Весы смерти (Смерть и золото)

Громко гогоча, юный баронет взял карты и посмотрел на них. Следующий приступ хохота оборвался на середине, веко баронета задергалось, будто верша любовь с его носом. На противоположном конце стола с присвистом вдохнул плантатор и тут же поспешно закрыл свои карты, прижав их обеими руками к столу. Справа от Джейка засияло, как полированная желтая слоновая кость, лицо гражданского чиновника, пока он разглядывал карты, с его лысеющего лба сбежала капля пота, скатилась по носу и, незамеченная, сорвалась на крахмальную манишку.

Джейк посмотрел в свои карты, увидел краем глаза трех дам, вздохнул и начал свой рассказ: – Когда я был первым механиком на старой посудине «Харвест Мэйд», которая стояла на приколе в Колуне, шкипер привел на борт замечательного паренька, и мы все засели играть. Ставки росли и росли, так что к полуночи у этого парня на руках было целое состояние.

Джейка явно никто не слушал, все были слишком погружены в собственные карты.

– Под конец у шкипера оказались четыре короля, у меня – четыре валета, а доктор остался всего-навсего с четырьмя десятками.

Джейк переложил своих дам и умолк, пока Гарет Суэйлз выполнял заказ гражданского чиновника на две карты.

– Парень взял себе одну карту из прикупа, – продолжил Джейк, – и ставки полезли вверх как сумасшедшие. Мы ставили все, что у нас было… Спасибо, друг, я тоже прикуплю две карты.

Гарет бросил ему две карты через стол, Джейк, перед тем как взять их, положил на стол свои.

– Так вот… Как я говорил, мы поставили все, чуть ли не до подштанников. Я слегка перевалил за тысячу баксов…

Джейк взглянул на полученные карты – и едва подарил улыбку. Все дамы были теперь у него. Четыре прелестные дамы, как одна.

– Мы только вздохнули, мы заложили свое жалованье, а парню хоть бы что, свою ставку он не поднимал.

Гарет дал одну карту пэру, другую взял себе. Сейчас они уже слушали, переводили глаза с его губ на свои карты.

– …Ну, а как подошла пора открываться, мы только поглядывали друг на друга через банк, который вырос до потолка, а он тут– р-раз, и выдал нам полный флеш. До сих пор перед глазами стоит: три и восемь, трефы. Мы со шкипером полсуток в себя приходили, а потом додумались, что дело нечисто, такое само собой случиться не может, вероятность тут один к шестнадцати миллионам. Все говорило против того парня, и мы пошли навестить его. Нашли мы его в старом отеле «Пенинсьюла», где он тратил наши кровные денежки. Мы тогда готовились выходить в море. Котлы были еще холодные. Мы посадили его на один из них и раскочегарили! Конечно, пришлось его привязать, и через несколько часов его ягодицы поджарились как каштаны.

– Боже мой, – воскликнул юный баронет, – какой ужас!

– Совершенно с вами согласен, – кивнул ему Джейк. – Ужас, как он навонял у меня в машинном отделении.

Над столом повисло тяжкое молчание – все чувствовали, что ситуация стала взрывоопасной, что обвинение предъявлено, только большинству оставалось неясно, в чем и кого именно обвиняют. Они прикрылись картами, как щитами, подозрительно поглядывая друг на друга. В этой уютной комнате атмосфера настолько сгустилась, что сидевшие за другими столами невольно оторвались от игры и переглянулись.

– Я полагаю, – протянул Гарет Суэйлз столь отчетливо, что слова его были слышны в самом дальнем углу, – мистер Бартон хочет сказать, что здесь кто-то мошенничает.

В такой обстановке жесткое слово прозвучало так неуместно, оно было чревато столь опасными последствиями, что у этих сильных мужчин перехватило дыхание и кровь отлила от лица. Мошенничество! В клубе! Легче выслушать обвинение в супружеской измене или в вульгарном убийстве.

– Должен признаться, я вынужден согласиться с мистером Бартоном.

В ледяных голубых глазах вспыхнули гневные огоньки, и Гарет поспешно обернулся к ошеломленному члену палаты лордов.

– Я бы желал, если вас это не затруднит, разумеется, ознакомиться с точной цифрой вашего выигрыша.

Голос его прозвучал как удар хлыста. Пэр на мгновение оцепенел, потом полиловел и сердито заквохтал:

– Сэр! Как вы осмеливаетесь… Боже мой! Сэр!

И он, ошеломленный оскорблением, задыхаясь, вскочил.

– Держи его! – крикнул Гарет и одним движением опрокинул тяжелый тиковый стол.

Плантатор и гражданский чиновник были придавлены большим столом, фишки слоновой кости и карты рассыпались по полу, и теперь никому на свете не удалось бы установить, какие именно карты Гарет сдал себе.

А Гарет склонился над упавшими игроками и крепко ухватил юного пэра за левое ухо.

– Мошенник! Вот вам, мошенник!

Юнец взревел как бык и поднял свой полновесный кулак, от которого Гарет легко увернулся, зато секретарь клуба получил между глаз, когда попытался вмешаться.

Началась драка, остальные члены клуба поспешили на помощь секретарю.

Джейк рванулся к Гарету через внезапно забурлившую свалку.

– Не он, а ты! – крикнул он злобно, хватая «приятеля» за руку.

В комнате собралось сорок членов клуба. Лишь один человек – Джейк – был не в той вечерней униформе, которая указывала на принадлежность к клубу, а в мешковатом молескиновом костюме, и вся свора кинулась на него.

– Лучше оглянись, приятель, – дружеским тоном предупредил Джейка Гарет, когда Джейк схватил его за лацканы смокинга.

Джейк обернулся, чтобы встретить натиск разъяренных членов клуба, и его кулаки, только что метившие в майора Суэйлза, обрушились на атакующих. Двое упали, но остальные продолжали наседать.

– Валяй, круши! – весело подбодрил его Гарет. – И да будет проклят тот, кто крикнет: «Хватит!».

Каким-то чудом в руке у него оказался бильярдный кий.

Теперь Джейк был почти погребен под курганом вечерних костюмов. Трое оседлали его со спины, двое вцепились в ноги, а один повис на его руках.

– Идиоты! Не меня надо бить, а его!

Он пытался указать на Гарета, но обе его руки были зажаты как в тисках.

– Совершенно верно, – согласился Гарет. – Грязный мошенник!

И он с невероятной ловкостью пустил в ход бильярдный кий. Толстым концом он с силой колотил им по головам хорошо одетых джентльменов, оседлавших Джейка. Они отпрянули, а освобожденный от их веса Джейк снова повернулся к Гарету.

– Послушайте же… – начал он, продвигаясь вперед, несмотря на вцепившихся в его ноги членов почтенного заведения.