Викинги. Ирландская сага

– Прости меня, Конлайд, если вы намеревались держать это в тайне. Я никому ничего не скажу. Но женщина всегда замечает подобные вещи. Тем более Бригит такая стройная. У нее уже заметен животик.

Конлайд отвернулся, глядя в темное нутро церкви. Он слабо разбирался в потомстве и похожих материях, если это не касалось лошадей и собак, но при этом был совершенно уверен, что живот у женщины не может вырасти за неделю. Он попытался припомнить, как обстояли дела с беременностью у его многочисленных сестер.

И тут он вспомнил. Она не может быть беременна. И живота у нее никакого быть не должно, потому что они с Бригит… Тогда он понял все.

– Ты уверена? – спросил он, и голос его походил на глухое рычание просыпающегося зверя, но Морриган сделала вид, будто ничего не заметила.

– О да, конечно, уверена. Не сомневаюсь, она просто ждала подходящего момента, чтобы сообщить тебе приятные новости. А теперь я все испортила. – Протянув руку, она погладила его по щеке, заросшей трехдневной щетиной. – Пожалуйста, не говори ей, что я выдала тебе ее тайну.

После того, как Морриган ушла, Конлайд еще некоторое время оставался в притворе, глядя перед собой невидящим взором и пытаясь собрать разбегающиеся мысли. Что же, получается, она наставила ему рога, пока он с друзьями развлекался на охоте? Или она уже была беременна, когда они поженились?

В конце концов он распахнул высокую дубовую дверь и вышел наружу. Солнце уже скрылось за горизонтом и наступила глубокая ночь, когда он достиг главного зала и вошел внутрь. Прохладный вечерний воздух сменился теплом огромного очага, запахами жареной оленины и горящих факелов, укрепленных на стенах, а тишина в испуге бежала от криков и хохота ри туата. Конлайд опустился на свое место во главе стола, схватил кубок и осушил его до дна. Он хмурился и хранил молчание, но никто из приятелей не заметил его дурного расположения духа, и пиршество продолжалось так, словно его здесь вообще не было.

Перед ним стояли разнообразные яства, но у него напрочь пропал аппетит. А вот вино, мед и эль, которые ему передавали, он не пропускал, щедро вливая в себя эти продукты брожения. Рев ри туата превратился в неумолчный и неразборчивый шум, подобный рокоту прибоя, накатывающий и отступающий, но Конлайд не обращал на него никакого внимания, погруженный в собственные мысли, щедро разбавленные выпивкой.

«За неделю у стервы никак не мог вырасти живот, нет… – заключил он. А в самом ли деле он виден? Он ведь еще ни разу не лицезрел ее обнаженной. – Проклятый трус, жалкое ничтожество». Неужели она была уже беременна, когда они поженились? Тогда к чему выходить за него замуж? И кто отец ребенка?

«Грязная шлюха… выставила меня на посмешище… или она не считает меня мужчиной, достойным спать с ней?» С каждым глотком и с каждой секундой его гнев и смятение только возрастали. А потом ему в голову вдруг пришла еще одна мысль, внезапная и обжигающая, как молния: «А что, если она уже была беременна, когда мы обручились, и вышла замуж за меня только ради того, чтобы убедить остальных, будто бастард – вовсе не бастард, а законный ребенок?» Молния превратилась в ослепительный луч света, который моментально высветил всю головоломку, и та предстала пред ним во всей своей первозданной ясности. Все кусочки мозаики сложились в единое целое.

Конлайд грохнул кулаком по столу и вскочил на ноги.

– Подлая тварь! – проревел он, причем настолько неожиданно, что остальные гуляки затихли и с недоумением воззрились на него.

После недолгого молчания кто-то крикнул:

– Ты имеешь в виду Айдана? – и остальные ответили на его слова дружным хохотом.

– Сука! – вновь выкрикнул Конлайд, схватился за край стола и перевернул его, так что посуда с выпивкой и закуской разлетелась по утоптанному земляному полу, а некоторые гости еле успели отпрыгнуть в сторону. Но уже в следующее мгновение ри туата согнулись пополам от смеха, будучи не в силах вымолвить ни слова.

Развернувшись на каблуках, Конлайд решительным шагом направился к двери. «Надо узнать, беременна ли она, узнать, кто… чертов отец». Позади него, не утихая ни на миг, продолжалось шумное застолье охотников. Никто из них не попытался последовать за Конлайдом, и никто даже не поинтересовался, куда это он направляется.

Глава двенадцатая

– Странные слышатся звукиОт крова у крови земли, –Снова сплетатель песенС Нанною льна в разлуке…Сага о Гисли

Скрип открываемых главных ворот и крики стражников, означающие, что Конлайд вернулся со своими спутниками с охоты, донеслись до Бригит даже сквозь толстые стены, увешанные гобеленами, и забранные ставнями окна королевской опочивальни. Вот они проехали мимо, и стук копыт их коней легкой дрожью пробежал по полу и стенам. А потом вновь наступила тишина.

Так продолжалось вот уже целую неделю, каждый вечер со дня их свадьбы. Сидя в тускло освещенной комнате, она с содроганием представляла себе, что вот сейчас на пороге ее спальни появился Конлайд Уи Кенселайг, ее супруг. Теперь уже их общей спальни.

Подобная возможность вызвала бурю эмоций у нее в душе. Страх был первой и, пожалуй, самой главной из них. Следующей шла надежда. Она ведь завлекла Конлайда в брачный союз с единственной целью – побыстрее консумировать его и тем самым сделать законным своего ребенка. Привлечь Конлайда молчаливым обещанием богатства и секса оказалось столь же трудно, как и заманить голодного волка куском сырого мяса, отчего ее нынешнее положение представлялось ей совершенно необъяснимым. Ведь если он не намерен идти ей навстречу в вопросе консумирования брака, значит, она сделала ужасную ошибку.

Предвкушение? Да, и оно тоже. Бригит вовсе не была равнодушна к вниманию мужчин. Если на то пошло, в первую очередь, именно из-за этого она и оказалась в столь незавидном положении. В конце концов, она стала ждать появления Конлайда в собственной постели точно так же, как ожидала бы, скажем, цирюльника, который должен был удалить ей зуб, – со страхом, но, поскольку избежать этого невозможно, то и со слабой надеждой, что все окажется не так плохо, как она опасалась, и что ее положение все-таки обязательно улучшится после того, как все закончится.

Она отужинала в одиночестве своей спальни, как случалось и в предыдущие вечера, и стала прислушиваться, ожидая уловить какие-либо звуки, свидетельствующие о его приближении, но таковых не было. Ночь выдалась тихой, и ее покой нарушал лишь редкий лай собак да приглушенный смех или крики, доносившиеся иногда со стороны главной залы. Она трудилась над вышивкой при свете чадящей свечи до тех пор, пока у нее не начали закрываться глаза, и тогда Бригит отложила рукоделие на столик и вздохнула. На ней была белая свободная ночная сорочка-лейна из тончайшего льна, мягко облегавшая ее тело, с глубоким вырезом, в котором виднелись полушария ее полных грудей. Надевая ее, она чувствовала себя желанной, но теперь испытывала лишь усталость и разочарование.