Вильям Гарвей

И вот в присутствии короля Гарвей обнажает у оленя сосуды и показывает, как сердце, словно насос, гонит по ним кровь. Карл увлечен и убежден. В недоумении он говорит:

— Как же это никто до вас не обратил внимания на столь явные вещи? И как вам пришло в голову искать открытие там, где, казалось бы, все в природе давно открыто и известно?

— Теперь перед нами открыта вся земля, — отвечает Гарвей. — Но неужели мы будем думать, что никаких новых приобретений не прибавится к тому, чем мы уже обладаем, или что все содержание знаний исчерпано работой прежних веков? Подобные мнения можно поставить в укор нашей лености, а не всеблагой и совершенной природе…

Он продолжает читать лекции в коллегии врачей, иллюстрирует их опытами, приводит доказательства своей теории. Слушатели внимают с интересом и, пока он говорит с ними, верят каждому его слову.

До поры до времени! И, как бы предчувствуя их изменчивые настроения, друзья уговаривают Гарвея написать об его учении книгу и одновременно выражают тревогу — как-то отнесутся к ней завистники?..

С книгой Гарвей не торопится: он не гонится за славой. Ему важно только установить истину. Что касается тревоги, он тоже подвержен ей, но говорит:

— Все честные и настоящие ученые никогда не поддаются зависти или раздражению до такой степени, чтобы не выслушать хладнокровно то, что высказывается ради истины, и чтобы не понять правильно освещенный факт.

Но для этого нужно его — факт — правильно и убедительно осветить. Гарвей придумывает наглядный и интересный опыт. Этим опытом он сразу доказывает и наличие крови в артериях, и то, что по венам она идет от конечностей к сердцу, а не наоборот, и то, что между венами и артериями существуют места соединений, через которые кровь переходит из одних в другие.

Теперь для нас все это более чем ясно. Но во времена Гарвея для всех было ясно как раз обратное, поэтому его утверждения служили предметом безудержных споров. Не надо забывать, что увидеть капилляры, доказать их существование Гарвей не имел возможности… Капилляры были открыты только в 1661 году, тогда как опыты свои Гарвей в основном закончил к 1627 году. Так что, если выводы о токе крови в артериях и венах были результатом длительных наблюдений и экспериментов, то соображение о переходе вен в артерии явилось гениальным предвидением, логически следующим из всей стройной теории Гарвея.

— Артерии и вены непременно должны соединяться между собой, — рассуждал, должно быть, Гарвей, — раз кровь переходит из одних в другие. А что она переходит, сомнению не подлежит. Значит, места соединения есть, просто они пока еще не доступны нашему видению…

Это было не единственным предвидением Гарвея. Он упоминал и о неведомой тогда третьей, особой субстанции, не жидкой и не твердой; условно, говоря о ней применительно к процессам, происходящим с кровью в легких, он называет эту неизвестную субстанцию «духом». Но это не тот дух который путешествовал из века в век в учениях анатомов и физиологов, не мифическая «жизненная сила», — это то газообразное вещество, которое было открыто сто пятнадцать лет спустя после смерти Гарвея и получило название «кислород».

Только в 1772 году Лавуазье выступил со своим учением о том, что горение тел происходит за счет соединения с «чистым» воздухом, то есть с кислородом, и что процессы дыхания тоже состоят в окислении. И еще гораздо позднее ученый Магнус произвел первый качественный газовый анализ крови.

Но вернемся к наглядному опыту Гарвея. Заключался он в следующем. Гарвей перевязывал в различных частях кровеносные сосуды и смотрел, что происходит с их содержимым выше и ниже места перевязки. Сначала он обнажал эти сосуды на животных, потом стал перевязывать на человеке. Для этого ему только нужен был «тощий», как он выражался, человек, у которого на руках ясно выделяются вены.

На руку такого человека он накладывал поочередно два вида повязок: очень тугую, прилегающую совсем вплотную, какие делают хирурги при ампутациях, чтобы избежать кровотечения, и более слабую, какую обыкновенно применяют при кровопускании. Первая перетягивала все сосуды: и вены и артерии, вторая — только вены, которые находятся ближе к поверхности тела.

Вот перед ученым протянутая рука человека; несколько выше локтя на ней лежит тугой жгут. Сейчас Гарвей видит только эту руку, смотрит на нее пристально, не отрываясь. Вот уже выше повязки видно, как вздувается глубоко лежащая артерия. Гарвей обхватывает пальцами кисть руки. Пульса нет! Рука постепенно холодеет, человек, на котором производится опыт, морщится от неприятного ощущения — ему кажется, что кисти у него вовсе нет.

Гарвей слегка ослабляет повязку. Рука почти сразу становится ярко-розовой и вся как бы вздувается.

— Что вы сейчас чувствуете? — спрашивает Гарвей.

— Чувствую прилив тепла к нижней части руки. Еще чувствую, будто что-то там разливается. Не знаю, как это выразить.

— Понятно, — кивает Гарвей, — именно разливается! Повязка сдавила артерии, пересекла русло, по которому текла кровь; когда же мы ослабили повязку, кровь, скопившаяся в сосудах, освободилась из плена и стремительно бросилась по своему обычному пути. Посмотрите скорее, что делается с вашими венами! Видите, как они вздулись и расширились? Всего десять-двенадцать раз за это время успели сократиться артерии, а уже вся скопившаяся выше повязки кровь перекочевала в вены. Ну разве это не очевидно?

Совершенно очевидно! И экспериментатору и подопытному. Очевидно, что пульс исчезал, потому что в нижнюю часть артерии не поступала кровь, так как на время было прервано сообщение между нею и сердцем. Причем же тут «жизненная сила», якобы дающая артериям способность самостоятельно, независимо от сердца, сокращаться и ослабляться? Ни при чем. Не жизненная сила, а кровь течет по артериям, сердце же сообщает ей способность движения.

— Теперь перейдем к опыту с венами, — деловито предлагает Гарвей и накладывает на руку повязку послабее.

Эта повязка не мешает крови двигаться по артериям, но приостанавливает ее движение по венам. Картина резко меняется: на этот раз вздуваются сосуды — вены, — расположенные не выше, а ниже повязки.

Гарвей объясняет:

— Почему расширились вены на участке ниже повязки? Потому что мы пресекли движение крови по ним… снизу вверх! По венам кровь идет от конечностей к сердцу, и мы с вами это сейчас видим — выше повязки вены почти исчезли из поля зрения, они больше не наполняются кровью, тогда как нижняя часть их от переполнения становится все шире и напряженней. Откуда же взялась кровь в этой нижней части? Она перешла из артерий. По артериям кровь сейчас циркулирует совершенно нормально — от сердца к периферии. На периферии она переходит в вены, откуда и достигает снова сердца. Но мы с вами задержали ее, нарушили нормальный путь, и вот она рвется через повязку, растягивает и растягивает сосуды до предела…

Гарвей быстро снимает повязку. Вены сразу же синеют и наполняются кровью. Кровь пошла по обычному пути — снизу вверх.

Удивительно элементарное и наглядное доказательство и того, что в артериях содержится кровь, и того, что она переходит из них в вены, и того, что по венам она возвращается к сердцу.

Но Гарвею и этого недостаточно. Он приступает к самому своему остроумному опыту: он делает простое арифметическое вычисление. Собственно, не совсем простое — додуматься до него смог только гарвеевский гений!