знатоком человеческих эмоций, и всё же могла бы поклясться: она нервничала, но не боялась и вряд ли что-то скрывала. А вот Эймери отчего-то горел желанием поговорить с ней.

…надеюсь, всё-таки не из-за интимных воспоминаний наволочек и простыней.

***

Малье Самптии оказалось всего двадцать семь лет. Вдова, её первый муж погиб шесть лет назад, детей у неё не было, кандидатов во вторые мужья – тоже, одним словом, ничего не препятствовало роману с хорошим образованным человеком, платившим ей приличное жалованье – несмотря на возникшие личные отношения, малья Самптия продолжила выполнять свои рабочие обязанности. Вероятно, ей казалось, что таким образом деньги она получает за дело, а отношения – результат исключительно взаимной симпатии, не имеющей никакой финансовой подоплёки.

Мальёк Реджес, по её словам вёл замкнутый образ жизни: помимо работы он практически никуда не ходил и к себе никого не приглашал. По словам мальи, хозяин нередко обсуждал с ней рабочее расписание и свои планы на день, так что она могла поручиться: никакой второй тайной жизни у него в последние два года точно не было.

– Совсем никуда не выходил? – изумилась я. – Но…

Насколько я помнила своего преподавателя по лайгону, он производил впечатление общительного, разговорчивого и довольно активного человека.

– В магазины за продуктами ходила я, – ответила бывшая экономка. – Оплачивала счета и прочее по мелочи. Что касается одежды – она изнашивалась не так уж часто…

– Может быть, к нему кто-то приходил? Студенты, коллеги... друзья? – я хотела добавить "женщины", но осеклась. Да, наше общество стало куда терпимее, но всё же состоящие в близких, но не зарегистрированных отношениях люди вызывали какую-то оторопь, и я не знала, можно ли это открыто обсуждать вслух или следует подбирать слова осторожнее. Было неловко. Вдвойне неловко из-за того, что Эймери рассказывал когда-то о своей матери.

– Практически никто, – вздохнула малья Самптия. – Редж... я хочу сказать, мальёк Симптак говорил, что ему хватает общения на работе, а здесь он хочет отдыхать, быть в покое. Со мной и Ксютой, – она слегка покраснела, и надо сказать, румянец ей шёл.

– Ксюта? – приподнял Эймери брови.
– Ах, да... кошка.

– Да, он её очень любил.

– Не скажешь по её виду

Самптия опять вздохнула.

– Да, я не смогла забрать её сразу... мой-то дом во Флоттервиле, а родня против животных в доме, так что...

– Нет, я имел в виду вот эти ожоги.

Женщина пожала плечами.

– Не знаю, откуда они, но Редж точно не был к этому причастен, уверена, очень её любил, иные так и детей не любят.

– А почему у него не было детей? – я всё же пересилила себя и задала этот вопрос. Эймери бросил на меня странный взгляд, а малья снова покраснела.

– Понятия не имею.

– Ну, хорошо. Коллеги, друзья не приходили... А родственники?

– Насколько я знаю, они проживали в другом городе. Впрочем, один раз приезжали сестра с мужем, это было года полтора назад. Пробыли недолго, они с Реджем, кажется, немного повздорили, но причины мне неизвестны. Мы никогда не обсуждали его семью.

– И всё? – Эймери вдруг протянул руку и погладил малью Самптию по предплечью. Меня передёрнуло от этого жеста, и даже понимание того, что он не пытается заигрывать с ней, а работает, не особо изменило ситуацию. – Расскажите нам про того незнакомца, которого вы встретили недавно у дома.

Малья вздрогнула, но отмалчиваться не стала.

– Да, был один человек… Приходил уже после того, как Реджа не стало. Интересовался домом. Тем, кому достанется дом.

– А, действительно, кому достанется дом? – эхом повторила я. – Вероятно, той самой сестре? Или родителям?

??????????????????????????

– Ближайшим кровным родственникам, если нет завещания, – кивнул Эймери. – А оно, возможно, есть. И это может стать мотивом для убийства заинтересованного лица, верно?

– Какое завещание?!
– вспыхнула малья Самптия. – Я ничего об этом не знаю!

– Верно, не знаете, потому что в случае наличия оглашено оно будет только после окончания следствия.

Я постаралась сделать максимально невыразительное лицо, но мысли закрутились в голове. Логично завещать дом единственному близкому человеку, если нет детей и с роднёй не в ладах. Отсюда следующий шаг: логично избавиться от хозяина, не предлагающего законный брак, и стать единоличной владелицей дома. Эймери вроде бы говорил, что у экономки есть алиби, но вдруг оно фальшивое..?