Вид с больничной койки

Я глянул на часы: мы вышли из регламента. В последние минуты нашей беседы в дверях кабинета возникала головка секретаря с молящим взором. Я понял: пора-де и честь знать.

Дома не без удовольствия крутил на диктофоне туда-сюда кассеты: переводил звуки в текст. Правка была мизерная, на языке журналистов — щадящая. Да особой-то необходимости в том не было. И все равно дал рукописи срок отлежаться.

Хорошо помню, был четверг… Будто на крыльях полетел я на Старый Арбат, в редакцию журнала «Москва», отчитаться о проделанной работе. Заведующая отделом публицистики С. Д. Селиванова, сославшись на занятость, попросила прийти за ответом денька через три.

Еле дождался понедельника. По крутой скрипучей лестнице поднялся на второй этаж… Меня ждали. На столе редактора лежала моя рукопись, раскрытая на титульной странице.

Будто с небес раздался спокойный голос:

— Материал интересный, поучительный… Хотели было отсылать в набор. Да не нашли визы вашего собеседника…

От души отлегло:

— Это не проблема… С академиком у нас полное взаимопонимание.

Селиванова была неумолима:

— Это отнюдь еще ничего не значит. Потому поспешите. Мы выпили чайку и дружески расстались.

В течение месяца методически набирал я номер телефона Кардиоцентра. Секретарь ровным голосом отвечала: «Юрий Никитич очень занят. Звоните в следующий раз».

Я не гордый. Но с каждым звонком энтузиазм мой слабел. С первым снегом почувствовал в душе тревожную пустоту. В этом состоянии и отстучал на машинке несколько строк. Закончил послание так: «Прошу возвратить стенограмму беседы. Судя по всему, нашему интервью еще не время для публикации».

Вскоре почтальон принес заказную бандероль. Все-все странички были на месте. На некоторых, правда, виднелись следы незначительной правки. И никакой пояснительной записки, комментариев. Как будто и не встречались!

Поначалу хотелось предать рукопись огню — Господь образумил. Нашел старую папку из пуленепробиваемого картона. На лицевой стороне красным фломастером вывел: «Интервью, написанное вилами по воде».

Та папка пролежала в пыльном углу без малого четыре года. А тут нечаянно под руки попала. Перелистал заново от корки до корки.

Первая мысль: за истекший период на фронте борьбы за здоровье народа ничего решительно не изменилось. Кабы хуже еще не стало…

ИНТЕРВЬЮ ПОД ПЕРЕСТУК КОЛЕС

Прошлое лето я провел в ближнем захолустье. В разношерстной экспедиции социологов Высшей школы экономики и МГУ, зондировавших бытие в глубине «северной Атлантиды»… Всего-навсего в семистах верстах от «белокаменной столицы», — точнее в Мантуровском районе Костромской области.

В историческом смысле земля обетованная, овеяна героикой. Здесь истоки достославной династии Романовых. Кроме того, край заповедный, сказочно богатый, — причем благополучный в экологическом значении. В то же время в хозяйственном отношении запущенный до крайности.

Дружина ученых являла собой компанию из социологов, экономистов, демографов, историков. Перед ними стояла задача: осмыслить сложившееся положение региона и разработать реальную программу выведения конкретного региона из системного кризиса. Работа, разумеется, адская — до завершения ее пока что далеко. Но начало положено.

Выполнив поставленное задание, поспешил я в Москву скорым поездом. Компаньоном в купе оказался врач, к тому же кардиолог. Сразу же выяснилось: Петр Николаевич — коренной костромич, доктор медицинских наук — трудится в самостоятельной компании в Нижнем Новгороде. Кабы не сам Гиппократ послал мне попутчика, о котором я не смел и мечтать. Последнее время снова когтил мне душу вопрос: почему академик Беленков не завизировал в сущности готовое интервью для журнала, чем поставил редакцию в затруднительное положение, заодно и нашей уже наметившейся дружбе дав коленом под дых.

На полпути к Костроме язык мой развязался, я сболтнул соседу: дескать, имел честь все лето общаться с Беленковым.

Последовал лобовой вопрос: «Где же мы прочтем интервью? Или оно уже увидело свет?»

Признаюсь, я сильно пожалел о своем фанфаронстве. И дабы хоть малость смикшировать нелепость положения, без утайки деталей поведал все, как было.

Никогда, кажется, не встречал я такого внимательного собеседника. Меня несло. По памяти кусками цитировал слово в слово целые абзацы, пересказывал диалоги. Попутчик мой напрягся; когда речь зашла о сердечной терапии, фармакологии в частности. В одну из пауз был я озадачен встречным аргументом:

— Насколько известно, по части лекарственных средств институт Бакулева исповедует парадигму: любыми средствами бороться за снижение давления в сердечно-сосудистой системе своих пациентов… Таким образом как бы невольно порождая разные проблемы в иных частях организма. В частности, в головном мозге.

Это была слишком сложная материя.

Вдруг вагон сильно качнуло из стороны в сторону. Будто под колесами были не стальные стрелки, а колдобины и ухабы проселка, заезженного тяжелогружеными лесовозами. Казалось, в следующее мгновенье состав сорвется с рельс и понесется как угорелый вскачь по шпалам… На сей раз вроде б обошлось.

Из последующей беседы выяснилось: попутчик мой — физиолог. Его специальность — коронарные заболевания, но иного профиля. Оказывается, у нас в стране существует с неких пор (уже лет десять) своего рода школа или направление в медицине. Его сообщники поставили своей задачей излечение сердечников не традиционным, так сказать, фармакологическим способом, а инженерно-техническим. Сама идея давно уже носится в воздухе, материализована же лишь теперь: умом и руками доктора наук от медицины Юрия Николаевича Мишустина. Его лаборатория, точнее научно-технический центр, базируется в городе Самаре. А мой транзитный попутчик — его соратник и популяризатор.

Петр Николаевич «обогатил» меня статистикой. Отечественные кардиологи трудятся не покладая рук… Зачастую же их усилия пропадают даром. По следам академика Евгения Ивановича Чазова, каждый третий «откаченный» их пациент через месяц-другой возвращается на больничную койку подчас в худшем состоянии. Но уже с новым диагнозом: инсульт!

По сути ситуация аховая! Как ни парадоксально, люди у нас зачастую гибнут от рук своих же спасителей. Могли бы еще и пожить, кабы лекари лечили в точном соответствии с телесной физиологией, а не вопреки ей.

В чем проблема? Она не за семью печатями: давно носится в воздухе. Вот как ее сформулировал сам глава современной школы Е. И. Чазов. Причем сказано было не в узком кругу единомышленников — с высокой трибуны национального Конгресса кардиологов в 2003 году. Вот этот тезис: «Почему, несмотря на появление новейших методов диагностики, а также колоссальный арсенал лекарственных средств, эффективность лечения сердечно-сосудистых заболеваний не только не увеличивается, но, судя по росту больничной летальности, даже уменьшается?» К сожалению, ответ на поставленный вопрос в той аудитории так и не прозвучал.