Виктор Вавич (Книга 2)

Вавич встал. Пошел рядом.

– Ну как?
– Сеньковский скосил глаза на Вавича и улыбался, прищурился.
– Эх, дурак ты будешь, - и Сеньковский с силой обхватил и тряс Вавича за талию, - дурачина будешь, если не сработаешь себе... Только не прохвастай где-нибудь. Ух, беда!
– И Сеньковский сморщился, всю физиономию стянул к носу и тряс, тряс головой мелкой судорогой.
– Ух!

Вавич толкал на ходу прохожих и то поднимал, то хмурил брови. И только, когда Сеньков-ский толкнул стеклянные с медными прутиками двери, тогда только Вавич вдруг вспомнил о лице и сделал серьезный и почтительный вид, степенным шагом пошел по белым ступенькам.

– Да пошли, пошли!
– бежал вперед Сеньковский.

– Да, да!
– вдруг стал Вавич.

– Послать, надо послать. Можно там кого-нибудь?
– Он тяжело дышал и глядел осторожно на Сеньковского.

– Я говорю: идем!
– Сеньковский дернул за рукав, и Виктор вдруг рванул руку назад, отдернул зло.

– Оставь!
– и нахмурился, остервенело лицо.
– И ладно! И черт со всем!
– сказал Виктор, обогнал Сеньковского и первым вошел в дежурную. Барьер был лакированный, и два шикарных портрета царя и царицы так и ударили в глаза со стены.
– Как мне пройти к господину приставу?
– сказал Виктор громко надзирателю за барьером.

Надзиратель вскочил, подбежал.

– Господин Вавич?
– И потом тихо прибавил: - Пристав занимается с арестованным. К помощнику пройдите. Сеньковский здоровался с дежурным через барьер.

– С этим все, - шепотом говорил дежурный Сеньковскому, - с детиной с этим.

– Ну?

– Да молчит, - и тихонько на ухо зашептал, а Сеньковский перегнулся, повис на барьере.

– Только мычит, значит? А не знаешь, пробовал он это, свое-то?

– Вот тогда и замычал.

– Пойдем, пойдем, - оживился Сеньковский, - послушаем. Да не гляди, это парадная тут у нас.
– Он тащил Виктора под руку, и Виктор шел по новым комнатам, потом по длинному коридору.
– Тише!
– и Сеньковский пошел на цыпочках.

У двери направо стоял городовой. Он стоял спиной и весь наклонился, прижался к дверям, ухом к створу. Он осторожно оглянулся на Сеньковского и бережно отшагнул от двери. Сеньковский вопросительно дернул вверх подбородком. Городовой расставил вилкой два пальца и приткнул к глазам. Сеньковский быстро закивал головой, он поманил Виктора пальцем, прижал ухо к двери. Он поднял брови и закусил язык меж зубами. Он подтягивал Вавича к дверям, показывал прижать ухо. Вавич присунулся. Он слышал сначала только сопение. И потом вдруг он услыхал звук и вздрогнул - сорвавшийся, сдавленный, с остервенелой, звериной струной: "Ммгы-ы-а!"

Сеньковский поднял палец.

– Скажешь, скажешь, - услыхал Виктор голос Грачека.
– Я подожду. Я-то не устану. Ну а так?

И опять этот звук. Виктор отдернулся от дверей. Сеньковский резко вскинул палец и высунул больше язык. Виктор отшагнул от двери. Повертел головой. И осторожно отступил шаг по коридору. Он снял и стал оглаживать рукавом фуражку. Сеньковский быстро шагнул к нему на цыпочках.

– Дурак! Он же там глаза ему давит, - зашептал Сеньковский.
– Не выдержит, увидишь, заорет быком!
– и Сеньковский метнулся к двери. Место Виктора уж снова занял городовой.

Виктор тихонько шаг за шагом шел вдоль коридора с фуражкой в руке. Виктор завернул уж за угол и вдруг услыхал рев, будто рев не помещался в горле и рвал его в кровавые клочья, и Виктора толкнуло в спину. Он быстро пошел прямо, прямо, и вот белая дверь с воздушным блоком, и все будто тянется еще звук и через дверь, и Виктор глубоко дышал - подходил к дежурной. Какая-то дама сидела на клеенчатом диване, плачет, что ли, и толкутся у барьера какие-то, и лысенький городовой с медалью на мундире, а сверху большие, в широком золоте, над всеми - государь в красном гусарском, со шнурками, милостиво улыбается, и в белом, как невеста, государыня. И ждут все так прилично. Один только ключиком по барьеру позволяет себе - все оглядывают Виктора, и Виктор скорей, все дальше, дальше, за народ, за барьер - и вон кучка - дежурный там и еще один здешний и еще в пальто, в чиновничьей фуражке. Оглянулся на Виктора, - да-да, из канцелярии губернатора, - и опять что-то шепчут. Не соваться же? А чиновник стукал пальцем по какой-то бумажке. И вдруг дежурный поймал глазами Викторов взгляд и пригласительно мотнул головой. Виктор шаркнул, чиновник мотнул головой и все пальцем по бумажке:

– ...факт, факт! И до завтра ни гу-гу, - он оглянулся на публику за барьером.
– Вот посмотрим, посмотрим, - он улыбался, щурился. И все держал палец на бумажке. На нее кивал Виктору дежурный, и Виктор не мог прочесть из-за пальца... "в форменном платье на улицах... и не выставлять наружных постов до... участковым... ко мне для распоряжений..."

– Прочел?
– громко спросил дежурный.

– Пожалуйста!
– чиновник обернулся, подал бумажку Вавичу.

На бумажке в разрядку было напечатано на машинке:

"Завтра, 18 октября, с утра в форменном платье не появляться и не выставлять наружных постов до моего распоряжения. Нижних чинов полиции держать в помещении участков. Всем участковым приставам явиться ко мне сегодня к 11 ч. ночи для распоряжений. Всех арестованных и задержанных при полицейских участках освободить в три часа ночи". И подписано полицмейстером.

Вавич еще раз прочел, каждое слово прочел, потом прошептал вслух еще раз:

– И... блатных?

– Тс!
– чиновник приставил палец к носу.
– Не поняли?
– и вдруг резво наклонился к уху, загородил ручкой: - Швобода!
– подмигнул всем и засеменил к выходу.

Дежурный подбежал к барьеру.

– Простите, господа! Да я ж вам объяснял: ночные пропуска ни врачам, ни кому другому - не мы, не мы! Выдается комендантом города... Успокоится брожение - пожалуйста...

Виктор остался с незнакомым надзирателем - солдатское лицо и в оспе весь, и глазки, как два таракана, шмыгали в щелках глаз.

– Что это?
– Виктор осторожно приподнял бумажку. Надзиратель дернул плечом, стоял боком, глядел в пол.

– Ну да, не знаете будто. Вы-то.

– А что он тут говорил?
– Виктор кивнул на двери, куда вышел чиновник.

Надзиратель скосил глазки на Виктора.

– А говорил: молчать надо, - ровным голосом, глухим, сказал в пол надзиратель и опять глянул на Виктора. Виктор пошел в дежурную.

– Кого, кого?
– пригнул ухо дежурный.
– Нет, помощник пристава уехал, опоздали... Завтра? Какое там завтра?
– Оттопырил нижнюю губу, поднял брови.
– Виноват!
– обратился он к публике.

Виктор вышел за барьер.

– А то пройдите направо, - кричал вдогонку дежурный и отмахивал вправо рукой, где была низкая дверь, - там, может, спросите.

Виктор открыл дверь. Маленькая комнатушка без мебели, с затоптанным полом и дверь напротив с пружинным блоком. Отдернулась с визгом, и Виктор очутился на каменной лестнице с железными жидкими перилами и сразу услыхал снизу ругань и знакомое пыхтение. Виктор глянул через перила - два городовых пихали вверх человека.

– Руки! Руки! Чего руки крутите, сволочи! Я ж иду, сам же иду, дьяволы-ы!
– кричал человек.

Он рвался и мотал, отбивался головой без шапки. Городовые крутили руки и молча пихали вперед. Один взглянул наверх, увидал Вавича - красный, запыхавшийся, со злобой, с укоризной глянул. И Вавич вдруг сбежал вниз и что было силы вцепился в волоса, в лохмы в самые, ух, накрутил и потянул вверх, как мешок, и все сильней до скрипу сдавливал зубы и вертел в пальцах волосы. Вавич спиной открыл дверь, куда кивали городовые. Каменный коридор и лампочки сверху. Виктор пустил волосы. Человек все еще охал одной сумасшедшей нотой, и в ответ гомон, гам поднялся во всем коридоре, воем завертелся весь коридор, и вот бить стали в двери, и тычут лица у решеток глазков. По коридору бежал городовой, махал ключами, не слышно было, что кричал. Он протолкался мимо Виктора, побежал к выходу. Виктор бросился за ним, но он уж топал вниз по лестнице. Он быстро шел через двор, махал пожарному, что стоял у открытых ворот сарая.