Весна, которой нам не хватит

***

Две недели прошло, и в понедельник двадцать четвёртого апреля я вскочила ни свет ни заря, буквально удерживая себя за руки и за ноги, чтобы не побежать. Нет, надо дождаться, надо быть гордой и всё такое... Но вот постепенно проснулись соседки, вот прошёл завтрак, вот начались занятия – Эймери не появлялся.

И на занятие по лайгону снова пришёл не он... Моё эйфорическое нетерпение сменилось тревогой, тревога – отчаянием, и я вышла с занятия, отпросившись якобы к целителю с больной головой. А сама пошла в сад. Не к деревьям с молодыми тугими клейкими почками в обрамлении клумб с первоцветами, а в свой любимый мёртвый садик.

И увидела там Аннет. Помедлила немного, раздумывая, нарушать ли её уединение: подруга никогда раньше не прогуливала занятия так откровенно, и лирическая задумчивость, созерцание сухоцветов в одиночестве, ей никогда не были свойственны. Однако это была именно Аннет, роскошные чёрные волосы уложены на затылке, широкие рукава лёгкого весеннего плаща сползли чуть ли не до локтей, и видно, как обвивает тонкое запястье коралловый помолвочный браслет.

– Привет, – не оборачиваясь, бросила подруга. – Почему не на занятии?

– Голова болит.

Аннет вдруг резко обернулась и смерила меня изучающим взглядом с головы до ног.

– Странно. Судя по всему, такой полезный орган у тебя отсутствует напрочь.

– Ты о чём?

Конечно, уже было понятно «о чём», но я всё ещё делала вид, что не понимаю. И где-то в глубине души чувствовала облегчение: пусть оно случится само, пусть все всё узнают, и моё малодушное молчание, больше похожее на враньё, закончится.

– О том черноволосом молодом человеке, с которым ты целовалась у всех на виду. Мне стоило огромного труда никак не выдать своего удивления, когда Вирит поведал мне об этом, более того, я сказала, что ничего особенного в проявлениях чувств между женихом и невестой нет. Но я не знаю, как убедить его потерять память, когда однажды он и Армаль столкнутся лицом к лицу. И поверит ли он, что «черноволосый» я просто не услышала.

– И не надо. Не надо никого ни в чём убеждать.

Аннет покачала головой. Какая-то она была странная, притихшая, не похожая на саму себя. Привычная, знакомая Аннет давно бы откусила мне голову от возмущения и любопытства, завалила бы вопросами и советами, а эта молчала и думала.

– Играешь с огнём, Хортенс.

– Моя стихия. И… ещё раз прости за тот случай с Дикьеном.

– Ты всегда жалела убогих, – фыркнула Аннет, а потом вдруг улыбнулась, печально и задумчиво, так, что её всегда надменное лицо совершенно преобразилось. – Он забавный. Но это ничего не меняет.

Она была бы удивлена, если бы знала, что несколькими днями ранее Леа, скверная и неблагородная, говорила мне то же самое. Но если ничего не изменить – зачем тогда вообще это всё?

Мне так хотелось думать иначе.

Глава 32. Такие разные одиночества

В среду двадцать шестого апреля после занятий я пошла к директрисе требовать – ну, ладно, просить – отчёта (ну, ладно, хоть каких-нибудь крупиц информации) о том, куда подевался Эймери. Должна же она была хотя бы знать, когда вернётся преподаватель! Если вернётся… Паника, нарастая день ото дня, скручивала меня изнутри, перемалывала внутренности. «Вот вернись только, я тебе…Просто вернись. Пожалуйста. Даже если только на месяц, я согласна на всё. Пожалуйста. Пожалуйста…»

Я твердила свою немудрёную молитву на пути к директорскому кабинету. В честь успешного окончания аттестации малье Лестор милостиво дала мне отпуск на целую неделю – а лучше бы не давала! Не занятая работой голова была переполнена тревогами.

Дверь в кабинет оказалась не заперта, и я решила не стучаться – в конце концов, отпуск отпуском, но это же моё рабочее место, а потому я могу зайти, что в этом такого особенного?

И я открыла дверь, уловила краем глаза какое-то смазанное движение впереди, и не иначе как чудом пригнулась. Прямо над моей головой со свистом пролетела увесистая чернильница. Раздался ожидаемый грохот: орудие секретарского труда угодило в примостившийся на крючке в стене прямо напротив кабинета цветочный горшок. Я посмотрела на глиняные черепки, россыпь земли на полу и представила на их месте свою бедовую голову.

– Закрой дверь с той стороны! – раздался голос директрисы. Я помялась на пороге, а потом решительно проигнорировала указание сошедшего с ума начальства и принялась собирать разбросанные по полу документы и папки. Собрала стопку и положила её на стол, стараясь не смотреть на сидящую за столом малье Лестор, растрёпанную и заплаканную.

– Ну, чего тебе надо? – выдохнула она. – Иди, отдыхай. Наработалась уже.

– Так и вам бы пойти, – осторожно заметила я, покосившись на подозрительно полупустую флягу. Содержимое фляги тоже внушало некоторые подозрения. – Я могу чем-то помочь?

– Можешь. Оставь меня одну!

В кабинете царил беспорядок, и я принялась возвращать на место раскиданные в явном приступе истерики вещи.

– Почему вы не идёте домой? – зря я к ней прицепилась, но наша всегда такая безукоризненная директриса, будучи всклокоченной, с тёмными следами туши под глазами и размазанной около рта помадой, невольно вызывала жалость. Кротовы взрослые! Вместо того, чтобы заручиться их советом, их же приходится и утешать.

– Там никого нет, – глухо ответила малье Лестор.

– Здесь тоже.

– Здесь не так. Одиночество дома и одиночество на работе – это совершенно разные одиночества! Ты ещё молода и ничего не понимаешь. И, даст Огненная лилия, не поймёшь. Здесь и не должно никого находиться в это время. А дома… должна быть семья. Если её нет, пустота болит, как ампутированная рука. Фантомная боль.

– Разве пустота может болеть?

– Ещё как.

Я подумала, что именно это и чувствовала сейчас, в отсутствие Эймери, и села в кресло напротив.

– У вас же есть муж?

– Муж… Что муж. Берт Лестор старше меня почти на пятнадцать лет. Он дал мне многое, вытянул из пропасти отчаяния после предыдущего брака. Дал это место – у него большие связи в Сенате. Но я у него шестая жена, - она горько рассмеялась. – Надолго его страсти не хватило. Он сразу предупреждал… Так что официально мы ещё не разведены, у нас прекрасные… дружеские отношения, но дома он меня не ждёт. Никто не ждёт. Сегодня день рождения моего сына. Мог бы быть.

– Но у вас есть ещё родственники, – тихо сказала я. – Родители… братья или сёстры.

– Им на меня наплевать.

– Сделайте первый шаг!

– Уже делала. Правда, бывший муж недавно приходил, просил денег, – она пьяно захихикала.

– Вы же ещё не старая. Почему вы зачеркиваете своё будущее?

– Нельзя строить дом на яме. Ладно, забудь. Ты-то что хотела?

– Отпроситься на завтра, – почему-то я не рискнула спрашивать об Эймери.

– Хоть до экзаменов гуляй, – вяло кивнула директриса. – Невеста…

***

– Вы к кому? – строго спросил меня молоденький охранник на входе в Сенатский цилиндр. – Представьтесь, пожалуйста.