Виктор

Отошёл в сторону и с прежним дружелюбием проговорил:

— Как вам будет угодно, сударыня.

— Спасибо, — поблагодарила она меня, всё так же стараясь не встречаться со мной взглядом.

Юная магичка сняла пиджак и повесила его на нижнюю ветку дуба. Она осталась в одной лишь белой блузе, под которой скрывалась упругая грудь. Я бы с удовольствием потискал её, но сегодня мне точно ничего не обломится. Придётся лишь смотреть и облизываться.

Грета же зябко поёжилась и принялась творить пассы. А я время от времени поправлял её, не забывая хвалить между делом. Так минута потянулась за минутой.

Вскоре дыхание девушки стало с хрипом покидать лёгкие, на щеках появился румянец, а в ложбинке между ключиц заблестели капельки пота. Фон Браун определённо устала, но не торопилась брать паузу, чтобы передохнуть. Закусив нижнюю губу, она упорно повторяла пассы.

Мне даже пришлось остановить её, когда под шапкой леса окончательно сгустился полусумрак:

— Сударыня, пожалуй, на сегодня хватит. Вы замечательно поработали.

Та молча кивнула, сглотнула слюну и накинула на плечи пиджак. А я пожалел, что не взял с собой фляжку воды. Она бы сейчас пришлась весьма кстати. Но чего нет — того нет.

Грете пришлось облизать пересохшие губы, а затем она молча потопала по тропинке. А я пристроился позади неё. И мой взгляд как–то самопроизвольно прилип к её небольшой, но весьма сексуальной пятой точке, скрытой юбочкой.

М-да, жаль, что фон Браун решила отлучить меня от своих прелестей. Да ещё она так подчеркнуто дистанцируется от меня. Даже сейчас старается идти в паре метров впереди.

Может, намекнуть ей на оплату моих услуг? Она же снова не подняла этот вопрос, будто забыла о своём обещании. А я не мать Тереза, чтобы бесплатно тренировать её.

И только я раззявил рот, дабы заговорить об оплате, как тут же захлопнул его, поражённый внезапной догадкой. А что если фон Браун думает, что уже «оплатила» мои услуги? Вдруг она такая же, как и многие девушки из моего мира? Может, Грета тоже считает, что у неё между ног чуть ли не Apple Pay? В хорошенькой головке фон Браун вполне могут бродить мысли о том, что она, высокородная дворянка, снизошла до простолюдина. И теперь простолюдин, то бишь я, обязан ей по гроб жизни. А уж за тренировки–то она точно расплатилась сполна.

Конечно, я могу ошибаться, как в тот раз в Тайланде. Однако нынешняя ошибка не заставит меня полуголым выпрыгивать в окно. Это радовало. И что забавно… Почему именно эта история с трансом так глубоко врезалась в мою память, а великое множество других воспоминаний — канули в Лету? Но — к чёрту Тайланд. Сейчас надо поразмыслить над поведением фон Браун. Как мне дальше–то вести себя с ней?

Занятый этими мыслями, я даже не сразу сообразил, что мы уже вышли из леса. А когда сообразил, то наигранно безмятежно проговорил, решив следовать только что придуманной стратегии:

— Мне опять надо обождать, сударыня?

— Да, сделай милость. Минуточек десять, — с бледной улыбкой пропищала Грета, помедлила и спросила: — А когда мы сможем ещё позаниматься?

— Пока не знаю, — пожал я плечами, покосившись на звёздное небо. — Впереди учёба. Много дел…

— Может, во вторник? — предложила девушка, склонила голову к плечу и впервые за вечер прямо посмотрела на меня прищуренными глазками.

— Посмотрим, — развёл я руками.

— Ладно, — холодно бросила дворянка, недовольно поджала губки и потопала по дорожке.

Я остался на опушке и со смешанными чувствами глядел на её удаляющийся в свете фонарей силуэт. Похоже, началась древнейшая в мире игра — кто кого прогнёт. Но у меня в этой игре был великолепный козырь — это я нужен Грете, а не она мне. Деньги или секс я могу получить и без её участия. Так что если я и дальше буду динамить её, то она сама предложит поговорить начистоту или начнёт что–нибудь мне предлагать.

Пока же я выждал положенное время и потопал в башню. А когда проник в неё, то заглянул в библиотеку. К сожалению, маркизы Меццо там не оказалось. Я досадливо пошипел и отправился в свою комнату. Там я завёл будильник и положил его под подушку, чтобы он не сильно верещал, когда очнётся.

Благо, будильник не подвёл меня. Он начал трезвонить после полуночи. Я разлепил глаза, поспешно сунул руку под подушку и выключил его. А затем прислушался. Из соседей вроде бы никто не проснулся. И лишь под кроватью беспокойно запищал Эдуард.

Отлично. Можно продолжать.

Я бодро встал с кровати, надел брюки, сюртук и присовокупил к ним плащ с капюшоном. Глянул в окно и увидел пелену тёмных облаков, наступающих со стороны океана. Похоже, скоро разразится дождь.

И логика меня не подвела. Когда я незаметно выбрался из башни и поставил на место оконную решётку, тучи разродились косым дождём. Упругие серые струи принялись хлестать остров, существенно ухудшая видимость.

В такую погоду местный дрянной сторож Грегори точно не покинет свою каморку. Ободрённый этой мыслью, я решительно поскакал по лужам в сторону деревни и попутно до рези в глазах смотрел по сторонам. Вдруг откуда–нибудь выскочит перевертыш Люпена? Мне явно не стоит забывать о его существовании.

Повезло, что ничего подобного не случилось. И единственной моей проблемой стали промокшие ноги. Уж больно сильный шёл дождь.

А что касается дома Семёна Фомича, то я довольно быстро нашёл его. Он, как и все хибары в деревне, был сложен из тёмных брёвен, местами покрытых клочками серого мха, островками лишайника и пятнами жёлтой древесной плесени.

Как и обещал старик, он оставил свет на кухне зажжённым. Поэтому я уверенно взошёл по ступеням крыльца под навес и постучал в дверь. И за ней практически тут же заскрипели половицы, а затем она распахнулась, явив мне хмурую физиономию Семёна Фомича.

Он торопливо прохрипел, призывно махнув мне рукой:

— Скорее подь в избу.

— Секундочку, — выдохнул я и в два движения очистил налипшую на подошвы ботинок грязь. Только после этого я шмыгнул в полутёмную прихожую, в которой пахло какими–то травами.

Дед поспешно закрыл дверь, включил свет и сказал, указав пальцем на вешалку:

— Сымай плащ и повесь его вот сюды. Да не топчи мне тут. Скидывай свои ботинки да тапочки одевай.

— Правильно говорить «надевай», — поправил я его и был вознаграждён острым, недовольным взглядом собеседника. — Впрочем, такому уважаемому человеку, как вы, дозволено говорить как угодно.

— Хм… — хмыкнул старик и сложил рука на груди, скрытой вылинявшей домашней рубашкой.

Я же дёрнул уголками губ, разулся и напялил тапочки с толстой резиновой подошвой. Следом снял плащ и повесил его туда, куда указывал Фомич.