Вилы надежды

Но то, что он модно одет, не давало ему право лапать селянок и рот им ладонью зажимать.

— Эй! — окликнул я мордатого, — девчонку отпусти!

Модник и его жертва от неожиданности застыли. А девчонка не промах, цапнула мужика за палец, подхватила с земли рубашку и, пока он размахивал укушенной ладонью, нырнула в ближайшие кусты и была такова.

— Молодец, — крикнул я ей вслед, — не пропадешь!

Девушка мне ничего не ответила, видимо неслась по кустам как заяц. А вот мордатому все происходившее явно не понравилось. Перестав размахивать рукой, он спросил:

— Кто таков?

— Комиссар Климов, — представился я, — Георгий Архипович. Из чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, бандитизмом и насильничеством.

Я думал, что мордатый хотя бы испугается. Ну или напряжется. Однако он широко улыбнулся и начал меня внимательно разглядывать.

— Георг?! Шутишь?! Или издеваешься?

Ничего шутливого или издевательского я в своем имени не наблюдал.

— Георгий, — поправил я мордатого, — для тебя Георгий Архипович. Повернись и руки за спиной скрести.

У мужика пояс был красивый. Витой, из золотых нитей. Вот им кабана и скрутим. А по дороге узнаю, где тут ближайшее селение. Для острастки я подкинул нож и поймал его за лезвие. Метать ножи, штыки и даже топоры с вилами меня штабс-капитан Черноус научил. Чудо-человек, чего только не умел и не знал. Слушать капитана у костра можно все ночь напролет было.

Но мужик и не подумал пугаться. Он потянул из-за пояса сабельку. Нехорошую такую, чудную, на мой взгляд сильно изогнутую. Такую я в детских книжках про арабских пиратов видел. Но несмотря на ее «сказочность», сабелька была опасная. Ей человека распластать от плеча до пояса — раз плюнуть.

— Беглый? — спросил он, покачивая сабелькой, — точный беглый. Поэтому и Георгом представляешься, скотина.

«Скотина» меня совсем не задела. А вот «беглый»… это что еще за словечко, у них тут в Самарской губернии до сих пор крепостные что ли имеются?! Да ну, бред, хотя мордатый на барчука похож. Только где они сейчас? Кто до Парижа эмигрировал, кто в степи с пулей лежит.

— За беглого — ответишь, — пообещал барчуку я, — и сабельку брось, пока не поранился.

Он и шага сделать не успеет, как я нож метну. С такого расстояния не промажу. Вместо того, чтобы оружие на землю швырнуть или пойти на меня, он положил два пальца в рот и лихо свистнул.

— Дуришь? — спросил я и вдруг услышал топот копыт. Ну конечно, барчуку не с руки пешком передвигаться. Коня он подальше спрятал, чтобы девок не пугать.

С конем я ошибся. Транспорт барчук спрятал, но то, что выскочило на опушку реки, лошадью было назвать никак нельзя. Передвигалось животное, как и конь, на четырех лапах, шею тоже похожую на лошадиную имело, но венчала эту шею морда похожая на дракона. Ну или на ящерицу с длинными усами и бахромой возле рта. И леший бы с ней, с мордой, если бы она не была отлитой из металла! Чистое серебро, честное слово! Новое, отполированное! Глаза — красные кристаллы, усы и грива — переливчатое золото!

Грудь у животного тоже была металлической. Это я на себе прочувствовал в тот момент, когда оно меня сшибло. Я как с паровозом столкнулся, в плече что-то хрустнуло и меня отбросило на заросшее ряской мелководье. Было больно, но не мне с четырьмя ранениями и восемью контузиями на боль жаловаться. Барчук бы точно не стал дожидаться, пока я скулить закончу. Добил бы, как есть добил.

Выплевывая водную растительность, я поднялся. В плече саднило так, что правая рука плетью висела, нож я потерял еще во время падения. Ничего, у меня еще есть кулаки, зубы и чистая пролетарская ненависть. В иных случаях она посильнее пистолета будет.

Ящероконь не помчался дробить меня на части копытами. Хотя морда у него чисто хищная, мог бы еще и покусать. Вместо этого он застыл подле хозяина. Тот вставил ногу в стремя, да и махнул в седло.

— Ну что, беглый, становись на колени и руки убирай за спину, — вернул он мне мое же предложение. А на губах у него так и играла гаденькая улыбочка.

С кулаками бросаться на конного затея глупая. И на берегу, как назло, ни камешка подходящего, ни топляка, чтобы барчука из седла выбить. Как говорил капитан Черноус: «Лучше сбежать, выжить и потом отомстить, чем гордо подохнуть». Шагах в тридцати начинался подлесок, добегу до него есть шанс затаиться или барчука из седла выбить.

Я и рванул туда без лишних слов и шуточек. Слышно было, как мордатый «коня» за мной пустил, существо не ржало, а пыхтело. Раз оно железное, значит и весить должно немало. А следовательно, юрким уж точно не было. Поэтому я несся не по прямой, а петляя.

Над головой у меня что-то загудело, на выстрел гул похож был мало. Я поднял голову и увидел падающее на меня огненное кольцо, я дернулся в сторону, но тщетно. Кольцо упало и крепко стянуло мою грудь. Мокрая тужурка запарила от касания огненного каната.

— Куда собрался, беглый?! — услышал я, потом рывок опрокинул меня на землю, — мы еще не договорили о том, как ты смеешь называть себя Георгом!

Уже лежа на земле, я обернулся. Второй конец горящего аркана держал в своих руках барчук. И судя по всему, пламя от веревки его нисколько не обжигало и не беспокоило. Моя, пережившая пули, клинки и прочие удары судьбы кожанка, начала дымиться. Да и я тоже постепенно закипал.

— Амба тебе, розовощекий! — я еще не знал, как я расправлюсь с барчуком. Руки у меня стянуты, оружие все порастерял, но я не сомневался, что победа останется за мной.

Барчук едва уловимо качнул кистью, по огненной веревке побежали красивые цветные искорки. Но мне стало не до красоты в тот момент, когда эта радуга по веревочке добралась до меня. Настолько адовой боли я не ощущал ни разу в своей жизни! Создавалось впечатление, что в меня впиваются одновременно сотни раскаленных и смазанных ядом игл.

Я рухнул на колени. С моего языка был готов сорваться поток ругани, но челюсти свел спазм, все мои мышцы стали деревянными.

— Что, беглый, больно? — барчук не спеша подъехал ко мне, наматывая огненный канат себе на руку, — погоди, это только начало.

Он спешился, обмотал меня пылающей веревкой, а потом закинул на спину коне-ящеру.

— Я тебе голову отверну, — пообещал я, глядя как у меня с губ на траву падает пена.

В ответ он лишь рассмеялся. Смех мне этот не очень понравился, слишком уж безумным он звучал.

Конеящер пустился вскачь. Я бился лбом о его железный бок и надеялся, что мне это поможет. Надо же — всего пару рюмок самогона и такое приключение! Вчера красноармейцы уговорили, пока на постое были. Говорили, что у бабы Нюры самогон высший класс, из картошки сама делает и вся деревня к ней бегает. А я сразу заподозрил неладное. Какой там высший класс! Мутный, воняет не пойми чем. Какая там картошечка, точно настойка из опилок и мухоморов. Иначе как бы мне это все привиделось? Ивы с розовыми цветками, смесь ящера с конем, да еще из металла отлитая. Разве могут статуи бегать? То и дело, что только в сказках. И барчуков мы давно извели, про лассо из огня и говорить нечего. Привиделось мне это все, брежу наяву. Только понять бы с какого момента? Как мы за Рябым погнались? Или весь этот ужасный сон начался с того момента, как мы с гнедым в воду влетели? Может я сейчас у той бабки Нюрки на сеновале рыгаю?