Виктор Вавич (Книга 2)

– Давай, давай!
– кричал городовой.
– Опять!

Виктор видел, как быстро стали раскатывать шланг, туда к лестнице, тащут на лестницу. Виктор, запыхавшись, глядел, его оттеснили пожарные, толкнули в бок - Виктор огляделся, нашел ворота. Городовой с винтовкой стоял у калитки, он отодвинул засов, выпустил Виктора.

Виктор видал, как на пролетке подкатил толстый помощник пристава, как на ходу соскочил у участка и бегом перебежал панель - шинель нараспашку.

Виктор шагал во весь дух. Не знал еще куда.

Звонок

– ДА, ДА, ДА! Был, - говорил Андрей Степанович.
– Был и в тюрьме, был и у полицмейстера.

– Андрей Степанович повернулся в углу и опять зашагал.

Анна Григорьевна сидела в кресле, глядела, подняв брови, в темные двери. Она раскачивалась, будто ныли зубы.

– И в двух участках был, - и Тиктин повернулся в другом углу. Санька сидел на диване, локти на коленях, глядел в пол.

– Так надо же...
– хрипло вышло у Анны Григорьевны. Санька вскинулся глазами - опять заплачет?

– Надо!
– отрезал Тиктин.
– Никто и не спорит.

– Семен Петрович, - голос Анны Григорьевны стал тусклый, еле царапал воздух, - пошел, обещал. Я ведь понимаю, не под своим именем.

– Говорили уже двадцать раз, - и Санька ткнул в пепельницу потухшую папироску, встал.
– Половина восьмого, черт его дери. Утра половина восьмого!

– Нет, я говорю, - вдруг живей заспешила Анна Григорьевна, - только у товарищей ее можно узнать, и я вспомнила один адрес, только при обыске, попался мне там - Кладбищенская и номер, и Семен Петрович пошел, и вот ничего, ничего, значит, не вышло.

– Какой Семен Петрович?
– Санька топнул ногой.
– Башкин? Мерзавец... Да как же ты смела?
– Санька зло перевернулся на месте.
– А черт этакий, идиотство это же...

– Ну а что же делать?
– Анна Григорьевна вскочила с кресла, она сцепила руки, трясла их у подбородка.
– Что делать?
– она подступала к Саньке.

– Башкиным адреса говорить?
– орал Санька, и губы заплетались от ярости.
– Да? А ну вас к черту!
– Санька вышел и ударил за собой дверью. Загудел рояль.

Анна Григорьевна смотрела в двери, держала еще сплетенные пальцы перед собою. Андрей Степанович секунду стоял и вдруг топнул резким шагом к двери.

– Андрей!
– и Анна Григорьевна вцепилась ему в руку, повисла и покатилась на пол. Тиктин едва успел подхватить.

– Санька!
– крикнул Андрей Степанович высокой нотой. Санька распахнул двери.

– Бери!
– скомандовал Санька. Он подымал мать под руки, мотал головой, чтоб отец подхватывал под колени.

Санька тревожными руками перебирал флаконы на туалете. Андрей Степанович подсовывал жене под ноги подушки.

– Голову... возможно ниже. Возможно ниже...
– повторял Андрей Степанович, запыхавшись, - и приток свежего воздуха... свежего воздуха.

– Так и открой форточку!
– сердито сказал Санька. Андрей Степанович вдруг вскинул голову.

– Довел!
– и крепким пальцем показал на Анну Григорьевну.

– Не ссорьтесь!
– оба вздрогнули, глядели на старуху.

Андрей Степанович слышал, как прошлепала босиком прислуга, он сказал, чтоб моментально самовар - во всяком случае горячая вода понадобится несомненно... Бутылки к ногам... Сама уже что-то шепчет Дуняше. Андрей Степанович ушел в кабинет скрутить папиросу. Он слышал - идет Санька. Вошел. Андрей Степанович не оглянулся, крутил у стола папиросу.

– Легче ей, - устало сказал Санька, - капли там ее нашли, она там с Дуняшей. Раздевается.

– Угым...
– промычал Андрей Степанович. Он слышал, как Санька сел в кресло.

– Чего ты злишься-то?

– Хорош!
– обрезал Андрей Степанович. В кабинете было полутемно, только свет из гостиной тупым квадратом стоял на столе.

– Да брось! Все равно идиотство.
– Санька чиркнул, закурил.

Андрей Степанович нахмурился.

– Да, - говорил Санька, глядя перед собой, - идиотство от этого хваленого материнского самозабвения. Миллион народу арестовано. Надюшу нашу вдруг, пожар какой, скажите, чтоб уж ничего...

– Пошел вон!
– приготовленным голосом раздельно, внятно сказал Тиктин.

– Замечательно... благодарю.
– Санька вскочил, вышел. Андрей Степанович прошел через свет и обратно к столу. Остановился, приподнял голову.

– Совершенно правильно, - и Андрей Степанович резко кивнул головой. Да!

Андрей Степанович нашарил туфли, отдувался, расшнуровывал ботинки. Тихо, но плотно ступал по коридору, уж совсем был у дверей Анны Григорьевны - шепчут, и Санькин голос. Андрей Степанович повернул, плотной походкой пошел назад - глядел твердо перед собой. В окне серело, и Андрей Степанович потянул за шнурок шторы и вздрогнул, - как будто потянул за звонок, - в передней звонили. Андрей Степанович выпустил штору. Вышел в коридор. Дуня с кухонной лампой шла к дверям.

– Кто?
– кричала Дуня и отворила. Андрей Степанович глядел, насторожась. Дуня хлопнула дверью.

– Что такое?
– крикнул Андрей Степанович. Дуня молча шла к нему. Андрей Степанович ждал, нахмурясь, весь назад.

– Газетчик вроде, - и Дуня протягивала листок. Андрей Степанович весь подался вперед.

– Что?
– шепотом говорил Андрей Степанович. Он осторожно взял листок и сбивчивыми ногами вошел в гостиную - к лампе, накинул пенсне. Он слышал, как шагал Санька, быстро, громко. Андрей Степанович взял лампу, прошел в кабинет, толкнул дверь.

Он оглядел листок. "Экстренный выпуск "Новостей"", "Высочайший манифест" - крупно стояли твердые буквы. Андрей Степанович часто дышал, а в голове, как страницы под пальцем, заспешили, замелькали мысли, задыхаясь, беспокойно Глаза шарили по бумаге - ох, что-то! И все ничего не мог сразу нашарить Тиктин и метался глазом по бумаге.

– Фу! Взять себя в руки!

Тиктин медленно посадил себя в кресло, поправил пенсне, положил ногу на ногу. Он начал читать - не забегать! Не забегать вперед!
– командовал себе Тиктин и читал:

БОЖIЕЮ МИЛОСТЬЮ

МЫ, НИКОЛАЙ ВТОРЫЙ,

ИМПЕРАТОРЪ И САМОДЕРЖЕЦЪ

ВСЕРОССIЙСКIЙ,

Царь Польскiй, Великiй Князь Финляндскiй

и прочая, и прочая, и прочая.

Смуты и волненiя въ столицахъ и во многихъ мъстностяхъ Имперiи Нашей великою и тяжкою скорбью преисполняютъ сердце Наше. Благо Россiйского Государя неразрывно съ благомъ народнымъ, и печаль народная - Его печаль. Отъ волненiй, ныне возникшихъ, можетъ явиться глубокое нестроенiе народное и угроза целости и единству Державы Нашей.