Викинг. Книга 5. Ход конем. Том 2

Но Романовы оказались не чета великому Русскому Царю, за что и оболгали его впоследствии, и пошёл царь Алексей Михайлович на поводу у патриарха Никона, согласившись на церковную реформу, основной смысл которой можно в очередной раз объяснить на примере «Приключений Гулливера» и его истории про «остроконечников» и «тупоконечников». Конечно же, замена слова «Исус» на «Иисус», семи просфор на пять при служении литургии, а также двух перстов на три при крестном знамении, стоила уничтожения древних книг и образов, пыток и гонений на людей не принявших новшества, и раскола общества, зафиксированного Церковным собором 1 666 года (интересное число), предавшего ревнителей старой веры проклятию. Гениальная идея! (это сарказм, если что).

Непримиримый противник никонианцев и духовный лидер старообрядцев протопоп Аввакум, принявший впоследствии мученическую смерть на костре (привет от русской инквизиции), объявил скорый приход конца света и назвал царя с патриархом – «двумя рогами Антихриста», а вся последующая деятельность вырождающейся и онемечивающейся династии Романовых, лишь укрепляла его правоту в глазах последователей. Одно только принятие Петром Алексеевичем императорского титула, подчеркивающее преемственность власти от католического Рима, свидетельствовало по мнению старообрядцев, что он является Антихристом. А ведь были ещё «Всешутейший, всепьянейший и сумасброднейший собор», новый календарь, перепись населения, рубка бород, отмена института патриаршества, попахивающая протестантизмом, и это не считая закона о престолонаследии, превратившего русский трон в проходной двор.

Поэтому смерть Екатерины Алексеевны и Павла Петровича, с одной стороны, всего лишь продолжившая эпоху дворцовых переворотов, но с другой, возвестившая об окончании эпохи нахождения на русском троне Гольштейн-Готторп-Романовской линии Ольденбургской династии, была воспринята старообрядцами, как знак свыше и божий промысел, позволяющий надеяться на неизбежное и скорое возрождение старой, истинной Веры на Руси.

***

Игумен Филарет, в миру Семёнов, настоятель старообрядческого скита Введения Богородицы, расположившегося на реке Иргиз неподалёку от Мечетной слободы, будучи идейным последователем протопопа Аввакума, до сего времени занимался исключительно делами церковными. Усердно молился, заботился в меру сил о страждущих и даже мыслей о создании тайного общества для свержения действующей власти у него не возникало. Хотя старообрядческая церковь и являлась сама по себе таким, достаточно закрытым, обществом, иллюзий относительно её возможностей противостоять государственной машине у Филарета не возникало. К тому же, последняя, хоть и крохотная, тактическая победа в этом незримом противостоянии осталась на стороне старообрядцев – жёсткие гонения прекратили, а беглецам разрешили репатриироваться.

Но то были реалии мира прошлого. Мира, где железной рукой правила императрица Екатерина, ставшая, несмотря на кучу скелетов в шкафу, легитимной правительницей и обладавшая неплохими рейтингами (если по-современному) в народе, вообще взлетевшими до небес после издания Указа двадцать-двенадцать. Теперь же, в условиях, когда влияние узурпаторов начинало падать в геометрической прогрессии по мере удаления от Петербурга, снижаясь к Уралу до нулевых значений, не говоря уже об открытом противостоянии с Новороссией, открывалось окно возможностей и старообрядческая церковь не могла позволить себе упустить такой шанс.

Руку на пульсе последних событий в стране Филарет держал крепко, поэтому появление на Иргизе мужиков, свидетелей жестокого побоища в Самарской губернии, не осталось незамеченным. И как это обычно бывает в жизни, именно такие человеческие трагедии становятся спусковым крючком для еще более масштабных событий. Забрав с собой означенных мужиков, игумен направился в Яицкий городок, до которого было рукой подать.

Яицкие казаки, в основной своей массе являвшиеся старообрядцами и уже не раз выступавшие возмутителями спокойствия в империи, присягать малолетнему императору пока вообще не собирались, игнорируя распоряжения центральных властей и требуя для начала возвращения исконных казачьих вольностей в виде выборности атаманов и старшин. Но и приступать к активным действиям отнюдь не спешили, такова вот казачья натура. Им ведь нужно для начала каждое мнение обсудить на сходе, накричаться до хрипоты, разойтись по домам, успокоиться и так несчетное количество раз по кругу.

Непосредственно казаков отмена Указа двадцать-двенадцать, конечно, не касалась, да и крестьянское сословие они себе ровней не считали, но в этот роковой для столичной комиссии (как и ещё многих людей и даже стран на Европейском континенте) день двадцать пятого июня, сошлось всё. Игнорирование назначенными из Петербурга атаманами требований рядового казачества, прибытие комиссии, требующей безотлагательного принятия присяги и выделения сил на охрану Царицынской линии, оставленной без присмотра донцами, и известие о самарской бойне, подкрепленное словом уважаемого в народе игумена Филарета.

Как правильно говорили большевики – «из искры, возгорится пламя», так собственно и произошло. Дипломатия в число добродетелей председателя комиссии генерала Траубенберга не входила, массовка была разогрета, искра в виде невинно убиенных баб и детишек наличествовала. Тут даже у менее авторитетного и подготовленного человека, чем игумен, не возникло бы никаких проблем с разжиганием костра. Филарет же искусно соединил в своей проповеди напоминание о божьей каре за гонения на истинную веру, в виде самозванцев на троне, и Смутном времени, когда в почти аналогичных условиях русский народ взял в свои руки освобождение родной земли от иноземных захватчиков, с последующим избранием на Земском соборе нового царя. Петербургских посланцев и стоявших на их стороне атаманов, попытавшихся применить силу и арестовать игумена, порубили и «Рубикон был перейдён».

Выбранный казачьим кругом новый атаман Ерофей Зарубин по прозвищу Чика являлся опытным воином, прошедшим Семилетнюю войну, поэтому он трезво оценивал боевые возможности казаков, являвшихся легкой кавалерией, заточенной на противодействие своим аналогам со стороны степняков, в бою против регулярных войск. Поэтому первым его решением было двигаться на восток, в сторону Урала. Туда, где можно было не только пополнить свои ряды местным населением из числа мастеровых, старателей и охотников, но и, что самое главное, обеспечить себя артиллерией и боевым припасом, прямо с «заводского конвейера». Первым городом на их пути стал, естественно, Оренбург, центр одноименной губернии и вотчина горнозаводчиков братьев Твердышевых, деловых партнеров Донецкой горно-металлургической компании Викинга.

***

Счастливое знакомство с Викингом, а затем организация нового бизнес-направления по производству паровых машин и тесное сотрудничество Твердышевых с ДГМК, кардинально изменило расклад сил среди промышленников Урала. В кратчайшие сроки братья подмяли под себя весь юг региона, фактически поделив Урал на двоих с ещё более зубастым игроком на российском металлургическом рынке, настоящей акулой капитализма – семьей Демидовых, обладающих к тому же огромным административным ресурсом.

Общаясь по переписке и путем стажировок доверенных сотрудников, братья многое переняли у Гнома в области организации труда и даже оставаясь по своей сути жесткими эксплуататорами, ни в коей мере не собираясь создавать для своих рабочих условия схожие с донецкими, они четко уяснили для себя необходимость более эффективного использования основного актива промышленника – квалифицированной рабочей силы. А так как на заводах Демидовых все было организовано ещё жестче и беспощаднее, даже те немногие послабления и реверансы в сторону рабочего класса, на которые всё же пошли Твердышевы, сделали их на фоне конкурента просто ангелами во плоти.

Войск в Оренбурге не было и власть перешла к казакам практически бескровно. Лозунгов «всё взять и поделить» в повестке дня восставших пока не значилось, молва о Твердышевых в народе шла хорошая, поэтому вопрос к промышленникам был только один – «дадут они пушки с припасом добром али как?». Братья были в курсе противостояния центра с Новороссией, поэтому решили, что это их шанс и не просто дали казакам пушки, а сами

надели кожаные куртки, подпоясанные кобурами с маузерами, и пошли расстреливать контру

предложили атаману Зарубину полностью взять на себя снабжение народной армии, рассчитывая в случае победы (которая в данной ситуации выглядела не такой уж фантастичной) оказаться в числе людей, которые делят итоговый пирог, ну и между делом свалить Демидовых, которые наверняка останутся верны властям.

Так в России появился третий полюс противостояния.

Глава 1

– Всё султан, побегали и хватит. Давай Гюльчатай, открой личико! – усмехнувшись, произнес я по-русски и показал жестом, чтобы человек убрал ткань с лица.

Незнакомец вроде истолковал мой жест правильно и его рука поначалу потянулась к лицу, но на полпути вдруг остановилась, а сам он громко захохотал, откинув голову назад, что мне как-то сразу не понравилось. Ведь такая реакция наиболее вероятна в двух случаях: либо у султана, на фоне крушения надежды свалить по тихому, кукуха резко собрала манатки и отправилась в самостоятельное путешествие, либо передо мной совсем не тот, кому я готовил встречу.