Видессос осажден

Как и во время предыдущего заклинания, палка начала дрожать в воде. И, как и во время предыдущего заклинания, конец с прикрепленным магическим фокусом повернулся к востоку. Багдасарес перевел взгляд с него на Маниакеса и обратно. "Если я не совсем обманываюсь, Абивард действительно к востоку отсюда".

"Но это безумие", - воскликнул Маниакес. "Это совершенно бесполезно. С какой стати Абиварду - и, без сомнения, макуранской полевой армии вместе с ним - отправляться в видессианские западные земли? Макуран удерживает западные земли, за исключением порта тут и там и нескольких укреплений на холмах юго-востока. Что он может сделать там такого, чего не сделал много лет назад? Он не собирается брать город Видессос - без кораблей он этого не сделает, и меня не волнует, сколько у него солдат. И в случае чего-нибудь менее важного, чем это, ему было бы разумнее остаться здесь и сражаться со мной вместо этого."

"Ваше величество, моя магия может сказать вам, что это так - или, во всяком случае, во что я верю, что это так", - сказал Багдасарес. "Выяснить, почему это так - заглядывать в сердце человека таким образом - выходит за рамки моего искусства или искусства любого волшебника. Часто человек сам не до конца понимает, почему он поступает так, как поступает, - или ты этого не видел?"

"Я видел", - сказал Маниакес. "Но это все еще ставит меня в тупик. Абивард обладает многими достоинствами, но никто никогда не называл его глупым. Он, должно быть, знал, что в этом году мы возвращаемся в Страну Тысячи городов. Он не пытался остановить нас, захватив Лисс-Сайон. Он не смог помешать нам высадиться в Эрзеруме и направиться на юг. Если он знал, что мы придем, почему он не здесь, чтобы встретить нас? Это то, что я хочу знать ".

"Это правильный вопрос, важный вопрос, ваше величество", - серьезно согласился Багдасарес. "Это также вопрос, на который моя магия не может дать вам хорошего ответа. Могу я задать свой вопрос в ответ?"

"Спрашивай", - сказал ему Маниакес. "Все, что ты можешь сделать, чтобы впустить свет Фоса в то, что выглядит как тьма Скотоса, было бы приветствовано". Он начертил солнечный круг доброго бога над своим сердцем.

Багдасарес также нарисовал солнечный круг, сказав: "У меня нет никаких великих и мудрых мыслей, чтобы предложить, просто вот что: если по какой-либо причине Абивард решил покинуть земли между Тутубом и Тибом, не должны ли мы наказать его за его ошибку, причинив весь возможный вред в этих краях?"

"Это то, чем мы занимались", - сказал Маниакес. "Это то, чем я намерен заниматься и дальше. Если Абивард хочет отправиться по каким-то своим делам, позволь ему. Макуран пострадает из-за этого ".

"Хорошо сказано, ваше величество".

Маниакес не потрудился ответить на это. Все, что он сказал, имело прекрасный смысл - и не только для него, если Багдасарес с такой готовностью ухватился за это. Он говорил себе это много раз, прежде чем пришел искать магического совета Багдасареса. Но если Абивард не был глуп, почему он покинул почти определенное место действия в этом году? Какую причину он счел достаточно веской, чтобы поступить подобным образом?

"Невозможно сказать", - пробормотал Маниакес. Брови Алвиноса Багдасареса поползли вверх; без сомнения, он надеялся узнать, что у Маниакеса на уме. Маловероятно, не тогда, когда Маниакес сам был далеко не уверен. Но что бы ни замышлял Абивард, у Маниакеса было ощущение, что он узнает, и что он не будет вне себя от радости, когда узнает.

Как видессийцы поступили с храмами Фоса, макуранцы построили святилища Богу не только в городах на благо торговцев и ремесленников, но и на обочинах дорог в сельской местности, чтобы крестьяне могли молиться и поклоняться, а затем возвращаться к работе. Маниакес разрушал эти придорожные святилища с тех пор, как впервые вступил на Землю Тысячи городов. По крайней мере, это доставляло неудобства фермерам, что в какой-то мере помогло бы делу видессии.

Бог обычно размещался в помещениях менее изысканных, чем храмы Фоса. Некоторые святилища находились под открытым небом, с четырьмя сторонами квадратного алтаря, обращенными по сторонам света, каждая из которых символизировала одного из Четырех Пророков макуранцев. По мере того, как видессийцы приближались к Машизу, святилища становились все более сложными, как это было известно Маниакесу по предыдущим вторжениям в земли между Тутубом и Тибом.

А затем, когда видессианская армия приблизилась к Тибу, солдаты наткнулись на столь необычное святилище, что призвали Автократора посмотреть на него. "Мы не знаем, что с этим делать, ваше величество", - сказал Коментиолос, капитан отряда, захватившего святилище. "Ты должен рассказать нам, и прежде чем ты сможешь это сделать, ты должен увидеть это".

"Хорошо, я посмотрю", - любезно сказал Маниакес и уперся пятками в бока Антилопы.

У святилища были стены и крыша. Стены были сложены из обожженного кирпича, а не из простого сырцового, но это не сильно удивило Маниакеса: макуранцы отдали Богу и Четырем Пророкам лучшее, что у них было, как видессиане поступили с Фосом. Вход был открыт. Маниакес вопросительно посмотрел на Коментиолоса. Капитан кивнул. Маниакес вошел внутрь, Коментиолос последовал за ним.

Глазам Маниакеса требовалось немного привыкнуть к царившему внутри полумраку. Там, в центре святилища, стоял обычный четырехугольный макуранский алтарь. Коментиолос проигнорировал это, видев подобное много раз прежде. Он махнул рукой в сторону дальней стены, той, на которую указывала сторона алтаря в честь Фраортиша, старшего пророка.

У этой гладко оштукатуренной стены стояла статуя Бога, первая подобная, которую Маниакес когда-либо видел. Бог был изображен в регалиях макуранского Царя Царей. Солнце и луна были нарисованы на стене рядом с ним золотом и серебром. В одной руке он держал молнию и стоял в позе, как будто собирался метнуть ее в какого-то негодяя. Его пухлое лицо, рот, скривленный в довольно неприятной улыбке, говорили о том, что он с удовольствием швырнул бы его.

Что касается Маниакеса, то видессианские мастера изобразили Фос гораздо более художественным и внушающим благоговейный трепет способом. Фос, так вот, Фос изображался как бог, достойный поклонения, совсем не похожий на этого вздорного-

Внезапно Маниакес осознал, что лицо, которое макуранский скульптор придал статуе, не должно было быть идеализированным портретом Бога, поскольку образы господа с великим и благим умом были справедливо идеализированы. Этот портрет должен был показать черты человека, и человека, которого Автократор знал, даже если он не видел его десять и более лет.

Маниакес отвернулся от статуи. Он не хотел смотреть на нее; даже мысль об этом вызывала у него ощущение, что он только что откусил большой кусок тухлого мяса.

"Разве это не самое странное оправдание святилища, которое вы когда-либо видели, ваше величество?" Сказал Коментиолос. "Там сзади есть помещение с множеством металлических барабанов и камней, чтобы создавалось впечатление, что статуя Бога громыхает над тем, что ему взбрело в голову не понравиться".

"Это не статуя Бога, или не совсем статуя Бога", - ответил Маниакес. "Что это такое на самом деле, так это статуя Шарбараза, Царя Царей".

На мгновение Коментиолос ничего не понял. Затем он понял, и выглядел таким же больным, как и Маниакес. "Это статуя Шарбараза, царя царей, как Бога", - сказал он, словно надеясь, что Маниакес скажет ему, что он ошибается.

Как бы Маниакес ни хотел этого, он не смог. "Так оно и есть", - сказал он.

"Но разве макуранцы..." Коментиолос развел руками в беспомощном неверии. "... разве они тоже не думают, что это богохульство?"