Веяние тихого ветра [A Voice in the Wind]

Хадасса закрыла глаза. «Твоего Бога», — сказал он — и она поняла, что Бог не ответил на ее молитвы.

— О Марк, — прошептала она, испытывая душевную боль. — О Марк… — Ее глаза наполнились слезами. — Я не могу выйти за тебя замуж.

Марк слегка нахмурился.

— Ты можешь. Я же только что сказал тебе, что Юлия согласилась отдать тебя мне. Отец дал свое благословение. Мать тоже. Мы поженимся, как только все будет для этого готово.

— Ты не понял, — Хадасса отошла от него и закрыла лицо руками. — О Боже, почему я должна делать такой выбор?

Марк видел, как она мучается, но не понимал, почему. Он пожал плечами.

— Юлия отпустила тебя. Ты ей больше не нужна.

— Я не могу выйти за тебя, Марк! Не могу! — Хадасса отвернулась, боясь, что от одного его взгляда она снова забудет о Боге и предастся своим чувствам.

Марк резко повернул ее к себе.

— Что ты хочешь этим сказать? Что тебя удерживает? Кто тебя удерживает? Ты же любишь меня, Хадасса. Я понял это, едва прикоснувшись к тебе. Я увидел это в твоих глазах.

— Да, я люблю тебя, — сказала она. — Наверное, в этом вся беда. Наверное, я слишком сильно тебя люблю.

— Слишком сильно? Как это женщина может любить мужчину слишком сильно? — И тут Марк подумал, что понял ее. — Ты боишься того, что мои друзья и знакомые начнут говорить, что я женился на рабыне. Так? — Ведь она в первую очередь думала о других, и только потом о себе. — Мне плевать на них, Хадасса. Пусть говорят, что хотят.

Марк помнил, что когда–то презирал одного человека, который дал свободу своей рабыне, чтобы жениться на ней, но тогда Марк еще не знал, как любовь способна ломать барьеры между хозяевами и рабами. Он не знал и того, насколько женщина может быть дорога мужчине.

Хадасса покачала головой.

— Нет, Марк. Дело не в этом. Я не могу выйти за тебя, потому что ты не веришь в Господа.

Марк облегченно вздохнул.

— И это все, что тебя беспокоит? — Он провел рукой по ее волосам и слегка улыбнулся. — Но что это меняет? Это ведь не имеет никакого значения. То, верю я или не верю, не изменит нашей любви друг к другу. Я не вижу тут никакой разницы.

— Разница огромная.

— Вовсе нет, — Марк нежно прикоснулся к ее лицу, испытывая огромное наслаждение от прикосновения и от взгляда ее ласковых глаз. — Все дело лишь в терпимости и взаимопонимании, Хадасса. Важно, чтобы мы любили друг друга и были свободны в наших отношениях. Мой отец никогда не запрещал матери поклоняться богам и богиням, в которых сам не верил. Он знал, что она находит в них утешение, как я знаю, что ты находишь утешение в своем Боге. Ну и пусть так будет. Ты поклоняешься невидимому Богу. Я не буду тебе в этом мешать. Тебе в нашем доме будет гарантирована полная свобода делать то, что ты сочтешь нужным.

— А как же ты, Марк? Кому будешь поклоняться ты?

Он поднял ее лицо за подбородок и поцеловал ее.

— Тебе, любимая. Только тебе.

— Нет! — воскликнула Хадасса, вырвавшись из его объятий. Она снова отвернулась от него, и по ее щекам потекли слезы.

Марк положил руки ей на плечи и поцеловал ее в шею. Губами он почувствовал, как сильно бьется у нее пульс.

— Что мне сказать, чтобы убедить тебя в том, что с тобой все будет хорошо? Я люблю тебя настолько, что готов уважать твою религию.

— Уважать. Но не верить. — Хадасса повернулась к нему и посмотрела ему в глаза. — Как мне объяснить, чтобы ты понял? — грустно сказала она. — Когда два вола идут в одной упряжке, они должны идти в одном направлении, Марк. Если один повернет направо, а другой налево, что произойдет?

— Перетянет тот, кто сильнее, — тут же ответил он.

— То же самое будет и с нами. Победишь ты.

— Но мы же не волы, Хадасса. Мы люди.

Она боролась сама с собой. Ей хотелось быть с Марком, засыпать в его объятиях, растить его детей, стареть с ним — но она слышала предостережение от Господа, и ей нужно было помнить о нем.

— Если я буду в одной упряжке семейной жизни с тобой, если я стану плоть от плоти твоей, то самым важным в моей жизни станет то, чтобы я радовала тебя.

— Но разве не на этом строится семейная жизнь? Муж — глава семьи, а жена следует за ним.

— Но ты утянешь меня от Господа, — сказала она.

«Господа», — повторил про себя Марк и почувствовал, как в нем закипает злость к этому невидимому Богу. Господь. Господь.

— Я же сказал, что ты можешь поклоняться тому Богу, Который тебе нравится.

Она увидела в его глазах гнев, который только подтверждал ее опасения.

— Поначалу ты мне это позволишь. Но потом все изменится. Ты даже не заметишь, когда и как. И я этого не замечу. Все начнется с того, что кажется незначительным, неважным, а потом шаг за шагом, день за днем ты будешь тянуть меня на тот путь, по которому я пойду в ногу с тобой, но не с Господом.

— Но что в этом плохого? Разве жена не должна ставить мужа превыше всего?

— Не выше Бога, только не выше Бога. Иначе это будет смерть для нас обоих.

Марк начинал выходить из себя.

— Да нет же. Если ты будешь любить меня, а не своего Бога, это будет жизнь, такая жизнь, которой ты никогда еще не знала. Ты будешь свободной. На тебе не будет никакого ярма. — Когда Хадасса закрыла глаза, он невольно выругался про себя. — Ну почему мы вечно возвращаемся к этому твоему Богу?

— Потому что это единственный истинный Бог, Марк. Он есть Бог!

Марк снова обхватил руками ее лицо.

— Не отворачивайся от меня. Посмотри на меня! — Хадасса взглянула на него, и он почувствовал, как она отдаляется от него, но не знал, как ее удержать. — Ты же любишь меня. Ты сама об этом сказала. Что ты имеешь, оставаясь со своим Богом? Ярмо рабства. Ни мужа. Ни детей. Ни своего дома. И никаких перемен к лучшему в будущем. — Его объятие стало мягче. — А что смогу тебе дать я? Свободу, свою любовь, детей, свою страсть. Ведь ты же хочешь этого, разве нет? Скажи, что хочешь, Хадасса.

Хадасса из последних сил старалась стоять на своем, по ее щекам продолжали течь слезы.

— Я очень хочу всего этого, но только не ценой своей веры, не через отказ от Бога. А именно через веру мне пришлось бы переступить. Неужели ты не понимаешь, Марк? Если я начну такую жизнь и отвернусь от Господа, я буду мудрой на мгновение, но потеряю все в вечности. — Хадасса нежно прикоснулась к его рукам. — И ты тоже.

Марк отпустил ее.

Хадасса видела выражение его лица: крушение надежд, уязвленная гордость, отчаяние и гнев. Ей захотелось как–то утешить его.