Ветер и Воля

– Это пепелище, Калина. Могила.

– Даже так? – Калина вскинул светлые брови и покачал головой. – Там кто-то погиб?

– Там казнили изменника. Его дом стал ему погребальным кострищем.

– Ты-то откуда знаешь? Тебя тут восемь лет не было…

– Это было еще при мне, – пояснил Финист, проглотив остатки настойки. Осторожное тепло, крадучись, уже разливалось по всему телу. Говорить не хотелось.

– Ты хочешь сказать, что столько лет рядом с княжеским поместьем торчит сгоревший остов, и никто даже не пошевелился, чтобы убрать его?

– Калина, ну дались тебе эти развалины… – вздохнул Финист.

Тот хмурился и задумчиво смотрел в окно:

– Разве ж можно себе представить, чтобы посреди Штокгольма…

– Очнись, Калина, мы не в Штокгольме. Мы в Усть-Ижорске.

– Я почувствовал разницу, – согласился Калина. – Но не понимаю, почему посреди столицы не убрать головешки.

– Потому что запрещено. В назидание.

Калина тихо присвистнул:

– Ничего себе, назидание… Это кто ж такое учинил?

– Князя Власт, – сухо пояснил Финист. – Кому же, кроме князя, такое позволено?

– Расскажи, – попросил Калина.

Финист недовольно надул губы:

– Вот пристал… Подробностей я не знаю, а если коротко, то заговорщика казнили, а тело его сожгли прямо в доме. Запретили подбирать прах. Пепелище оставлено, чтобы неповадно было заговоры затевать…

– Какая дичь! – буркнул Калина. – Бросить прах на поругание… Кажется, внешний мир не зря оставил вас в покое. Пытаться иметь дело с дикарями вроде вас – себе дороже!..

Финист оторвался от стакана и строго оборвал друга:

– Попридержи язык. Славичи и сами не прочь на эти темы спьяну посудачить. Но от тебя, чужеземца, такие речи терпеть не станут, голову оторвут… Да и чем ты не доволен? Наш уклад ничуть не хуже ваших законов. Разве есть в мире такие места, где измену оставляют безнаказанной?

Калина пожал плечами:

– Просто я не понимаю вот этого… Это все неправильно. Кто был тот человек?

– Воевода Горыня Ветер.

Калина задумчиво уставился в окно, потом прикрыл глаза.

– Был такой славичанский посол Горыня Ветер, – проговорил он задумчиво. – Его в Юропии уважали. Говорят, умница был и безупречно вел дела…

– О нём и речь, – подтвердил Финист.

– Значит, это его дом… был?

– Да. Род Ветра старинный, очень древний, возможно, древнее нашего, – пожал плечами Финист. – В Усть-Ижорске наши семьи больше трехсот лет жили рядом.

– Ничего себе!.. – Калина нахмурился, не сводя глаз с развалин. – Соседи, значит?

– Ну да, – подтвердил Финист. – Правда, на моей памяти этот дом всегда пустовал, даже прислуги не было, только охрана. Сам Горыня с семьёй жил за границей. Потом он как-то раз вернулся… Ну и был изобличён и осуждён.

Финист никогда не лез в отцовские дела и по молодости не был знаком с воеводой Ветром. Но именно из-за Горыни Ветра он был вынужден кочевать по Юропии, нигде не задерживаясь надолго. Где бы Финист ни пытался осесть, через некоторое время его тайное житье-бытье на чужбине становилось явным. Наследного княжича окружали повышенным вниманием и обычно чуть ли не силой тащили на разные великосветские сборища. Соблюдая приличия, Финист терпеливо слушал проповеди чужеземных сановников о том, что славичанам давно пора пойти навстречу остальному миру. Тут же, как правило, поминали Горыню Ветра, то, каким чудесным человеком и опытным дипломатом он был, и что он, вероятно, стал жертвой чудовищной клеветы… После таких разговоров Финист обычно исчезал из страны и перебирался туда, где у него было несколько недель или месяцев спокойной жизни в запасе.

Расспросы Калины были очень некстати. Финисту вообще не хотелось лишний раз вспоминать опального воеводу, а сейчас особенно.

– Вот, значит, как закончил свои дни знаменитый Горыня, – задумчиво проговорил Калина. – Печально. Неужели, действительно, изменник? А был ли тот заговор?

– Скорее всего.

– Скорее всего? Но ты не уверен? – прищурился Калина и уточнил с напором. – Тебе что, все равно, справедлива ли та казнь?

– Чего ты добиваешься?! – разозлился Финист. – Чтобы я взял на себя ответственность за эту смерть?

Калина поджал губы, покачал головой.

– Так вот, – продолжил Финист. – Меня не занимает эта давняя история. И меня не волнует, за что на самом деле был казнен тот человек. Вероятно, у князя Власта была на это причина. А причины поступков моего отца мне неведомы. И не пытайся укорять меня за то, что не имеет ко мне никакого отношения. Когда мне самому придется впервые вынести смертный приговор, я выслушаю твои упреки. Но не сейчас! Ты понял?

– Финист, – Калина встал, подошел и опустил ладонь на плечо друга. – Успокойся. Остынь. Я виноват, я завел тебя.

Финист едва унял гнев:

– Ладно, ничего… Тебе налить еще?

– Да, пожалуйста.

Финист взял у друга стакан и снова наполнил его настойкой.

– Держи.

Калина рассеяно забрал стакан, едва не уронив. Он принялся маленькими глотками отхлебывать настойку и пристально смотрел за окно на четкий контур обгоревших развалин на светлом северном летнем небе.

– Там огонёк какой-то, – вдруг удивленно сказал он.

– Показалось, – лениво буркнул Финист, опять развалившись на широком подоконнике.

– Нет. Сам посмотри.

Финист повернул голову. Где-то на уровне второго этажа мерцал огонёк.

– Что это? Поминальная свеча?

– Мы не пользуемся свечами для обрядов, – напомнил Финист. – Зажигаем масло в чашах. Я ж тебе показывал…

– Тогда что это за огонь? Чаша?

Расспросы Калины уже начали утомлять Финиста. Одинокий огонек в окне не очень его беспокоил.

– Да вряд ли чаша. Откуда? Фонарик, видимо, – угрюмо ответил Финист. – Скорее всего, мальчишки залезли. Милое дело – ночью на спор в нехорошее место… Сам что ли ребенком не был?

Калина промолчал.

Финист с удивлением отметил, что бутыль с настойкой опустела. Но хмель не принес облегчения, на которое Финист рассчитывал. Голова отяжелела, хотелось уснуть прямо сейчас, хоть бы и на широком подоконнике.

– Иди спать, князь, – проговорил Калина. – Ты уже никакой.

– А ты?

– А я прокачусь немного. Проветрюсь…

– Спятил что ли? – удивился Финист. – Ты ж пьян. В смысле мы. Мы ж с тобой пьяные оба. Какое там "прокачусь"?! Не вздумай даже к самоходу подходить!