Веяние тихого ветра [A Voice in the Wind]
Шрифт:
Юлия отвернулась.
— Я послала за ним Хадассу. Она убедит Атрета в том, что это его ребенок.
— И ты думаешь, это что–нибудь изменит?
— Не понимаю, как ты можешь доверять этой лживой маленькой иудейке, — вмешался в разговор Прим, с самого начала возненавидевший Хадассу.
— Хадасса не лжет, — оборвала его Юлия. — Она знает, что, после того как я встретила Атрета, у меня не было больше мужчин. И она сможет объяснить ему это. Он вернется и еще прощения у меня будет просить.
— Она наверняка попытается отбить его у тебя, как уже пытается отбить у меня Прометея.
— Да
— Ты так уверена? А я вот видел, как она сидела в алькове с Прометеем и держала его за руку! Вот и говори мне после этого, что она невинна!
Калаба слегка улыбнулась, ее темные глаза горели злорадством.
— Наверное, ты надоел этому мальчику, Прим, — сказала она, еще больше разжигая в нем ревность. — Ты ведь подобрал его, когда он был совсем еще юным, то есть еще до того, как он успел вкусить все те прелести, которые может предложить ему этот мир.
Прим побледнел.
— Да это просто смешно, — насмешливо сказала Юлия. — Хадасса невинна и останется таковой до самой смерти.
— Если только твой братец не будет иного мнения, — сказал Прим.
Юлия так и вспыхнула.
— Как ты смеешь!..
Ничуть не испугавшись гнева Юлии, Прим откинулся назад, полностью удовлетворенный тем, как его слова подействовали на нее.
— Юлия, дорогая, да открой ты глаза. Ты думаешь, Марк приезжает сюда, чтобы повидаться с тобой? Он приезжает, чтобы видеться с твоей рабыней.
— Это неправда!
— Да?! А ты помнишь тот первый день, когда он пришел, чтобы сказать тебе, что Атрет присылал за тобой? Хотя вряд ли, ты тогда многовато вина выпила. Но если ты не знаешь, то я видел, как Марк уходил. И твоя иудейка стояла вон там и ждала его под той аркой. Он взял ее за руку и — скажу откровенно — так смотрел ей в глаза…
— Ты, кажется, говорила, что твой отец хотел видеть ее перед смертью? — сказала Калаба, как бы что–то соображая. Юлия посмотрела на нее и раскрыла рот.
Калаба перевела взгляд на Прима и покачала головой.
— И этот ребенок по–прежнему доверяет ей, — сказала Калаба. Потом она снова посмотрела на Юлию, и ее взгляд был полон снисходительного сожаления.
— Ты послала к своему любовнику змею, — злобно сказал Прим. — Ты знаешь, что она сделает? Она сделает с ним то же самое, что с моим Прометеем. Вонзит свое жало в Атрета и отравит его ядовитой ложью.
Юлия задрожала.
Я не хочу тебя слушать. Ты говоришь, как какая–то ехидная баба, — сказала она и отвернулась.
— Калаба, ну, может, ты ей скажешь, — разочарованно произнес Прим. — Тебя–то она послушает.
— Нет, не буду я ей ничего говорить, — спокойно сказала Калаба. — Она и сама все прекрасно знает. Просто ей еще не хватает смелости, чтобы перейти от мыслей к действиям.
Хадасса стояла среди сгоревших развалин виллы, которую Атрет купил для Юлии.
— Его здесь нет, — сказал ей какой–то человек, оказавшийся неподалеку. — Он где–то там, на холмах, совсем обезумел.
— Как мне его найти?
— Если не хочешь нажить себе неприятностей, лучше
не подходи к нему, — сказал человек и ушел, оставив ее посреди пожарища.Выйдя за пределы виллы, Хадасса обратилась к Богу с молитвой и попросила Его помочь ей отыскать Атрета. Несколько часов она бродила по холмам, пока не увидела Атрета сидящим на вершине какого–то холма и смотрящим на нее. Волосы у него снова отросли, на нем были набедренная повязка и медвежья шкура. В руке он держал грозного вида копье. Когда она шла к нему, он молча следил за ней своими холодными голубыми глазами.
— Уходи, — сказал он ей голосом, от которого любого могло бросить в дрожь.
Хадасса села рядом с ним и ничего не ответила. Атрет долго смотрел на нее тяжелым взглядом, потом отвернулся и стал смотреть через раскинувшуюся внизу долину на видневшийся вдали большой город. Несколько часов он сидел так, ничего не говоря, холодный и непреклонный, как камень. Хадасса сидела рядом и тоже молчала.
Солнце зашло, и долина погрузилась во тьму. Атрет встал, и Хадасса смотрела, как он пошел по протоптанной им тропе, ведущей в какую–то пещеру. Потом она двинулась за ним. Войдя в пещеру, Хадасса увидела, как он раскладывает сучья для костра. Она села у стены.
Схватив фрамею, Атрет направил ее на Хадассу.
— Убирайся отсюда, или я убью тебя! — Он смотрел поверх фрамеи ей прямо в глаза. — Убирайся! Возвращайся к этой шлюхе, которой ты служишь! — Хадасса не пошевелилась, совершенно не испытывая страха. Она просто смотрела на него своими прекрасными карими глазами, полными сострадания.
Атрет медленно опустил фрамею и отложил ее в сторону. Посмотрев на Хадассу, он повернулся к ней спиной и сел перед костром, решив не обращать на нее никакого внимания.
Хадасса опустила голову и молча помолилась о помощи.
— Она думает, что я вернусь, так? Она по–прежнему думает, что имеет власть надо мной.
Хадасса подняла голову. Он все так же сидел к ней спиной, склонившись над костром. Ей было очень жалко его.
— Да, — честно сказала она.
Атрет встал на ноги, и все его тело напряглось от накопившегося в нем гнева.
— Возвращайся и скажи ей, что она для меня умерла! Скажи ей, что я поклялся Тивазу и Артемиде никогда больше не видеть ее лица. — Атрет подошел к входу в пещеру и остановился, вглядываясь в темноту.
Хадасса встала. Она подошла к Атрету и стала смотреть на ночное небо, усеянное звездами. Довольно долго она молчала, после чего сказала очень тихо:
— «Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь…».
Атрет снова вошел в пещеру и сел у костра. Он запустил пальцы в свои золотистые волосы и замер, держась руками за голову. Спустя минуту он опустил руки и посмотрел на них.
— Ты знаешь, сколько человек я убил? Сто сорок семь. Это только на арене. — Он засмеялся, и смех его прозвучал страшно. — А до этого я убил, может быть, еще человек пятьдесят римских легионеров, которые вошли в Германию, думая, что имеют право безнаказанно властвовать на нашей земле и превращать нас в рабов. И я убивал их с радостью, потому что защищал свою семью, защищал свое селение.