Ветер влюбленных
Шрифт:
Почему так устроен человек? Почему он все время сомневается? С одной стороны, я хочу, чтобы он узнал – люблю его! Его и только его! С другой стороны, этого не хочу. Я боюсь! Почему-то боюсь!
А вот почему: я боюсь, что не получу ответа. Что я ему совершенно безразлична. Боюсь этого, боюсь… Какая-то я стала трусливая. И еще несчастливая. Сначала безответно любила Кислицина. Теперь без ответа – Лёву.
Может, у меня такая судьба – любить тех, кто меня не любит?
Захар пришел в школу с елочной лапкой в кармане. Да, такая маленькая лапка, три елочных пальчика. Отломил от большой ветки где-то по дороге. На истории двинул по парте в мою сторону.
– Нашел, – коротко бросил. – Тебе, колючке.
– Спасибо, – прошептала я.
Я понюхала ее, потерла хвоинки пальцами. И потом держала их у носа, а когда запах пропадал, брала хвойную веточку и снова мяла в руке. Пахло Новым годом. Чем-то обещающим. Чем-то новым. К нашему столу подошел Порфирий Петрович и протянул руку с раскрытой ладонью в мою сторону. Вздохнув, я положила в нее еловую веточку.
– Не плачь, я тебе другую найду, – прошептал Захар.
Я усмехнулась. Странные какие-то учителя. Чем я мешала историку? Тем, что нюхала ветку?
Елки носили по всему городу. Искусственные – в больших коробках, настоящие – связанными, как лесных пленниц. Да они и есть пленницы. Пленницы, которых везут умирать. Сначала вокруг них попляшут, похлопают в ладоши, похороводят, может, выпьют шампанского под тихий душистый запах, поцелуются, признаются
Перед самым Новым годом наш класс погнали в филармонию на концерт студентов музыкального колледжа. Наверное, приучали студентов к полным залам и несмолкающим овациям. Мы проходили по площади Макарова мимо елки, которая с каждым часом становилась роскошней. Рядом с ней рабочие выпиливали из прозрачных кусков льда сказочные фигуры. Каким-то образом в них поместят разноцветные лампочки, и фигуры будут светиться изнутри. Это очень, очень красиво! Я люблю наш город в Новый год. В нем тогда так все сказочно, так душевно. И так тепло, несмотря на то что зима.
В филармонию я летела, надеясь, что там выступит Лёва. Хотя надежда была небольшой, ведь Лёва всего-навсего первокурсник. А многие одноклассники шли нехотя, просто еле-еле плелись. Полкласса просто слиняли, пользуясь тем, что громадная елка скроет их бегство своей широкой юбкой. Многих и правда скрыла, сбежали! А кто хотел сбежать и не сумел (учителя перехватили), тот демонстративно сидел в зале с наушниками и слушал свою какую-то музыку и прикрывал глаза, чтобы не видеть вышедших из моды скрипок, флейт, фортепьяно. Может, кто-то вообще спал.
Мои надежды оправдались! Сначала звучали скрипки, флейты, клавесины, и вдруг объявили нашего Лёвика. Мы громко захлопали. Все-таки Лёву наш класс принял в свой коллектив, в основном ребята к нему хорошо относились. Но только не Кислицин. Когда Лёвка вышел на сцену, Захар, долговязый, как цапля, поднялся с крайнего места в ряду, где сидел наш класс, и демонстративно удалился. Хорошо, что Лёва этого не видел, он сидел за роялем, перелистывая ноты. А я сразу вся в слух превратилась. Один раз столкнулась взглядом с Валей Агеевой. Вообще все одноклассницы смотрели на меня, наблюдая за моей реакцией. Все же знали, что я с Лёвой дружила, а потом он вдруг раз – перешел в параллельный класс. Из-за меня – ходила легенда. Да и не легенда это была, а самая настоящая правда. А потом Лёва вообще из школы ушел, это тоже быстро узнали и причину тоже свалили на меня. Ну и ладно, я к этому привыкла. Привыкла к тому, что со мной связывают все на свете плохое. А что было делать?
Когда Лёва вышел на сцену, я перестала что-либо вокруг себя замечать. Я никого не видела, да пусть себе смотрят, я была одни большие уши. Я не помнила, что он играл, я не услышала, что объявила элегантная ведущая в длинной, до полу, блестящей юбке, для меня это неважно. Музыка была искристая, как шампанское, как бенгальские огни, как свечи на елке. Словом, темпераментная! Я так гордилась, что Лёва играет такую классную музыку и что он так хорошо ее играет, что просто чудо! Когда он встал, чтобы раскланяться, я тоже встала. Пусть он меня увидит! И хлопала, подняв руки над головой. И один раз крикнула:
– Браво!
Не знаю, увидел-услышал или нет Лёва, но глазастая Аня Водонаева, конечно же, все усекла и сказала, подождав меня у входа после концерта:
– Ты думаешь, он тебя еще помнит? Да он уже всех нас позабыл! – Аня взглянула на меня пытливо-исследовательским взглядом и обрадовала: – Кстати, Ветка, недавно я видела его с девушкой. Ужасно стильной, не то что мы, школяры! Музыканты все такие…
– Какие такие? – сощурилась я на Аню.
– Ну… ты же понимаешь… Они другие – необычные, одухотворенные. Словом, не как все. – И она повторила: – Ты же понимаешь: они творцы!
– Нет, не понимаю, – надменно ответила я, пожав плечами. – Они тоже в своей столовке кушают котлеты и пьют какао с пенкой.
«Не то что мы». Да она вот что имела в виду: «Не то что ты, Ветка»! Как будто я не пойму!
– Ты хочешь его подождать? – спросила Аня, лучезарно, как всегда, улыбаясь. – Напомнить о себе? Хочешь стать живым памятником?
– Аня! – мне захотелось ее огорчить. – Аня, ты забыла, мы живем в одном доме. В одном подъезде. Не далее как вчера мы вместе учили Бродского.
А чего она так – и сама унижается, и других унижает. Может быть, я тоже не как все? Я не хочу быть как все! Я не хочу быть Лёвиным прошлым. Я хочу быть его настоящим. Мало того, я хочу быть его будущим! Да да, именно так – будущим!
– Ух ты! – воскликнула Аня. – Круто! Молодцы! Ну, тогда извини. Sorry. Флаг тебе в руки. – Кажется, она в самом деле огорчилась.
Аня побежала догонять девчонок из своего 10 «Б». Я стала ей неинтересна. Счастливый человек – кому интересен? Интересен несчастный, его можно пожалеть, ему посочувствовать. Со счастливым нечем делиться.Лёвы я не дождалась. Да и вообще он, кажется, другим выходом воспользовался, служебным.
Пусть простит меня Аня Водонаева за неправду. Бродского мы вместе не учили. Но я так хотела вернуться в Лёвину жизнь, что желаемое выдала за действительность. Очень хотела вернуться! Понимаете, да? Но вот как это сделать? Если бы он каждый день забывал ключи от квартиры… Вечером от Ани пришла эсэмэска:
Захар ревнует, заметила? Он вышел из зала, когда объявили Лёву.
Просто он не любит классическую музыку!
Отбила я в ответ сообщение, а потом просто набрала Анькин номер.
– А тебе понравилось, как Лёва играл?
– О да! – ответила Аня. – Он гений!
– А что он играл? Подскажи, я прослушала название.
– Хачатурян, «Танец с саблями». Вообще-то, Ветка, это оркестровое произведение, а он один исполнял. Просто супер!
Вот молодец Аня! Нравится мне эта девушка!.. Все знает!
– Композитор тоже молодец, скажи, да?
– Ну-у! Еще бы! Почти как Лёва.
После похода в филармонию наш класс назначили ответственным за проведение новогодних мероприятий. В них входили школьный концерт и дискотека. Ну и на дискаче – елка, музыка, иллюминация… Мало того, Аля Королькова была еще и режиссером концерта. В актовый зал на репетицию я заглянула случайно. Села на краешек ряда и нечаянно всю просидела. И вдруг у меня родилась прекрасная идея: пригласить Лёву участвовать в концерте! Иногда меня посещают просветленные мысли. Концерт был обычным. Малыши читали стишки про Дедушку Мороза, Коля Белоглазов из девятого «А» пел «She can see me» под свою гитару, две шестиклассницы исполняли дуэтом песню из репертуара Maksum. Мне понравилась песенка одной восьмиклашки:
Мой
маленький гном, поправь колпачок…Она пела ее а капелла. Задумчивая такая песенка, грустная… Мой маленький гном… Мне почему-то сразу вспомнился «Маленький Принц». По настроению песня и сказка подходили друг другу. Слова в песне были красивые:
Где чай не в стаканах,
А в чашечках чайных роз.
Где веточка пихты – духи,
А подарок – ответ на вопрос.
Где много неслышного смеха
И много невидимых слез.
Где песни под звуки гитар,
Мотыльков и стрекоз… [2]
Классная эта восьмиклашка. Высокая, худенькая… в красном колпачке, позволяющем думать, что она сама тоже имеет отношение к гномам, может быть, к тому самому, маленькому… По бокам головы – два хвостика. Мелкая девчонка, а все понимает в жизни, раз взрослые песни поет. Уважаю таких.
Я еле дождалась, пока кончатся разборки всех номеров, которые, немного важничая, проводила Королькова, а потом подошла к ней.
– Мне очень понравилось! – похвалила ее и добавила: – Только знаешь, классики тут не хватает. Чуть-чуть классики твоему концерту бы не помешало!
Аля – серьезная девушка. И серьезно относится к замечаниям.
– А где же я возьму классику, Ветка?
– Пригласи Лёву Капитонова! Все-таки в нашем кассе учился.
– Точно! – воскликнула Аля. – Он отлично играл в филармонии! А он не откажется?
– Давай ему приглашение напишем, тогда точно придет! Только не забудь пригласить его и на дискотеку – в качестве поощрения!
– Ну, это – обязательно! – улыбнулась Аля, сверкнув брегетами. – Он же такой стильный и взрослый. Девчонки будут в восторге! Молодец, Ветка!
Ну вот. Для себя стараясь, еще и похвалы заслужила. Хитрая я все же девушка. Просто лиса.
– Ты, кажется, с ним в одном доме живешь? – спросила Королькова в следующую минуту. – Передашь приглашение?
– Легко! – согласилась я.
Вечером, часиков в восемь, я позвонила в 77-ю квартиру. Лёва вышел на лестничную площадку в моей любимой полосатой футболке и джинсовых шортах. Именно в таком прикиде он был, когда мы познакомились в сентябре. Ох, как же это было давно! Четыре месяца назад! Совсем другая для меня эпоха. Сейчас я даже представить не могу, что было время, когда я не знала молодого человека с пронзительно голубыми глазами.
– Лев Иванович, – начала я, и он удивленно поднял бровь, выражая недоумение официальному обращению.
– …уважаемый Лев Иванович, – сделав паузу, продолжила я. Тон у меня был торжественный, победный. Я говорила это, обнимая своего кота. С котом на груди, наверное, говорят совсем по-другому, но я же дурачилась. – Администрация и ученики тридцать первой школы приглашают вас на новогодний бал старшеклассников. А еще, Лев Иванович, как нашего бывшего ученика мы просим вас принять участие в школьном концерте, – юродствуя, я подала Лёве открытку-приглашение, вынув его почти что из кошачьих лап. Для солидности приглашение было подкреплено печатью нашей школы. Я слезно просила, чтобы секретарша Наташа поставила гербовую печать. И она сделала это вопреки всем правилам, она же знала, что от меня так просто не отделаешься.
С ума сойти, как я смогла произнести всю эту фигню. Да так гладко! Трудная же у чиновников работа – говорить таким дурным языком. Никогда не пойду в чиновники! В неделю завянешь с тоски!
– …Номер для выступления сам выберешь, – сказала я уже нормальным человеческим голосом.
– Ты серьезно? – спросил он, крутя открытку в пальцах.
Ха! Он спрашивал! Я никогда ничего более серьезного не произносила.
– Серьезнее некуда. Я выполняю поручение директора и завуча школы и еще режиссера концерта. Она, кстати, тебе знакома – это Алька Королькова.
– Хорошо, Вета, я приду… Нет, стой! Стой! – Он понизил голос и тронул меня за руку. – А ты меня, ты, просто Ветка, ты меня приглашаешь? Или только директор с завучем и Алей Корольковой?
– Ох, Лёва! Ты просто не представляешь, как я-то тебя приглашаю! И вот Тараска тоже! – Я прижала к себе Тараску так, что кот пискнул и недовольно завилял хвостом.
– Ну, если даже Тараска – приду, конечно! – сказал Лёва и дернул Тараса за виляющий хвост. А Тарас цапнул его за руку. Не сильно, слегка, предупредил по-хорошему. Он вообще-то кот миролюбивый.
– Только не вздумай надеть фрак! – добавила я.
Лёва засмеялся:
– Может, тогда смокинг?
– Только посмей! Получишь! – Я показала ему кулак и нырнула в свою квартиру.
В двери вежливо постучали.
Я открыла дверь и рот:
– У меня нет вечернего платья! Поэтому без смокинга, плииз!
– Ясно. Обойдусь без смокинга. Ты забыла означить дату, Виолетта… э-э…
– Григорьевна, – подсказала я.
– Да. Вот именно. Виолетта Григорьевна. Тарас, вероятно, тоже Григорьевич?
– Ну! Тарас, естественно, Григорьевич! Шевченко!
Мы засмеялись. Я потом проверила по компьютеру – украинский поэт Шевченко действительно был Григорьевичем по отчеству.
– Дату я тебе означу письменно, Лев Иванович! Жди эсэмэску!
В школе еще не решили, когда начнут этот вечер – в семь или восемь вечера двадцать девятого декабря.Ура! Он придет! Как же мне надоела разлука, которая длинней любви.
А она была разлука, хотя мы и помирились. Но виделись-то мы редко-редко. Мне ужасно не хватало с ним встреч, даже самых мимолетных. Потому что их никаких не было: мимолетных, долгих, теплых, холодных и даже случайных не происходило.
Захар уезжал завтра на неделю на какие-то свои соревнования по борьбе, так что не надо было бояться, что он будет выяснять с Капитоновым отношения. Ох, Захар – это, оказывается, здорово неуравновешенный тип! Ко мне он больше не цеплялся, потому что знал, что Капитонов в стороне. А если будет не в стороне, а в центре моего внимания? А если в центре моей жизни? Так что пусть Кислицин спокойно едет на свои состязания. И ему спокойнее, и нам.Это был самый чудный Новый год из всех, что я помню.
Раньше писатели писали такие рассказы, которые назывались «святочные». В них несчастные дети становились счастливыми, бедные – обретали богатство, одинокие – родных людей. И вроде бы я не бедная и не одинокая и не совсем уж несчастная, а со мной произошло что-то подобное. Словно я нашла то, что давно-давно искала. Настоящая «святочная история» и можно писать про нее рассказ. Жалко, что я не писатель.
Начнем с того, что мне купили красивое платье. Вечернее платье! Ох, как же я их не любила эти платья-юбки, какие же они были, на мой взгляд, неудобные и несуразные. А тут… я примерила это платье в магазине и превратилась в Нарцисса, только женского рода. Я, можно сказать, влюбилась в себя. В зеркале отражалась роскошная брюнетка, и я подумала, что, может, и не зря в кривобокую елку всверливают добавочные ветки, превращая ее в красавицу. Пусть всего лишь несколько дней, но все любуются ею. Вот и я так же с этим платьем. Черное, кружевное, на лямочках, с перламутровыми пуговицами до пояса. Оно сделало меня привлекательной. Я попросила у мамы кулон – единственную жемчужину в маленькой перламутровой рамочке. Когда я надела все это, я сразу подумала о Лёве – может, он мной полюбуется? Хотя бы капельку! Может, на какой-то момент запечатлится в его памяти девушка по имени Виолетта Покровская, и потом он хоть изредка будет о ней вспоминать в своем колледже…На вечере парни из десятых классов, стоя у стен, глазели, как мы танцевали с Лёвой. Они провожали меня глазами, и я не знаю, что думали: как хороша Покровская в этом платьице или, наоборот, как неуклюже она танцует! Почему я не умею танцевать, как Валя Агеева, как Аня Водонаева? Почему я всегда презирала танцы? А теперь я смотрю, как Аня кружится с Павлом Винталевым в вальсе, и умираю от зависти. Как чудесно они вальсируют, какие гибкие у них тела, какие одухотворенные лица, как точны и изящны движения… А я? Я дружу только с медляками, да еще с дискотечными прыгалками, когда и пары не нужны… Прыгай, угадывая ритм, да не наступай на ноги соседям.