Виктор Розов. Свидетель века

Но дело, конечно, не только в личном самоощущении. Надо же объективно на все смотреть. Была революция, кровавая революция, с гражданской войной. Однако сколько потом песен прекрасных советских родилось, которые мы до сих пор поем! Сколько появилось художников ярких, возникли целые направления! Какое возникло новое кино – с Эйзенштейном, Пудовкиным, Довженко! А театр… Вот у меня лежит книжка, сколько было театров в то время. Боже мой, какое многоцветье!

А сейчас? Какими созданиями сейчас мы можем погордиться, чему порадоваться? Очень немногому. Показательно – нынешний упадок культуры и духовности как симптом состояния нашего общества.

Виктор Розов с академиком Леонидом Абалкиным

Что же касается Америки… Да, это великая страна. Очень сильная, энергичная, предприимчивая. Я много раз там бывал, и всегда – с интересом. Однако позвольте мне иметь свое мнение. Основа Америки – это доллар, основа ее – это капитал, основа ее – это тело. Вот ты много денег имеешь – и все… Духовность же Америки, в общем, заемная.

Я писал уже где-то: единственное, что, на мой взгляд, американцы самостоятельно и великолепно сделали, – это мюзикл. Им (в массе, конечно) не надо такой духовной пищи, которая нужна нам, без которой мы жить не можем. Им нужно развлечение. И мюзикл как развлечение великолепен! Испытываешь восторг. Это определенное искусство и, бесспорно, хорошее искусство, но – развлекательное. А нам подай поглубже что-нибудь, пошевели мне душу. Я не прочь на спектакле поплакать настоящими слезами и, вытирая слезы, выходя из театра, говорю странную фразу: «Ой, как хорошо!».

Помню, вышел после чеховского «Вишневого сада», еще когда играли Книппер-Чехова, Качалов, Тарханов – великие актеры. Так вот, вышел из театра – бедный, голодный был, уж, казалось, проклинать должен все на свете, – перешел улицу, уткнулся лбом в стену, стою, и слезы льются на тротуар. И такое было счастье! Мне было все равно, куда идти, мне ничего не надо было. Я через Чехова, через Художественный театр ощутил то божественное, чем и рождается истинное искусство.

А что пытаются мне сейчас навязывать из другой культуры?.. Ну бывает и любопытно, экзотично. Как моя любимая телепередача была раньше – «Клуб кинопутешествий». Я где-то вдруг в Африке, бегут носороги, бегут жирафы. Интересно, верно? Так и тут. Мне интересна любая культура. Кроме той, замечу, псевдокультуры, которая проповедует и несет, агрессивно несет бездуховность или совершенно чуждую мне духовную сущность. Как я не люблю этих зачастивших к нам проповедников! Какие-то лютеране, чертяне, дьяволяне… Я не знаю, кто они, но видеть и слышать их не могу. Потому что я другой культуры. Я православный, крещеный, и с детства во мне заложены папой и мамой какие-то иные основы… Знаете, я горжусь, что родился в стране такой высокой культуры.

В.К. Эту гордость оппоненты ваши толкуют по-своему.

В.Р. Что ж, как говорится, на здоровье. Не понимают, стало быть, или не хотят понять. Вот недавно была у меня перепалка по такому поводу. Один автор в «Независимой газете» облил грязью Достоевского, любимого моего писателя, вытащил и раздул скверный какой-то, будто бы имевший место бытовой эпизод. Я ответил, что пачкать грязью такого великого писателя недопустимо. И я написал, что когда читал Достоевского в возрасте 18–19 лет, то прыгал от радости. Тот автор ответил мне: как можно прыгать от радости, когда там Смердяков, когда там Раскольников, когда там Свидригайлов и т. д. Он не понимает, что я радовался соприкосновению с гением. Ведь каждый гений нас берет как бы под локоток и поднимает на ту духовную высоту, где он находится, и наслаждение от этого особенное. Этот человек не понимает. Он, значит, не живет душой. Он, может, живет разумом, но жить душой – это гораздо выше, чем жить разумом.

А когда нам предлагают жить просто телом… «Бери, большой тут нет науки, бери, что только можно взять. На что ж привешены нам руки, как не на то, чтоб брать, брать, брать». Вот нам предлагают это…

В.К. На фоне возрождаемого у нас капитализма русскую литературу упрекают нынче за неуважение к богатству и богатым. Например, с точки зрения бывшего пародиста, а теперь публициста Александра Иванова, Чехов не проявил должного почтения к Лопахину. Как, по-вашему, склонимся мы в конце концов перед золотым тельцом, пойдем окончательно в духовное рабство к нему? Я имею в виду и культуру нашу, и все общество.

В.Р. Александр Иванов был хорошим пародистом, а в какую сторону он бредет сейчас – не понимаю…

Не хочу, чтобы для нас, русских, советских, кумиром стал золотой телец. Нам нужно что? Ну, конечно, мы не против, чтобы у нас были какие-то деньги, чтобы мы могли себе что-то позволить – и на именины, и на день рождения, и на Рождество, и на Пасху, и на все другие праздники, и в иные дни. Мы не против. Но… Вот это, я считаю, одно из великих свойств русского и советского характера: нам нужен достаток, а совсем не обязательно богатство.

У русского человека вот есть квартира, еда, дети в садик устроены. Ему говорят: «Вася, пойдем сегодня по 100 тысяч заработаем, сутки всего-навсего». А он говорит: «Да, знаешь, у меня вроде все есть, я уж собрался рыбу ловить, сговорился с товарищем. Нет, пойду рыбу ловить, клев пошел. Знаешь, так клюет, так клюет…» Вот пришел, принес, да принес не чего-нибудь, а сазана, да такого огромного – и пошла писать губерния! И он забыл, что его соблазняют ста тысячами.

Вот это наш русский человек. Ему нужен достаток, но еще обязательно что-то для души. И раньше в деревнях песни могли петь в свободное от работы время. Или пряжу пряли и пели. Дивно, поэтично. Сам это помню по временам моего детства, я живал в деревне. Тогда очень нелегкая жизнь там была, и все равно. Конечно, если теперь ткачихи в Иванове едят комбикорм, как я в газетах прочел, то это ж невозможно… Больно думать, сколько русских и людей других национальностей сейчас бедствует, сколько измученных, обездоленных в нашей стране. Достаток надо всем обеспечить. Золотой же крючок, думаю, все-таки мы не возьмем взаглот, чтобы душу из нас не вытащили.

Да, территорию нашу они разрушили, но это еще не самая большая беда. Если сохранится наша душа, то и территория либо снова воедино соберется, либо устроится так, что на ней всем будет хорошо. И экономику наладим. Но вот если им удастся вынуть из нас духовный стержень, все пойдет именно так, как они задумали. Останется тогда на этих просторах 15–20 миллионов индивидов, которые будут жить, как живет привилегированная часть там, а остальные – будут пастись на привязи и щипать травку, да вкалывать, как рабы, дергать то, что им повелят. Вот на каком рубеже мы сейчас стоим. И на этом-то рубеже мы победить обязаны.

В.К. А как вы относитесь к утверждениям, что не что-нибудь иное, а антисемитизм составляет существо характера русского народа? Помню, и вас обвинили чуть ли не в склонности к антисемитизму…

В.Р. Это вопрос очень сложный и болезненный. На Руси антисемитизм при царе был. Моя теща, которая умерла в прошлом году в возрасте 102 лет, прошедшая гражданскую войну вместе с мужем, вместе с войсками красными, она видела результаты еврейских погромов, и она много раз говорила: самое страшное, что ей довелось за долгую жизнь видеть, – это еврейские погромы, когда маленьких деток брали и били об стенку головой.

Что говорить, это ужасно. К сожалению, антисемитизм, хоть не в таких, конечно, чудовищных проявлениях, есть и у нас сегодня. Но есть и сионизм. И эти силы между собой сталкиваются, не будем закрывать на это глаза. Но вот обвинять в антисемитизме весь народ русский… Это нелепость, злая нелепость!

Увы, с подобными нелепостями и мне приходится встречаться. Я приведу вам два примера. Повторяю, я интернационалист, потому что для меня все люди, если говорить об их национальном происхождении, абсолютно равны. И вот написал когда-то пьесу «В поисках радости», из нее сделали фильм «Шумный день». Там приходят к мальчику две девочки, в которых он влюблен – в ту и в другую. Мальчику 15 лет, девочки Фира и Вера. И вдруг получаю письмо: «Вы антисемит, как вы могли назвать гадкую девочку Фира». Меня это поразило невероятно. Я, конечно, не ответил на письмо, глупость какая-то. Вера ведь такая же девочка, тоже не очень хороша. И мальчик кричит им вслед: «Все Фиры и Веры – дуры без меры». Нет, Вера – это ладно, пускай будет плохая, а Фира (то есть Эсфирь) ни в коем случае не может быть плохой. Вот видите, какой подход.

Второй случай. Я напечатал в газете «День» воспоминания о своих друзьях, о людях, с которыми встречался. У меня там разных национальностей люди были – и грек, и грузин, и евреи, и русские… Появляется заметка: как это Розов мог в газете «День» написать о евреях, евреи перевернулись в гробу. Думаю: ну русские, наверно, остались спокойно лежать на своем месте… На это я тоже не отвечал, потому что глупости человеческой, равно русской или еврейской, нет предела.

В.К. Крылатым стало ваше определение «холуяж» применительно к поведению определенной части интеллигенции, предавшей по существу свой народ. А как смотрите на нашу интеллигенцию сегодня? Способна ли она все-таки выполнить роль истинного просветителя народа, мудрого советчика, поводыря?