Ветвящееся время. История, которой не было

Наконец, отметим это особо – Петр, будучи как уже говорилось, оголтелым западником, тем не менее хорошо осознавал то, что напрочь были не способны понять его позднейшие и нынешние последователи. А именно – что России нечего ждать от Запада милостей.

Нет смысла спорить – был и «Всешутейный и всепьянейший собор» (смакованию неприглядных подробностей его отдают должное, похоже, все без исключения историки петровской эпохи равно как и беллетристы), в котором иные исследователи пытаются искать сходство то с итальянским карнавалом, то с «исконно русскими традициями скоморошества», то видят чуть ли не исполненную глубинного политического смысла пародию на православную (или католическую) духовную иерархию.

Параллели и впрямь тут можно провести, но отнюдь не с карнавалом. Скорее уж, с затеей другого «реформатора», сумасшедшего царя Иоанна Грозного, учинившего в Александровской слободе кощунственное подобие монастыря из опричников, где в промежутках между учиняемыми царем разнузданными оргиями (в том числе и гомосексуальными), казнями и пытками, развлекались пением сочиненных царственным безумцем духовных стихов.

В данном случае, мы имеем фарсовое повторение трагедии, в противоположность известному афоризму.

Так же и его труднообъяснимая борьба с бородами и русским платьем была не просто настойчивой, а прямо – таки маниакальной. Указ следовал за указом – запрет на ношение бород всем, кроме крестьян и духовенства, введение налога на бороду, ссылка и каторга уже не только за ношение русской одежды, но и за ее продажу. Достойно увенчал ее указ, каравший каторгой и конфискацией имущества, продажу… скоб и сапожных гвоздей для русских сапог.

Было и убийство сына (и тут параллель с Иваном Грозным!). Но и в этом случае Петр далеко не одинок – в истории европейских монархий не единичны примеры борьбы за трон отцов и сыновей. Правда – тут согласимся со всеми критиками – на западе подобные проблемы решались не в пример благопристойней, и ставшие опасными принцы умирали сугубо от естественных причин (правда, почему – то очень вовремя).*

Что касается возведенной в закон жестокости и пыток, на которых акцентируют внимание все петровские критики… Так ведь не вводил Петр подобные (действительно, кстати, как заметил Д. Мэсси, широко распространенные в мире порядки) на святой Руси, а всего лишь оформил на бумаге имевшую место порочную практику.

И Соборное уложение 1649 года, времен «тишайшего» царя Алексея Михайловича, было не менее жестоким, чем петровские законы.

Не думает же А. Бушков, что до написания обильно процитированного им раздела указа «О форме суда», посвященного пыткам, русские палачи не знали, как правильно пользоваться дыбой и кнутом?

Как правильно написал он сам «Пытали от Уральских гор до Бискайского залива», и насколько позволяет судить автору его юридическое образование – карательная политика европейских правительств мало чем отличалась от русской. «Каролина» – австрийский «уголовный кодекс» той эпохи, вполне стоила петровского «Артикула воинского», кстати, во многом списанного со шведских военных законов.

Правда, тут были и нововведения – при Петре на Руси стали сажать на кол – в Европе этим прежде развлекались только в Речи Посполитой.

Верно и то, что милитаризация при Петре достигла своего апогея. Пожалуй, даже предела возможного.

Если в начале царствования, после Нарвы, когда требовались отчаянные усилия по воссозданию новой армии, военные расходы составляли две трети бюджета, то после окончания Северной войны – три четверти. (23,Т1,68)

Но несмотря на это (вернее – именно благодаря этому) средств все равно не хватало даже на воинскую силу.

У военных производились вычеты из жалования – 20 копеек с рубля у генералов, 10-15 – с офицеров, 5 копеек у унтеров и офицеров гарнизонов. Задержка жалования на несколько месяцев была обычным явлением, а в конце жизни царя армия не получала жалования почти полтора года. Впрочем, это и не удивительно. К моменту смерти Петра, на 17 миллионов населения по самым оптимистическим подсчетам, приходилось четверть миллиона солдат и матросов, что было явно непосильной нагрузкой.(23,Т.1,67)

И если к примеру, участие в Северной войне вполне объяснимо и понятно – в конце концов, шведы – давний враг России, то поддержка трона герцога Мекленбургского (мужа племянницы Петра) штыками экспедиционного корпуса мягко говоря – мало оправдана.

Так же выглядят непродуманными если не сказать больше, попытки закрепить за Россией западное побережье Каспия, при отсутствии надежных коммуникаций, под непрерывной угрозой удара со стороны на тот момент весьма сильных Турции и Персии, да еще вдобавок, после изнурительной и длинной войны. Венцом же подобного авантюризма является пресловутый Прутский поход 1711 года, когда не закончив воевать со шведами, Петр во главе малой армии отправился освобождать балканских славян.

В ходе этой эскапады, Петр оказался в том же положении, что и Карл XII под Полтавой.

Конечно, и его европейские современники, пожалуй, могли похвастаться разнообразными чудачествами. Но скажите на милость – так ли уж было необходимо лично рвать зубы (не делая особой разницы меж больными и здоровыми)? Такая ли была нужда в том, чтобы тратить время на то, чтобы лично махать топором на верфях? У государя, тем более государя России, как по крайней мере кажется автору было немало других, более важных дел. Какая такая великая государственная мудрость состоит в том, что царь лично стриг бороды боярам, а затем поручил это дело шуту… Пусть историки поправят, но автор не видит ровно никакой связи между наличием бороды (или ее отсутствием), и задачами модернизации страны.

И зачем было насаждать чуть ли не с дубиной в руке курение табака?(121,145)

Но, разумеется, самое трагическое – не эти, в сущности не более чем исторические курьезы.

Людские потери эпохи Петра сопоставимы (хотя и далеко не равны) с потерями, которые понесла Россия в эпоху Ивана IV.

Не вдаваясь в подробные демографические подсчеты – они хорошо известны всем, более-менее интересующимся историей, в виде примера укажем только, что, судя по цифрам рекрутских наборов численный состав армии полностью обновлялся каждые 10-12 лет. Даже отбросив заметное число дезертиров, признаем, что процент потерь был неоправданно большим. (23,Т.1,70)

Но одними боевыми потерями жертвы не исчерпывались. Достаточно вспомнить – сколько тысяч безвестных страдальцев легли на строительстве Санкт-Петербурга (вот пример «мудрой» политики – во время напряженной войны тратить силы и средства на сооружение города на пустом месте).

«Работная повинность» обошлась народу едва ли не дороже, чем все войны Петра.

В общем и целом потери петровского времени оцениваются рядом историков в 20% (по ряду губерний – до 40%) населения России. Не будь присоединения достаточно густонаселенных по тем временам областей Лифляндии и Эстляндии, убыль населения была бы еще большей.

Между тем, если взглянуть на эпоху предшествующую Петру беспристрастным оком, то выясниться, что положение на Руси было не столь уж плохим, чтобы для его исправления требовалась бы какая-то чрезвычайная жестокость и ломка всего и вся. Напротив, наблюдалась пусть и неспешная, по русскому обыкновению, но осознанная и непрерывная положительная работа.*

Подъем культуры, модернизация государственного управления и вооруженных сил, церковная реформа, первые попытки создать флот и светское образование, возвращение утраченных после Смуты 1600-1613 годов земель и воссоединение с Левобережной Украиной, разгром турок под Чигириным – все это время правления Алексея Михайловича и Федора Алексеевича.