Ветер Безлюдья
Шрифт:
Андрей задумчиво кивнул. С его слов — убийства вообще не было. Я хотела спросить — пересматривал ли он то старое дело, ведь сам полицейский, доступ есть, имена свидетелей есть…
— Теперь я понимаю, почему документы так вымараны. Ювенальная защита, секретность, никаких имен — только само имя жертвы и имя осужденного по делу. Даже отца, матери или меня нет среди допрошенных в протоколе. Там вообще практически все отсутствует.
— Ты можешь выяснить подробности у родителей… они живы?
— Отец нет, давно умер от алкоголизма. Мать в хосписе, последняя стадия рака. Она не сможет рассказать.
Андрей сказал это просто, без колебаний, как если бы на самом деле рядом стояла не чужая и малознакомая, а давняя подруга, или даже родственница. И поделиться можно.
— Сочувствую…
Я опять подумала, что если бы у меня был брат, он был бы именно таким. Я улавливала нечто общее, и оно сходилось именно на этом старом заброшенном городе. Трущобы. Дома. Поиск утерянного. Опека над кем-то, в ком нет силы жить без помощи, а у него — при смерти.
— Андрей, я не обещаю, что смогу вывести тебя на кого-то из своих новых знакомых там, в… светлых местах. Но как только что-то узнаю о Колодцах, — так их называют местные, свяжусь, позвоню, сделаю все, чтобы помочь с их поисками.
— Не сомневаюсь. Спасибо, Эльса.
Мы развернулись и пошли обратно к началу бульвара.
— Как ты думаешь, те двое, что пытались следить за тобой — из Колодцев?
— Не уверена. Но все может быть. Откуда-то они в курсе, что через меня можно выйти на Гранида. Их цель — он.
— Пока дело Горна не закрыто, идет следствие, вся информация засекречена. То, что ты оплатила лечение, дала регистрацию — нет ни в одной базе данных. Тебя хоть кто-то в ту ночь видел, когда ты ему скорую вызвала?
— Нет.
— Парня вычислить не удалось — через турникет он прошел призраком. А вот девушка с персоником. Она засветилась. Карина Миллер. Айтишница в соцслужбе, уволилась три года назад, нигде не числится, зарегистрирована по адресу служебной комнаты в малом кольце полихаусов. Ни найти ее, ни допросить я не могу — она исчезла с радаров. Последний след — как раз посещение метро в тот вечер, когда вели тебя. Что еще интересно… с трудом, но я нашел еще одну запись ее поездки в метро, в декабре.
— И что там интересного?
— Куртка. Серо-голубая с красными вставками, — именно такая была надета на Горна в ночь его побега из притона. Он пока вспомнить не может, но складывается картина, что именно эта девушка ему помогла, и для хоть какой-то теплоты, поделилась одеждой. Я отправил Карине уже три запроса с просьбой прийти для дачи показаний по делу Гранида Горна, как свидетельнице, но там тишина. Даже пеленгация не срабатывает, персоника как нет.
— Она тоже стала системным призраком?
— Ушла в подполье, уверен.
— Андрей, — не сдержала я любопытства, — если Гранида хотели убить, зачем такие сложности? Я не понимаю. Его город от Сиверска далеко, данные о личности удалить еще сложнее. Зачем так? И даже если здесь — не проще ли было вколоть тот же «зверобой» или двойную «орхидею» и выбросить тело в восточных кварталах?
— Причина — деньги. А способ… на это ответа нет. Изуверский, уродский, пыточный способ — надо спросить заказчика, за что он так хотел заставить его страдать перед смертью.
Лихорадка не сахар, болезнь мучительная. Да и подсадка на наркотик — это минуты эйфории и часы боли после. К счастью, один плюс вещества, — обратимость, возможность излечения.— Это страшно…
— Не верится, да, что в нашем мирном и тихом городе может такое твориться?
— Верится. Но прежде жизнь как-то шла в стороне.
— Ему с тобой повезло. И мне повезло — он ценный свидетель, у него есть шанс вспомнить все, что он там видел и слышал, потому что «незабудки» попало мало, она должна пройти. Я бы его лечение оплатить не смог при всем желании, я нищий. А так — он должен быть благодарен за вторую жизнь. Этой Карине, и тебе.
— Сдалась мне его благодарность… — вздохнула я.
Мы почти вернулись к площадке входа на станцию, и Андрей, еще не переходя границу трущоб, остановился и протянул мне свою ладонь для рукопожатия:
— Выходит, друзья?
— Да. — Я протянула свою и мы пожали друг другу руки.
— По личному номеру я всегда на связи, не стесняйся. И Тимура подключим, уверен, что на него можно рассчитывать. Старую историю нужно прояснить. Его родители тоже уже ничего не расскажут — мать умерла когда ему было пять, отец в тюрьме от болезни, бабушка, у которой он воспитывался после — вряд ли в курсе. Я уже наводил и о нем справки.
— Может быть, — решилась я добавить, — нас больше, чем трое. А архив клиники доступен?
— Увы.
В метро мы разъехались — он обратно в мегаполис, я до тети. Не в силах ни на что отвлекаться, я не включала ни музыки, ни аудиокниги, только вложив наушник в ухо для радара, и думая.
Если бы не это чтение мыслей, я бы не обратила на них внимания, в этом я слукавила. Они меня узнавали, но вот я их — нет, глухо. Черно. Или попытаться, вообразить? Почему Гранида в своей памяти я хоть сейчас вижу тем подростком, ведь случилась та вспышка на несколько секунд, а их — не могу.
Я закрыла глаза, развернула в памяти собственный детский снимок, заставив ощущения ненадолго вернуться — солнце греет, травы пахнут, живые звуки окружающего пространства! Еще немного! И у меня получится вспомнить — и высокую девочку с длинной светлой косой, голенастую и прыткую, как олененок. Темноволосого мальчишку с раскосыми глазами и бронзовой от крепкого загара кожей. Могу вспомнить и другого мальчика — красивого, у которого глаза как серые омуты и легкие летящие волосы.
Я придумала их? Я придумала, как выглядели мои друзья в детстве?
Хотеть счастья
— Я пришла.
Свет в окне у тети не горел, поэтому оповестила аккуратно. Рюкзак с продуктами сначала на тумбу, куртку и шарф Виктора отправила на вешалку, кеды скинула на привычное место, и заглянула в зал. Да, тетя спала, а не смотрела телевизор.
Тихонько обосновавшись на кухне, разложила продукты, перемыла посуду. Не разогревая ужина, а давая еще поспать, я ушла в комнату-склад, решив, что самое время немного разобрать хлам. После новых вещей, что накупила с выигрыша старшая Эльса, я всю замену перенесла сюда, и в комнате остался свободным пятачок пространства. Жалко выбрасывать. А куда девать? Если только походить по соседям и спросить — нужен ли кому телевизор или пледы?