Ветлуга поёт о вечном

Предвещали нам гибель, победу себе.

И тогда князь решил, чтоб бойцов поддержать,

Да татар напугать: с Михаилом Бренком

Поменяться одеждой, конём да мечом.

То боярин московский и славный боец.

Чтобы он вместо князя в сражение шёл

И бойцов поддержал. Как увидели тут,

Что опять жив князь Дмитрий и снова в бою,

Растерялись татары. Тогда уж теснить

Стали наши татар. Но не долго Бренок

Так, под знаменем князя, в доспехах его

Поднимал нашу рать в этой сече на бой.

Стрелы роем летали туда и сюда,

И ему был назначен смертельный укус:

В правый глаз угодила лихая стрела,

Глубоко пробив мозг. Так боярин погиб.

Русский полк, что был с левого фланга, не смог

Мощь врага удержать, и к Непрядве-реке

Отступил, а татары погнались за ним.

И тогда, по сигналу Волынца, отряд,

Что в засаде стоял, на татар налетел.

Так их взяли в тиски. Так победа пришла.

А Мамай убежал с малой силой своей;

Не уставшие кони его унесли.

Хоть погнались за ним, только русским коням,

Что устали в сражении, было уже

Не догнать его. Всё же уж вёрст пятьдесят

Его гнали, и многих побили татар.

А когда после боя собрали войска,

Стал Владимир Андреевич брата искать,

Но великого князя нигде не нашли.

Князь Владимир Андреевич тут приказал

Поле всё обыскать, чтобы труп хоть найти.

Стали князя искать средь убитых бойцов.

Только дело то было нелёгким весьма.

Трупы в поле лежали один на другом,

Возвышаясь стогами. Где бой был сильней,

Там горой поднимались убитых тела.

Кони, люди; татары и русские, все

Вперемежку: пойди-ка, кого отыщи.

Там убитым нашли Михаила Бренка,

Что в одежде великого князя лежал,

А в глазу его так и торчала стрела,

Что прошила и череп. Лишь княжеский шлем

Жалу острому выйти наружу не дал.

И ещё Белозерского князя, нашли:

Князя Фёдора, тот своим станом, лицом

На великого князя был очень похож.

А потом два бойца костромского полка

С поля вправо в лесок отошли по нужде:

Конник Фёдор Сабур и Григорий, что был

По прозванью Холоп. Деда знали они,

Когда тот ещё был в их полку костромском.

Там они у берёзы-то их и нашли.

Князь и дед мой лежали почти уж без сил.

И тогда побежал скорей Фёдор Сабур,

Чтобы князя Владимира оповестить.

А Григорий остался обоим помочь…

Много всяких историй рассказывал нам,

Мне и брату, отец мой про эту войну.

Уж теперь сразу все и припомнить нельзя… –

Так рассказ свой закончил кузнец Тихомир.

Он шагал, не снимая свой дивный доспех,

Только шлем нёс в руке. И доспех кузнеца

При ходьбе издавал металлический звук.

– Да, история русской великой земли

Вечной славной гремит, – тут Варнава сказал. –

Много подвигов славных свершает народ.

Сколько подвигов он и ещё совершит,

Прежде, чем обретёт на земле благодать…

– Обретёт ли? – спросил у него Тихомир.

– Если нет, – не напрасно ли всё на земле?

Если нет, то за что же твой дед воевал?

Нет, не зря столько горьких страданий и войн

Претерпел наш народ… – Тут Макарий сказал:

– Я, друзья, полагаю, что прежде того

Надо веру одну утвердить на земле,

Христианскую веру. Как будет народ

Всюду в вере одной, будет жить он с Христом,

То не будет и войн. А до той уж поры

Надо веру нести всем народам земли…

– За московский престол теперь бьются князья, –

Вставил тут Тихомир. – Хоть и веры одной,

А друг друга нисколько они не щадят.

– Их татары смущают, – Макарий сказал. –

Подкупают, хотят посадить своего…

И князья забывают о вере в Христа,

Если деньги и власть затмевают умы…

– Власть сладка… трудно выдержать, – Тихон сказал.

Так они шли и шли, да беседы вели,

Чтобы путь был не скучен. А солнце уже

Стало путаться в кронах, садясь на ночлег.

Тени стали длиннее, темнее, страшней;

Пенье птиц всё редело в высоких ветвях;

Лес как будто сжимался, чернел и смолкал.

6. Отчаянный налёт

Вдруг из тёмных кустов, от высокой сосны,

Отделилась фигура. Один человек

Вышел тихо навстречу и встал на пути.

В светло-серой рубахе на выпуск, в портах;

За широкий кушак был засунут топор;

Сам почти в три аршина, с лохматой башкой,

С бородой, доходящей почти до пупа.

Был он в сумерках страшен. Глядит, словно зверь,

И монахам, что шли впереди, говорит:

– Мир вам, добрые люди! Несёте чего?

– Здравствуй, мил человек, – за монахов сказал

Тихомир. – Для тебя ничего не несём.

Ты ступал бы себе…

– Ты, я вижу, храбрец. –

Отвечал борода. – Только храбрость – не всё!

Да и я не один, чтоб на вас нападать.

Эй, ребятки! – сказал он, – пора уж и вам

Показать себя путникам добрым, чтоб им

Было ясно, что Ворон не любит шутить. –

Показались тут трое лихих молодцов

Из укрытий своих и к тропе подошли.

Топоры, да ножи, да дубины в руках.

– Нет у нас ничего, – Тихон мирно сказал. –

Лишь немного еды, да немного воды,

Да иконы с Писанием. Что с нас возьмёшь?

Мы – монахи. А он – нам подмога в пути…

– С вас-то, может быть, мы ничего не возьмём,

А за вас-то нам, может, чего и дадут.

Да ещё молодец, вон в доспехе каком.

Чай не дёшево стоит. Сам снимешь, аль как?