Вильгельм Завоеватель

Пока на улицах Йорка продолжалась резня сторонников Тостига, Моркар во главе большого отряда двинулся на юг, чтобы добиться от короля признания свершившихся фактов. Навстречу ему вышел Тостиг с требованиями короля: мятежники должны незамедлительно сложить оружие, после чего высказать свои жалобы. Моркар отверг ультиматум и продолжил движение в направлении Оксфорда, который и занял. Король Эдуард был вынужден собрать своих придворных советников, которые не рекомендовали ему вступать в борьбу, ибо приближалась зима. Раздавались и голоса тех, кто полунамеками обвинял Гарольда, что все это он устроил, чтобы погубить своего брата. В этот момент Эдуарда свалила болезнь, а медлить было нельзя. Со всех концов королевства в Лондон стали съезжаться лорды, поддержкой которых Гарольду удалось заручиться. Он лично встретился с Моркаром и поспешил заключить с ним соглашение: Тостиг подвергался изгнанию, Моркар признавался эрлом Нортумбрии, а Вальтеоф, сын Сиварда, становился эрлом на территории, включавшей в себя шайры Нортгемптон, Хантингдон, Бедфорд и Кембридж. Таким образом, вся северная половина королевства вновь оказалась в руках представителей старинных местных родов, которые издавна правили там и успели пустить глубокие корни. Последующее крушение англосаксонской монархии и уничтожение клана Годвина лишь косвенным и слабым образом затронули север, чем объяснялось большинство просчетов и обманутых надежд, кои довелось испытать Вильгельму Завоевателю начиная с 1067 года.

В начале декабря, когда Тостиг, переправившись через Ла-Манш, нашел прибежище в монастыре Сент-Омер, Гарольд возвратился в Лондон. Эдуард не шел на поправку. Его уже не заботили дела своего королевства. Единственное, что еще занимало его, было строительство церкви для бенедиктинского аббатства в Вестминстере, рядом с его дворцом, возводившейся в прекрасном романском стиле, заимствованном из Франции [26] . Эдуард вступил на трон, когда герцог Нормандии Вильгельм только достиг совершеннолетия. В Англии двадцать лет его правления ознаменовались глубоким упадком центральной власти и обретением эрлами практически полной самостоятельности. В Нормандии же все было наоборот. Деградация политической власти в Англии сопровождалась культурным застоем. В то время как континентальная Европа изобиловала новыми начинаниями и идеями, там не наметилось ни одного крупного духовного движения, страна словно бы отошла от европейской жизни. Это большое изможденное тело не находило в самом себе сил для возрождения. Будто в кельтской мифологии, сама земля, казалось, страдала от бессилия своего короля. Говорили, что Эдуард с согласия своей супруги вел, на манер святого Алексея, целомудренную жизнь. Именно это целомудрие, ставшее главной темой агиографического сочинения «Житие короля Эдуарда», даже если оно просто маскировало обыкновенную импотенцию, частично послужило причиной последующих бедствий, постигших Британию. Не имея законного наследника, Эдуард поставил лицом к лицу претендентов на трон, обладавших одинаково спорными правами: Эдгара, хотя и потомка Этельреда, но еще малолетнего; Вильгельма Нормандского, пусть и своего кузена, однако правителя иностранного и к тому же недружественного государства; Гарольда, нового человека, хотя и бесспорно обладавшего качествами правителя, к тому же в течение последних двенадцати лет фактически державшего в своих руках власть; Тостига и Харальда Хардраду, хотя и пытавшихся ловить рыбку в мутной воде, однако не проявлявших должной настойчивости. Англосаксонское обычное право не давало возможности сделать среди них выбор, поскольку оно не регулировало права наследования и даже не включало в себя понятия легитимности. Большинство склонялось к мнению, что наследник престола должен происходить из королевского рода — отдаленный отголосок времен, когда короля рассматривали как потомка богов. И тем не менее решающими факторами на деле скорее были личный престиж, популярность и, не в последнюю очередь, те уловки, к которым прибегают, совершая выбор.

26

Вестминстер был перестроен в готическом стиле в середине XIII века.

Двадцать восьмого декабря 1065 года освящали церковь Вестминстерского аббатства. Эдуард, слишком ослабевший, не мог присутствовать на церемонии. Не прошло и недели, как у него началась предсмертная агония.

Часть третья. КОРОЛЬ АНГЛИИ

Глава первая. ПУТЬ В ВЕСТМИНСТЕР (1066)

Пятого января 1066 года, накануне Богоявления, король Эдуард, содрогнувшись в последний раз, вытянулся на своей кровати. Он настолько ослабел, что слуге приходилось поддерживать его, подложив руку под затылок. На голове умирающего красовалась корона. С какой торжественной прощальной речью обращался он к своим подданным? Его изможденное лицо уже отрешилось от всего земного. Скорой кончины короля ждали присутствующие — эрлы, прелаты и женщины, среди которых, несомненно, была и королева Эдит, раздраженная постоянным присутствием своего брата Гарольда, поведение которого она (если верить Гильому из Пуатье) решительно осуждала. Голос Эдуарда был столь слаб, что присутствовавшим приходилось наклоняться к изголовью, чтобы разобрать его слова [27] . Что говорил он? Этого мы не знаем, и потому от нас скрыта подоплека последующих событий. В развернувшейся затем борьбе каждый на свой манер толковал последние слова Эдуарда. Одно представляется бесспорным: умиравший поручил заботам Гарольда свое королевство и свою супругу. Однако на каких условиях? И что подразумевала эта «забота»?

27

Такая сцена представлена на ковре из Байё; правда, она курьезным образом расположена после похорон Эдуарда, видимо, для того, чтобы контрастнее противопоставить ее коронации Гарольда.

Безжизненное тело короля откинулось на ложе. С головы его сняли корону, закрыли ему глаза и в молитве опустились на колени.

С этого момента в ближайшие двадцать четыре часа события будут развиваться с поразительной, почти подозрительной быстротой. Ночь прошла в тайных совещаниях. На рассвете 6 января, когда весть о кончине короля еще не распространилась за пределы Лондона, его тело положили на носилки и кортеж направился к Вестминстеру: за бесценным грузом, лежавшим на плечах восьмерых носильщиков, шагала светская и духовная знать, и звон похоронных колокольчиков вдоль всей процессии (нормандский по своему происхождению обычай) сопровождал короля в последний путь. На всем не очень продолжительном пути следования жители Лондона прощались со своим королем, которого любили и уже успели прославить святым [28] . Но едва лишь покойного накрыла могильная плита на хорах собора Святого Петра, как присутствовавшая на его похоронах знать собралась на витенагемот и избрала Гарольда королем Англии. Тут же его короновали и помазали. Отлученный от церкви архиепископ Кентерберийский Стиганд провел обряд совместно с архиепископом Йоркским Элдредом, чтобы никто не смог оспорить правомочность церемонии. Затем Гарольд взошел на трон, с короной на голове, облаченный в тунику и мантию, с державой и скипетром в руках. В народе не замечалось ни малейшего волнения, поскольку Лондон располагался в той части королевства, которая с давних пор находилась под влиянием клана Годвина.

28

Чем и объясняется впоследствии закрепившееся за ним прозвище Исповедник.

На всё про всё потребовалось лишь полдня. Смена власти свершилась без сучка и задоринки, и в этом чувствовались тщательно продуманный план и твердая воля одного человека — Гарольда. Однако так ли уж хорошо взвесил он свои шансы? Вот он стал королем, которого избрала знать и благословило высшее духовенство, но реальное значение этого титула зависело от того, как прореагируют на происшедшее эрлы севера и иностранные дворы. Словно бы желая юридически закрепить за собой вновь обретенное достоинство, Гарольд тут же занялся законотворчеством. Хронист Флоренс Уорчестерский хвалил меры, принятые им сразу же после коронации, поскольку, по его мнению, он тем самым упразднил несправедливые законы предшественников, ввел суровые наказания за всякого рода преступления и защитил церковь, проявив себя благонамеренным и благочестивым правителем. Позаботился Гарольд и о своих сторонниках, понимая, что их поддержка еще пригодится ему: он слишком хорошо знал характер Вильгельма Нормандского, чтобы не ожидать ответных шагов с его стороны. Во Фландрии Тостиг настраивал против него графа. Но откуда ждать первого удара? Хороший тактик, Гарольд оказался плохим стратегом, ибо его темперамент мешал ему заглядывать далеко вперед.

Когда вести из Англии дошли до герцога Нормандского, он как раз оправлялся от короткой, но тяжелой болезни, во время которой имел возможность еще раз удостовериться в преданности своих подданных. Строго говоря, поспешное восшествие Гарольда на престол не могло быть для Вильгельма полной неожиданностью, и все же его реакция была весьма бурной. Как сообщает Вас, он охотился в окрестностях Руана, когда к нему прибыл вестник, с глазу на глаз передавший ему сообщение. Наблюдавшие со стороны могли видеть, как герцог, разразившись проклятиями, во весь опор поскакал к реке, отвязал лодку и на ней добрался до дворца, где, сидя за столом, закрыв лицо плащом, погрузился в долгие размышления. Может быть, до сего дня он считал себя единственным законным наследником Эдуарда? Или же в результате молниеносного озарения он вдруг понял, какой благоприятный, сулящий успех, неповторимый, нежданный и негаданный случай представляется ему? Со дня смерти Эдуарда Этелинга в 1057 году, если не с обещания, данного королем Эдуардом в 1052 году, Вильгельм не мог не мечтать об английском троне, но, вероятно, как о весьма отдаленной возможности, ради реализации которой не стоило хотя бы чем-то жертвовать, менять с этим дальним прицелом свою политику.

Теперь его приперли к стене. С этого момента его решение принято: он идет на риск войны — войны, а не случайной авантюры. Вильгельм знал, что Англия располагает несопоставимо большими, чем Нормандия, ресурсами: людьми, кораблями, деньгами, поэтому он должен теперь, не теряя времени, но и без лишней спешки, мобилизовать все имеющиеся у него возможности.

Он проконсультировался со своим ближайшим окружением. Ланфранк, опытный юрист, задавал тон в обсуждении того, что вскоре обрело форму «нормандского проекта», о котором позднее поведает Гильом из Пуатье. Покойный король Англии последовательно совершил два правовых акта: сначала постановление о наследовании в пользу Вильгельма Нормандского, а затем, как утверждают англосаксы, уже на смертном одре, дарение в пользу Гарольда. Первое является совершенно приемлемым как завещание в духе римского права, второе же, основанное на старинном англосаксонском обычае, допускает двоякую интерпретацию: с формальной точки зрения оно отменяет все предшествующие уступки и завещательные отказы, но с точки зрения справедливости не имеет ни универсальной силы, ни гарантий (в виде заложников и вассальных присяг), которые придают первому его законную силу. Суд или третейский судья признал бы Гарольда всего-навсего исполнителем завещания, что полностью согласуется с ранее взятыми на себя обязательствами в отношении герцога Нормандского.

Эти рассуждения, хотя и отнюдь не бесспорные, тем не менее свидетельствовали о желании нормандцев придать своему предприятию правовую основу, что было тем более показательно, что они содержали в себе понятия римского права, влияние которого сказывалось и на самом Вильгельме.

К концу зимы в Нормандию прибыл Тостиг. Перед тем он провел несколько недель при дворе графа Фландрии, стараясь настроить его против Гарольда, а также установил контакт с королем Норвегии Харальдом Хардрадой, рассчитывая на его поддержку. Говорили, что он принес ему вассальную присягу. У Тостига сложилось впечатление, что ему удалось убедить Балдуина V, и теперь он собирался разыграть другую карту.

Тем временем герцог Вильгельм направил к Гарольду гонца, чтобы напомнить ему о клятвенном обещании, данном двумя годами ранее, и предложить безотлагательно вступить в брак с Алисой. «Я клялся по принуждению», — ответил Гарольд, напомнив при этом, что только витенагемот может распоряжаться короной Англии. Что же касается вступления в брак, то об этом не могло быть и речи. Дело в том, что Нортумбрия игнорировала нового короля, рассматривая его восшествие на английский престол как обыкновенный государственный переворот. Решение этой проблемы представлялось Гарольду тем более актуальным, что намечалась угроза и со стороны Нормандии, поэтому он отправился в Йорк, где ему удалось убедить Эдвина и Моркара, на сестре которых Эдит он, дабы скрепить брачными узами достигнутое соглашение, женился. Тем самым он открыто, самым оскорбительным образом, порвал с герцогом Нормандским.

Одновременно с обращением к Гарольду Вильгельм предпринял различные дипломатические шаги. Он написал папе Александру II, вынося дело на его суд: Гарольд обвинялся в клятвопреступлении (правонарушение, находившееся в компетенции церковных судов), чем оправдывалась справедливость готовившейся против него войны. В Риме герцог Нормандский нашел активную поддержку со стороны Гильдебранда и его партии. Разве Вильгельм не пообещал, что, как только завладеет Английским королевством, тут же восстановит в Англии налог в пользу Святого престола, некогда взимавшийся Кнутом, однако отмененный после возвращения к власти англосаксонской династии?

Однако и при папском дворе не все были убеждены в добродетельности намерений герцога Нормандского, поэтому Гильдебранду пришлось постараться, агитируя в его пользу и даже лично поручившись за него. Кардинал доказывал, что на него можно положиться в деле реформирования англосаксонского духовенства, чему столь упорно противился скандальный архиепископ Стиганд. Не исключено, что посольство от Гарольда, прибудь оно тогда в Рим, могло бы повлиять на окончательное решение, однако Гарольд не счел нужным сделать это. Правда, высказывались предположения, что герцог Нормандский просто-напросто перехватывал его посланцев. Но как бы то ни было, весной Рим отлучил Гарольда от церкви.