Ветеран или Мародер

— Мне писали телеграмму ты ранен. Ждешь нас с братом.

— Нет я просил не так писать на почте перепутали.

— Вот телеграмма-молния «выезжайте торопитесь очень тяжел, хочет видеть брата». Говорит ничего не понимающая мама.

— Сокращение не правильно прочитали, мне было очень тяжело без вас и да хотел тебя и брата увидеть.

— А до этого и снова достает телеграмму-молнию «Ваш сын хочет видеть брата и вас состояние тяжелое», что это?

— Все правильно хотел вас видеть, даже в запой от тоски ушел, очень тяжко было на душе. Сходу вру маме.

— Но ведь вы приехали, теперь все будет хорошо…

Пожалуй мои «отмазки» очень корявые. Только мама настолько рада и счастлива от встречи и что я живой и здоровый, что критическое мышление отказывает и она их принимает. Очень не хочется ей скандалить.

— Ой а цветы. Вдруг спохватывается она…

— Забудь мама я тебе еще лучше букет куплю!

Мы выходим с вокзала к месту где нас ожидает Леха и два мотоцикла.

— Ух ты! Мы на мотоциклах поедем?! Восхищается младший братишка.

— Ты думал командир, вас пешком поведет? Уточняет Пашка Иванов у своего нового друга.

— Думал на трамвае или метро. Отвечает Сережа.

— Садись в коляску «ленинградец», еще накатаешься на метро. Говорю братишке и он одним прыжком, как могут только дети запрыгивает в коляску. Я же помогаю сесть маме в коляску мотоцикла на котором приехал Алеша. Пока я занят Леха и Пашка принимают вещи и практически заваливают ими моего младшего братишку. По понятным причинам в коляску где сидит моя мама не одного узла с вещами не грузят.

Когда мы рассчитались с носильщиком, даю команду…

— По коням!

Мои парни стремительно занимают места за рулем БМВ, несколько секунд и мотоциклы трещат своими моторами. Не желая далее тратить время сажусь сзади Лешки Хрипункова, протягиваю руку и беру мама за руку. Мотоциклы стартуют, мы так и едем. Я кстати не в очень удобной позе, но разве это имеет значение? Мама держит мою руку двумя руками и поглаживает ее. Иногда осматриваюсь по сторонам. Я был прав…

Братишке не сидится на месте, он крутит башкой, будто хочет все не просто увидеть, а запомнить навсегда. Учитывая, что движения на дорогах Ленинграда осенью 1945 можно сказать нулевое, а понятия пробок даже не существует, мы довольно быстро приезжаем к нашему дому. Мы вместе с мамой и Сережкой уходим в дом, а Лешка и Пашка остаются возле мотоциклов. Мама удивлена увидев лифт, затем мы поднимаемся, но не выражает эмоций публично при детях. Младший братишка наоборот прямо говорит.

— Здоровски! На мотоцикле покатался, на лифте покатался, приедем в колхоз нам все с тобой будут завидовать брать, а мы на метро покатаемся перед тем, как домой поедем?

Не успеваю ему ответить на кучу вопросов и «почему», как оказываемся у двери квартиры — звонок.

— Здоровски, можно я тоже покручу*? Просит брат.

Покручу* — электрозвонки далеко не сразу вошли в моду. Изначально стояли звонки, которые требовалось крутить. Принцип работы чем-то напоминает звонок на велосипеде.

— Крути… Разрешаю я…

Дверь открывает Сидоренко.

— Здравствуйте, Тарас, представляется он. И тут же предлагает, проходите. Мама немного растеряна, потому беру инициативу в свои руки.

— Тарас — это моя мама Ольга Васильевна, а это Сережка, братик. Он услышав такое и все же пообтесался в Германии выдает почти «городское».

— Очень приятно познакомится, для вас просто Тарас Ольга Васильевна, затем по простому щелкает братика слегка по носу, а тебе дядя Тарас. Так говорит Сережке. Сразу обращаясь ко мне.

— Наши внизу?

— Да с мотоциклами, помоги им и вещи занесете.

— Нема вопросов, командир. Отвечает Сидоренко. И убегает вниз. Мы проходим в коридор, помогаю маме снять фуфайку и веша ее, потом присаживаюсь на одно колено и снимаю сапоги, когда мама разулась подаю очень теплые, практически плюшевые тапочки, что привез ей из Германии. За это время Серега уже разделся и повесил свою фуфайку, разулся и пошлепал в квартиру.

— Назад! Тапки обуй обалдуй! Требую я. Он обиженно возвращается и одевает на ноги тапочки. Я же быстренько скидываю сапоги и одев тапки говорю…

— Сейчас я покажу нашу комнату. Провожу маму и братика в мою, а теперь нашу комнату. Снять верхнюю одежду я не успел потому офицерскую шинель расстегиваю на ходу. Показываю кровать мамы, что за ширмой, ее личный комод. Братишка сразу упал за письменный стол и разобравшись, как это делать стал щелкать выключателем настольной лампы, он очень увлечен, пожалуй больше, чем дети, которые играют в компьютер.

Я начинаю рассказывать и показывать их новые личные вещи.

— Остальное, что надо купим.

— Сынок мы не возвращаемся в наш колхоз? Задает вопрос мама.

— Нет, мамочка, мы будем жить здесь.

— Ура! восторженно орет Сережка.

Пока мы разговаривали я снял шинель и повесил ее на вешалку, которая прибита к входной двери нашей комнаты. Видно соседи не очень дружно жили в данной коммуналке и боялись личные вещи оставлять в общем коридоре. Только мы с парнями воевали вместе у нас крыс нет.

Слышно, как «шуршат» наши парни. Заносят гостинцы от мамы, оставляя их в коридоре. Я не трачу времени даром, показываю туалет и ванную. Затем маме предлагаю помыться с дороги. Отправив ее в ванну, выдаю туалетное мыло, шампунь, полотенце и шикарный халат с драконами. Этот не из наших трофеев, японских, но на рынке все можно купить…

Показав, как регулировать воду, мы уходим с братом затащить вещи в нашу комнату. Разговариваем обо всем и не о чем. Парней еще нет понятное дело они сейчас отсоединяют коляску от мотоцикла.

— Сережка у меня для тебя подарок. Говорю я.

— Какой?

— Вот… Я вытаскиваю из штанов складной нож, мечту любого мальчишки из 1940-х.

— Ерунда! Вдруг говорит брат. Вон Вовке брат настоящий пистолет подарил.

— Ну и дурак. говорю я одновременно о его приятеле Вовке и его брате-фронтовике.

Пока беседуем и мама моется, парни затаскивают коляску и мотоцикл. Почти все в сборе. Звучит звонок, значит пришел Пац.

— Как дела Николя? Интересуюсь у нашего «торговца».

— Все получилось. Коротко и с понятием отвечает белорус.

— Серега пошли поможешь накрывать на стол. Потребовал я.

Мы накрываем на стол, многое наготовил Сидоренко, а еще больше мы просто купили. Для примера крабы, которые так активно продвигают при Сталине и очень не любит народ, бутерброды с красной и черной икрой, что снова народом не очень уважается. Зато «бабка» традиционное белорусское блюдо в тыкве воспринимается на Ура!