Ветвь оливы
Шрифт:
— Ох, дьявол… — устало пробормотал я, и сел рядом с ним. К нам присоединился Лигоньяж, присевший на корточки и внимательно и озабоченно вглядывающийся в друга.
— Поклянитесь лучше оба, — попросил я, — что поможете нам ее спасти. Что полностью нам доверитесь. Что не испугаетесь, что бы ни случилось, а случиться может всякое, и пойдете с нами до конца. Это единственный шанс. Никаких споров. Никаких возражений. Вы будете слушать все, что мы вам говорим. Вы поклянетесь?
— Клятвы… — плечи Бертрана вздрагивали. — Клятвы губят души… Я клянусь!.. Клянусь! Пусть так!..
— Клянусь, —
— Пусть так, — согласился я, выдержав его взгляд.
Лигоньяж кивнул: «Мы с вами», и помог Бертрану подняться, почти силком поставив его на ноги.
XIV. «Непобедимая Армада»
Сгустились сумерки, и уже все было готово к вылазке, когда на стенах поднялся какой-то переполох, скатившийся вниз, во двор и перетекший в замок, смешавшийся в бурлящее ручейками зелье в коридорах.
К нам приближались некие войска, еле заметные в темноте, но похоже, немалые, темная катящаяся масса. Неужели нас опередили? И настолько в открытую? Может быть, Линн решил наконец использовать все свое анахроничное оружие и быстро со всем покончить? Почти со всем. А все его предыдущие маневры лишь обеспечили то, что мы никуда не денемся в самое ближайшее время?
Я сам взбежал на стену с отличной модернизированной подзорной трубой наготове — дело рук Дианы, опередив Готье, который так и не попробовал тайного зелья Изабеллы, к которому я снова вернулся — на эту ночь, хоть зарекался еще утром.
Кто бы сомневался, что теперь от него невозможно будет отказаться, раз уж оно есть и раз может помочь держаться в самые сложные и ответственные моменты, которые никак нельзя пропустить и в которые никак нельзя себе позволить оказаться не в форме или невнимательным из-за простой усталости или по другим сплошь естественным причинам.
Не в последний раз. Из таких моментов состоит жизнь. И если все мы переживем эту ночь, это неизбежно станет еще одной проблемой. Это, или кое-что покрепче и основательней. Только последнее меня пока и извиняло.
— Что там происходит? — пыхтя вопросил Готье, наконец догнав меня у парапета.
Я напряженно вглядывался в окуляр.
Войска приблизились достаточно, чтобы разглядеть их и понять, что их много, но уже слишком стемнело, чтобы как следует разобрать… Разобрал!
— Это не хранители!
— Да ты у нас, смотрю, по ним самый большой дока после Рауля!..
— Они живые. Толкаются и плюются. А кто-то из командиров на ходу отчитывает подчиненного. Они не поют, стараются двигаться как можно скромнее, но это обычные люди и их слишком много, чтобы все шло гладко. — Я перевел обзор на голову колонны. Ну-ка… ну-ка… Есть! Знакомая фигура! И знакомый серый конь, чуть выделяющийся светлым пятном. Ну, надеюсь с ним все в порядке!.. — Это отец! С войсками из Парижа!
Готье выхватил у меня трубу.
— Он не говорил, что выйдет так скоро за нами! Девушки только сегодня с ним связывались!..
— Он прекрасно понимает, что наше радио ненадежно. И именно для того, чтобы иметь преимущество, подходит сюда, когда уже стемнело.
Готье что-то беспокойно пропыхтел
под нос, вглядываясь в темноту.— Или это очень вовремя или, может, мы упустили время…
— Время на что?
— Воспользоваться знанием Выскочки. У меня такое ощущение, как будто нас застукали спящими в полдень после гулянки…
— К черту, Готье! Тоже мне гулянки!
— Ну, не знаю, как у меня в Реймсе, а потом по всяким придорожным кустам, а у тебя в Труа…
— Ах да, было сплошное веселье.
— Прямо Dance macabre с живыми покойниками!..
Я отмахнулся и, оставив ему трубу, поспешил вниз. Готье совсем перенервничал. Может быть потому, что потерял по дороге Огюста и оба радиоаппарата, хотя тут не было никакой его вины. Просто они ехали вслед за нами, когда противник уже был лучше к этому готов. Но Готье вдруг догнал меня на лестнице и обрушил тяжелую руку плечо.
— Уф, как я все же рад, что он здесь. Как будто еще только чуть-чуть, и на этом деле можно будет поставить точку! Только не сглазить!..
— Шутник…
— Черт с ними, с проблемами, всегда будут, не одни, так другие, но только не эта! Господи боже… пожалуйста, только не этот запредельный маразм!.. — И снова от избытка чувств встряхнул меня за плечи, решительно всучил подзорную трубу и воодушевленно, с облегчением, понесся вниз. Мы тут были не одни, и дело шло к финалу. Впрочем, и в Париже мы уже были всем составом, а толку?
Тревога повсюду улеглась, сменившись обычным возбуждением. Но отказываться от намеченных планов я не собирался. Упустили мы момент или не упустили, отец бы не спешил сюда так, если бы предполагал, что мы должны успеть справиться сами. Но тянуть и откладывать было некуда. Да и какой смысл прибывать в эти края под покровом темноты, чтобы потерять преимущество при свете дня?
Войска остановились неподалеку и только небольшой отряд двинулся вперед, к замку. Скоро их копыта загрохотали уже по двору, в котором весело, как на странном карнавале, заплясали огни факелов, будто превращающие реальность в теплый безобидный дружеский маскарад.
Иллюзия, конечно, как и все маскарады на свете.
Я едва сдержал желание броситься отцу на шею — разве это было бы дело среди стоящей наготове армии, когда до конца на самом деле еще далеко?
Но едва он соскочил с седла и встретился со мной глазами, он подмигнул, бросил поводья, и в следующее мгновенье мы крепко обнялись, хлопая друг друга по спине, а еще через мгновенье разомкнули объятия и тут же приступили к делу.
— Ну как? — спросил он, оглядывая двор и мимолетно дружески кивая всей нашей команде и просто знакомым лицам. Его глаза сдержанно искрились. — Вы готовы?
— Мы готовили вылазку. Должны были выйти прямо сейчас.
Он задумчиво слегка потряс меня за плечо, пристально вглядываясь в глаза и понизил голос.
— Ты еще принимаешь ту штуку?
— Не собирался, но пришлось… По крайней мере, сегодня… Он захватил Жанну.
Почему-то это прозвучало неубедительно. Но как еще я собирался протянуть эту ночь с какой-то пользой?
Он покачал головой и понимающе вздохнул.
— Плохо. Это я о Жанне. Но даже если бы нет… Сегодня — да, пожалуй, иначе нельзя. И все же надеюсь, что больше не придется…