Вид из окна

— Хорошо. Учимся. Он меня оберегает.

— Я до сих пор не могу во всё это поверить! Америка, жених — американец…

— Он очень хороший!..

— Я тоже был хороший, когда делал предложение твоей маме. Главное, чтобы он стихов не писал.

— Он не пишет, пап. У него мозг устроен экономически.

— Почему-то меня это не удивляет.

— Ты опять начинаешь?

— Да не, дочь, ты же жаловалась, что тебе не хватает моего бухтения?

— Подловил!

— Ага! Ну ладно, милая, помни, что ты мне обещала.

— Помню.

— Я тебя когда-нибудь обманывал?

— Вот этого точно не было.

— Значит, верь мне.

— Верю.

— И это…

— Что ещё, пап?

— Встретишь Буша, Збигнева Бжезинского и Билла Клинтона, передай им, что все они козлы!

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

1

Они прилетели в Прагу разными рейсами. И если Вера была занята встречами, Павел, пользуясь случаем, бесцельно бродил по городу, наматывая километры и впечатления, останавливаясь в пивницах и ресторанах, для того, чтобы передохнуть, хлебнуть хвалёного чешского пива и отведать омлета с сыром, полёвку, чеснечку и другие вкусности многочисленных ресторанчиков. От чешского вина отказался почти сразу. Хлебнув там-сям три-четыре разных сорта, понял, что вино в Чехии куда хуже среднего кубанского, а до подвалов Массандры, австралийского шираза или юарского каберне им, как кефиру. Пиво, кстати, тоже оказалось не везде похожим на то, чего он ожидал. В одной пивнице официант объяснил ему, что многие заводы уже скупил, скажем, “Miller” и в процессе глокализации, в русле глобализации традиционное чешское пиво было доведено до уровня общечеловеческой цивилизации. Павел только ухмыльнулся: выходит, сначала в страну заползает пивная пена, а потом подтягиваются радары и ракеты.

У Веры, напротив, всё шло по графику. Правда, взятую на прокат «Шкоду» пришлось бросить на одной из улиц из-за отсутствия опыта вождения по узким улочкам и отсутствия соблюдения правил движения на таких улочках. Нет, конечно, правила действовали, но какие-то неписаные, известные только чехам. После того, как один из местных водителей, напомнил ей, что русские умеют ездить по Праге только на танках, Вера сдалась. Далее перемещалась на метро и трамваях. Так — на «девятке» доехала до Национального театра, построенного в девятнадцатом веке на народные деньги. Потому и написано было на нём золотыми буквами: «Народ — себе». На скольких зданиях в России можно было бы разместить такие надписи? Рядом высился бетонно-стеклянный куб современного театра, построенного к столетию данного рода искусства в Праге. Совсем рядом — несла свои мутные воды Влтава… Вниз по течению она впадала в Лабу, именуемую от границы с Германией Эльбой, на которой жили когда-то полабские славяне.

Напротив тетра находилось культовое кафе «Славия». Там была назначена первая встреча, к которой Вера специально не готовилась, но, тем не менее, была нимало удивлена, увидев за одним из столиков Мизгулина с огромной кружкой пива в руке.

— Дима! Ты?!

Дмитрий Александрович с улыбкой поднялся из-за стола и галантно поцеловал Веру в щеку.

— Я же обещал, что лично проконтролирую результат. Ну, и дела у меня здесь, в филиале… Здесь всё, что ты просила, — протянул конверт.

Вера распечатала его и начала внимательно просматривать бумаги, метнула на стол пластиковые карты. От этого занятия её отвлёк услужливый официант, для которого она ограничилась одним словом «кофе», после чего он удалился с немного разочарованной, но тренированной улыбкой.

— Это даже больше, чем я ожидала… — немного растерянно оценила содержимое конверта Вера.

— Если будут вопросы, ты знаешь, куда и к кому обращаться. Могу я чем-то ещё помочь?

— Спасибо! Этого вполне достаточно. Не ожидала. Особенно — увидеть тебя собственной персоной. А действительно, что ты делаешь в Праге?

— Ну видишь же. Пью пиво. Говорят, почки прочищает.

— Кроме шуток, как ты всё успеваешь?

— В смысле, всё выпивать? Наливаю чаще.

— Ну ты же понял: я имею в виду кучу обязанностей, которые ты тянешь: бизнес, депутатство… И ещё стихи… Как ты всё успеваешь?

— А я всё не успеваю, Вера, — немного грустно, но честно ответил Дмитрий Александрович.

— Я тут… Короче, я прочитала твою книгу стихов. Насколько хватает моего вкуса в поэзии — мне очень понравилось. Ты много пишешь о Боге. И о человеке, который к Нему идёт… Я хотела спросить… — Вера немного замялась, пытаясь совладать с внутренними противоречиями и страхом, которые её вдруг охватили. — Мне сейчас предстоит нелёгкая и очень непростая встреча с прошлым… Нет, я не об этом… Правда ли, что Господь может простить даже убийство? Достаточно искренне покаяться?.. Как-то получается легко и просто…

— Вера, а ты живи легко и просто, — ответил поэт и с удовольствием отхлебнул большой глоток пива.

Минуту они молчали. Затем Вера вдруг вспомнила:

— Знаешь, Павел начал писать роман обо всём, что с нами произошло, но сказал, что продолжать не будет. Жалко, если его наброски пропадут. Есть дискета…

— Передай мне. Думаю, у меня есть один друг, который смог бы что-нибудь сделать.

— Имена изменишь?

— Все, кроме своего, — с улыбкой ответил Дмитрий Александрович.

2

Главная встреча этого дня предстояла Вере на Карловой площади. Вера пришла туда на полчаса раньше, чтобы внимательно осмотреться и максимально избежать любых непредвиденных ситуаций. От грядущей встречи её немного знобило, приходилось то и дело унимать лёгкий мандраж в руках. Даже захотелось закурить.

Площадь больше походила на луг. Вера вспомнила ещё покрытые талым снегом и настом улицы сибирских городов, глядя на светло-зелёную, ровную, прямо-таки цивилизованную траву на аккуратных газонах. Ярко представила, как летом на этих газонах валяются беспечные пражане, читая газеты, играя с детьми, слушая музыку, да просто спят. В центре площади находился фонтан, к коему сходились пешеходные дорожки. Дойдя до фонтана, она осмотрелась: Новоместская ратуша, построенная ещё при Карле IV, церковь Святого Игнатия Лойолы и самый чудной — розовый дом доктора Фауста, овеянный городскими легендами и преданиями. Где там дыра в крыше, через которую Мефистофель забрал доктора Фауста по истечении их договора?

— Вера? — окликнувший её голос был и знакомым и неожиданным, заставившим вздрогнуть всем телом.

Она оглянулась. Всё-таки ему удалось подойти незамеченным. Ещё бы: за столько лет он уже научился быть тенью. Вера стояла в нерешительности, внимательно рассматривая Георгия Зарайского или Джорджа Истмена.

— Я так понимаю, ты не испытываешь желания броситься мужу в объятья? — он говорил с заметным акцентом, что ещё больше настораживало, добавляло напряжения.

— Своего мужа я похоронила почти восемь лет назад, — твёрдо и сразу ответила Вера, стараясь сохранить спокойствие и ничем не выдать волнения, от которого кружилась голова.

— Я не мог по-другому…

— Ты даже говоришь с акцентом.

— Все эти годы я принципиально не разговаривал на родном языке, и теперь сам не знаю, какой мне роднее.

— А ещё чего ты не знаешь? Не знаешь, к примеру, что пережили все твои близкие?.. На что ты заставил меня пойти?..

— Вера, ты думаешь, мне было легко?

— Вот в этом-то и вся загвоздка: ты только и знаешь, как тяжело было тебе. Остальные — не в счет. И теперь ты воскрес, чтобы вернуть себе утраченное прошлое.