Вид из окна

— Чёрт! — ещё раз выругался Колин Уайт, который не знал, что ему делать и даже позабыл, что никогда не повторяется в ругательствах. А он редко не знал, как поступить в той или иной ситуации. — Обычно девушки приносят с собой презервативы… — несмело попытался выкрутиться шпион.

— Вот, — сказала она, — вытаскивая упаковку из-под лямки стрингов. — Вполцены… Одна нога здесь, другая — там! Никто не может так далеко откинуть ногу, как я!

— One-legged berry cherry…

4

Джерджи объявился на следующий день. Он прислал смс-сообщение и назначил встречу в Будве в полдень. Уайту пришлось нанимать единственное и раритетное такси в посёлке — кабриолет, сделанный из «Москвича-412», да ещё покрашенного в броский ярко-жёлтый цвет. Успокаивало одно, Павел и Вера тоже катались на этом динозавре советского автопрома и, похоже, их это искренне забавляло. Значит, никто не будет воспринимать его поездку, как деловую. Сам таксист и владелец авто — Лука — называл своё четырехколесное чудо promenade limousine, и брал за пару часов катания вдоль «ядрански пут» ни много ни мало сто евро. Столько же он нагло запросил с Уайта, но тот торговаться не стал, а попросил Луку подождать его в городе, чтобы с ним же вернуться.

Джерджи ждал его в кафе, уже заказав две чашки кофе. Он знал, Уайт никогда не опаздывает, поэтому не опасался, что кофе остынет. Одетый в джинсовый костюм, с сигаретой в зубах он напоминал беспечного хиппи, прожигающего время. Когда Уайт сел напротив него, он не преминул съязвить:

— Колин, даже на берегу Адриатики, ты не снимаешь темный костюм. Ты смотрел «Люди в черном», Колин?

— Смотрел, Джерджи, смотрел. Более того, я сказал Томми Ли Джонсу, что вторая часть полное дерьмо!

— Ты знаешь Томми Ли Джонса?

— Лучше, чем тебя. Чем порадуешь?

Джерджи ногой перепихнул под столом спортивную сумку в сторону Уайта. Тот, расстегнув молнию, молча заглянул внутрь: две снайперки и «беретта» с глушителем.

— Сколько?

— Десять тысяч евро, — не моргнув глазом, ответил албанец.

У выдержанного Уайта подпрыгнули брови:

— Это в два раза дороже, чем стоит!

— Хорошо, я увезу заказ обратно. Мне пришлось вытащить эти игрушки из партии для Косово. Поэтому в стоимость входят неустойка и другие накладные расходы.

— Ладно, — отмахнулся Уайт, доставая чековую книжку. — Когда вы все тут навоюетесь?

— А мы с черногорцами не воюем, а торгуем. С ними бессмысленно воевать, как и с нами. Они такие же как мы. Упрямые. А вот чек, Колин, оставь себе, мне нужны наличные.

— Ты что, не доверяешь?

— Доверяю, но сегодня нужны наличные.

— У тебя не будет проблем с обналичиванием этого чека. Не один банкомат не даст мне такую сумму.

— Да, — согласился Джерджи, — ты прав. Тут во всех банкоматах может не оказаться такой суммы. Ладно, выписывай чек, но на пятьсот евро больше, я не рассчитывал тратить время на такую чепуху.

— Чёртов албанец! Тебе бы с евреями торговаться. Игрушки, надеюсь, качественные?

— В масле ещё. Но пристреляны, как ты и просил. — Джерджи внимательно посмотрел на чек и, удовлетворённо хмыкнув, сунул его в нагрудный карман джинсовой куртки. — Приятно работать с тобой, Колин.

— Не могу тебе ответить такой же любезностью, Джерджи.

— О! Я забыл, что ты джентльмен, и если тебе приходится наживаться на войне, ты восемь раз в день моешь руки.

— Деньги не пахнут, сказал император Веспассиан, когда вводил налог на уборные.

— А я, кстати, планирую открыть бизнес с биотуалетами, — поделился Джерджи.

— Тротил и наркотики там будут вместе с туалетной бумагой?

— Надо об этом подумать, — вдохновился идеей албанец.

Когда Колин с грохотом закрыл за собой дверь развальни-кабриолета, Лука, бросив взгляд на сумку в его руках, невозмутимо спросил:

— Купили наркотики или оружие?

— ? — нахмурил брови Уайт.

— Ну вы же взяли эту сумку у албанца, значит, купили либо то, либо другое.

— Бог мой! Что за удивительная страна?!

— Черногория. Мы запах оружейного масла чуем лучше, чем запах сливовицы и вкусного обеда. Не переживайте, я не побегу в полицейский участок.

— Сколько? — устало спросил Уайт.

— Сто евро.

— Окей.

Но самое удивительное ожидало британца, когда он вошёл в гостиницу. У стойки бара и за столиками галдела толпа людей, одетых в немецкую форму времён Второй мировой. На столах, помимо напитков и закуски, лежали автоматы MP-38 и немецкие карабины. Галдёж стоял, как на сербском, так и на немецком.

— Что это за ряженые? — спросил раздражённо у портье Уайт.

— Это, сэр, кино. Будут снимать кино. Немцы воюют с югославскими партизанами. Красивый бой. Партизаны победят. Я тоже буду участвовать в массовой сцене. Не хотите открыть второй фронт? — улыбнулся портье.

— Что? — не понял шутки Уайт. — Я должен отдохнуть, они долго будут шуметь?

— Я попрошу их быть тише, сэр. Скажу, чтобы вас никто не беспокоил. До июня тысяча девятьсот сорок четвертого года. Черчилль ведь хотел открыть второй фронт на Балканах. Так что можете отдыхать спокойно, сэр.

— Да уж, а то пришлёте очередную проститутку в инвалидном кресле, — недовольно пробурчал Уайт, поднимаясь на второй этаж по скрипучей деревянной лестнице.

Из номера он позвонил Истмену.

— Джордж, сумасшедший дом продолжается. Тут намериваются снимать кино, батальные сцены.

— Справедливому это не помешает, а тебе?

— Ночью я подготовлю позиции, и для тебя — тоже, — оставил без внимания колкость друга Уайт.

— Хорошо.

— Ты любишь провожать закат?

— Да.

— А я нет.

— Почему?

— В глаза слепит, целиться неудобно, — открытым текстом заявил Уайт и отключился.

5

Солнце действительно нещадно слепило, расплываясь оранжевым маревом над западными вершинами гор. И всё же Уайт профессионально выбрал обе позиции. Позиция Справедливого была на скалистом уступе полусотней метров ниже. Причем находящегося ещё выше Уайта он мог только чувствовать, если у него было то самое звериное чутьё, о котором упоминал Джордж. Кусок дикого пляжа, куда каждый вечер приходили Павел и Вера, был, как на ладони. К нему, оставляя позиции в стороне, спускались с двух сторон две тропинки. На противоположной стороне тоже был удобный схрон, но он был только один. И был почти напротив верхнего, что могло открыть второго стрелка. Сам пляж целиком просматривался со склона, вдоль которого тянулся Адриатический тракт — «Ядрански пут». Истмен проедет мимо на машине, любуясь достопримечательностями. Потом, когда найдут тела Павла и Веры, он будет уже далеко.