Ветер и мошки

— Мы-ы.

— Да-да.

Таня взвалила Олежку на себя, чувствуя вонь обгаженных пеленок и идущий от коротко стриженных волос густой запах хозяйственного мыла.

— Нам бы с тобой — к ванне.

— Ы.

Олежек пускал слюну, увлажняя Тане шею. Боль в нем стихала, тело становилось податливым, мягким, похожим на кисель. Это было хорошо. Иногда они и в полчаса не укладывались.

— Ты голоден?

Олежек несколько раз оскреб Таню по боку левой рукой. Благодарил. Жаловался. Извинялся. Все было в простом движении.

— Мыа.

— А у меня щавель есть, — шепнула ему в ухо она.

— Мы?

В односложном мычании Олежки Таня давно уже различала смыслы. Сейчас он спрашивал: «Это что, щавель уже пошел?».

— Вовсю, Олежек, — ответила она, вздергивая парня и чуть заваливая его на себя. — Мы с Лидкой две таких сумищи приволокли, каждая рублей на триста. Завтра торговать будем. Но на суп и салат у меня — целый пакет.

— Мы.

— Не кислый он, а полезный. То есть, кислый, конечно…

Обняв, Таня поволокла Олежку в ванную. Он, помогая, оттолкнулся левой рукой от косяка. Ноги волочились по полу, скомкав половичок в прихожей. Пакет, попавшийся на пути, Таня протолкнула носком подальше в кухню. Не до тебя, дорогой. Вроде и худ Олежек, а весит все равно за шестьдесят. С пеленок, сползающих вниз, капало. Кап-кап. Где ванная? Вот ванная.

В очередной раз приподняв Олежку, Таня хлопнула по выключателю. Брызнул свет.

— Давай-ка мы, давай-ка мы, Олежек, еще шажочек с тобой…

Как-то так получалось, что обращалась она к Олежке, а говорила самой себе. В горле клокотало. Опять загрызло бок. Олежек сопел сосредоточенно, куда-то рвался, вытягивал шею. Взгляд хоть посветлел, и то хорошо.

— Ай!

Узкая, облицованная кафелем ванная бросила под ноги деревянную приступку. Ударив об нее пальцы, Таня навалилась на стену, чувствуя, как обдирает уже травмированное бедро о неровный угол. Еще Олежку приходилось держать одной рукой. Господи, когда все это кончится? Сил ведь никаких нет.

— Танечка! Танечка, ты здесь? — раздалось в прихожей.

— Мы-ы! — замычал Олежек.

— Здесь! — выдохнула Таня, застыв в шатком равновесии.

— Ой, что ж ты так!

Тетя Зина, заглянувшая в ванную, не расстегнув простенькое драповое пальтецо, бросилась помогать. Она была деятельная, хоть и забывчивая, а иногда и бестолковая старушка. Но сейчас ее участие было неоценимо. Вдвоем они определили Олежку на скамейку, подставили тазик, стянули пеленки, которые Таня, не боясь испачкаться, выскочив в кухню, бросила в мусорное ведро. Ух, дух пошел!

— Что ж ты мычишь опять, бедный? — приговаривала тетя Зина, не давая Олежке свалиться со скамейки.

Пальцы ее оглаживали волосы парню.

— Мы-ы!

Таня, вернувшись, включила воду. Напор был хороший. Сил нет, а напор есть. Как так? Вода под ладонью потеплела, потом стала горячей. Вот ведь счастье какое, горячая, греть не надо.

— Теть Зина, вы рубашку ему…

— А как же! Сейчас, сейчас.

Тетя Зина тут же завозилась с Олежкиной одеждой. Таня, присев на мгновение на бортик ванны, чуть не уплыла в зыбкую дрему, спохватилась — встряхнись! — и сняла с гвоздя тазик. Вода застучала о пластиковое дно.

— Ну, мой хороший, ручку вот сюда…

Тетя Зина разоблачала Олежку. Голова Олежки тряслась. Таня прикипела взглядом к розовому, не зарастающему волосом пятнышку сантиметров на пять выше виска. Вода бежала, а она все смотрела и смотрела, представляя стремительный росчерк осколка, иглой воткнувшегося в череп.

— Танечка.

Таня повернула голову на голос тети Зины, но не отвела глаз от пятнышка.

— Да, теть Зина.

— Танечка, вода.

— Что? Ой!

Таня очнулась, опомнилась. Через край тазика поплескивало горячей. Вода аж парила. Разбавляя ее, Таня включила холодную. Олежек сидел ссутулившимся комочком. Бледные плечи, темная голова. Не придерживала бы его тетя Зина, давно уже упал бы. Ноги у него были худые и грязные, в светло-коричневых потеках.

Таня потрогала воду.

— Все, можно.

Она выкрутила кран и выставила на бортики ванны деревянную перекладинку. Вдвоем с тетей Зиной они посадили на нее слабо мычащего Олежку, как на насест.

— Держись! — сказала ему Таня и, прижимая своей ладонью пальцы левой его руки, заставила обхватить край доски.

— Мыы, — промычал Олежек.

Значило: «Держусь».

— Тетя Зина.

Тетя Зина взяла Олежку за недействующую правую, присела, подставила плечо. Таня с треском разорвала марлю, сложила полученный кусок в тряпочку из нескольких слоев, смочила, выжала в кулаке.

Мыть Олежку было уже привычно.

Раньше стеснялись и она, и он. Олежек запрещал себя трогать до истеричного мычания. Таня в силу неопытности и смущения обтирала его наспех, неуклюже, оставляя в межножье комочки кала. Потом оба сообразили, что ничего хорошего из такого взаимодействия не получится, покрасневшую, зашершавившую кожу полумеры не спасут, и стыд отпал как-то сам собой.

— Вот так.

Таня, перегнувшись, мягко водила марлей, желтеющая вода капала обратно в тазик. Ягодицы, бедра, пройтись между ягодицами. Новой тряпочкой аккуратно омыть мошонку, отдельно протереть член, тоненький, немощный, обмахнуть жиденькие волосы в паху.

— Ы, — сказал Олежек, интересуясь, нравится ли ей забавляться с его хозяйством.

— Молчи уж, — сердито сказала Таня.

Шутки он шутит. Она рывком приподняла таз, вытащила его к унитазу, слила коричневатую воду и вернулась в ванную.

— Что-то ты совсем бледная, — сказала тетя Зина.

— Устала.

Вдвоем они сдвинули Олежку, чтобы снова набрать воды. Дальше Таня занялась потеками, что просочились от пеленок, и какое-то время больше всего ее волновал вопрос, постелила ли тетя Зина на диван клеенку. Что-то она не заметила, когда поднимала Олежку.

— Тетя Зина, вы кленку-то стелили?

— А как же! А как же! — округлила глаза соседка. — Он бы у тебя весь диван уделал.

— Мы-а.

— Ну да, — фыркнула Таня. — Я верю, что не ты.

Она снова слила воду. Бледнокожий Олежек почему-то показался ей ощипанным пернатым, ожидающим своей участи.

— Не замерз? — спросила Таня.

— Мы.

— Это хорошо. Купаться будем?

— Мы.

— А кто тебя спрашивает?

Олежек вдруг шумно задышал носом, что у него означало смех. Таня устало улыбнулась.

— Последите за ним, тетя Зина?

— А ты куда? — повернула голову соседка.

— В коридоре подотру да воду поставлю. Мы сейчас суп готовить будем. Со щавелем!

— Ох, вы богатеи какие.

— Я вам тоже пучок дам, теть Зина.

Таня с тряпкой выскользнула из ванной. В боку кололо, голова кружилась, коридор качнулся в глазах, но кто на такое обращает внимание? Сопливые отговорки для того, чтобы бросить домашнюю работу, не принимаются! Оттирая пятна на полу, смачивая край половичка, замазанного Олежкиными выделениями, Таня думала, что все это ничего, еще минут десять, потом суп, потом она уложит Олежку спать, и у нее будут целых полтора часа отдыха. Полтора часа! Неистощимое богатство!