Вираж бытия

– Мы делали революцию, чтобы не было бедных.

– А их стало больше! Среди простых людей. Сам же знаешь. Показатели жизни рабочих и крестьян сейчас хуже, чем при царе. И ладно трансформация элит, – махнул он рукой. – По сути своей она неизбежна. Она всегда происходит. Такова природа человека. Революционный порыв, каким бы пламенным и искреннем не был, прогорает и остаются лишь тлеющие угли, а то и теплая зола. Нам главное сейчас закрепить завоевания революции. Не дать всему, ради чего мы дрались, откатиться и пойти прахом. Для чего нам нужны профессионалы. Крепкие профессионалы. А не очковтиратели, прожектеры и проходимцы, которые пытаются заполучить в свои руки плоды революции. Они вгонят простой народ в еще большее угнетение на потеху своих амбиций.

– Ты говоришь опасные вещи. – произнес Дзержинский смотря прямым и немигающим взглядом на Фрунзе. Глаза в глаза. И угрозы в его голосе не слышалось.

– И говорю их главе ОГПУ. Потому что меня пугает то, как стремительно мы все деградируем. Задумайся. Пять лет назад мы радовались каждому дню коммуны. Мы мечтали. А что сейчас? Начальствующий состав прожигает жизнь по ресторанам и ведет себя с простыми людьми так, словно каждый из них минимум Николай II. Пройдись как-нибудь по улице. Неприметно. Посмотри на лица горожан. Они пугают. Я тут как-то подслушал разговор простых работяг. Так они болтают о воровстве. Будто бы в Москве каждый день крадут десять, а то и двенадцать вагонов только одного хлеба. И коммунисты, прикрываясь своим партбилетом, это бегут делать в первых рядах. У них же бронь [20] . Им можно. А дальше будет хуже. Понимаешь? Нам нужны профессионалы Феликс. Срочно. Уже вчера. Чтобы этот накрывающий нас откат не сожрал нас всех…

20

В данном случае автор вольно пересказывает слова Микояна, сказанные в конце 1920-х годов.

Дзержинский промолчал. Лишь покивав. Потому что, по сути, Михаил Васильевич озвучил мысли, которые и без того роились в голове у главы ОГПУ. Только произнес их более упорядоченно.

На этом разговор и закончился.

Вызвав нового водителя с автомобилем Фрунзе отправился в санаторий «Сокольники». Лишь напоследок Феликс Эдмундович крикнул:

– Списочек то пришли.

– Какой?

– По заводу.

– Непременно!

Глава 9

1926 год, февраль 6, Ковров

Набросав какой-никакой, а план развития и реконструкции РККА в черновом варианте, Михаил Васильевич отправился в Ковров. На Ковровский пулеметный завод, где главным инженером трудился Федоров Владимир Григорьевич. Тот самый создатель автомата Федорова [21] , выпускавшегося еще до революции.

Планов у Фрунзе было два.

В первом он собирался обходиться имеющимися видами вооружений максимально. Во втором – кое-что разработать и произвести. В самые сжатые сроки. Понятно – поначалу нарком исходил из базового плана, не зная, что там с разработками получится.

21

6,5-мм автомат (самозарядная винтовка) Федорова под патрон 6,5х50 Арисака принят на вооружение РИА в 1916 году. В 1917 году решили перенести производство в строящийся Ковровский завод, где в то время разворачивали производство пулеметом Мадсена.

Срастется?

Свернет на колею второго плана. Плана максимум. Так как поначалу в обоих случаях требовалось работать с людьми. Техника и вооружения шли лишь приятным дополнением. Фоном.

Нет?

Ну на нет и суда нет. Во всяком случае он должен был попытаться.

Федоров и тот небольшой «творческий коллектив», который он вокруг себя собрал, был единственным в Союзе конструкторским центром рабочего уровня, пригодным для разработки стрелкового оружия. Да – этот уровень по меркам даже середины XX века был смехотворен. Но для тех лет и местности – почти недосягаемая высота. И именно сюда Михаил Васильевич и направлялся. Потому что если эти люди не смогут помочь ему с задуманной им эрзац «стрелковкой», то никто не сможет…

Проходная.

Автомобиль с наркомом пропустили без всяких проволочек, взяв под козырек. И, как только машина двинулась дальше, побежали докладывать. Ведь проходная не была организована телефонной связью.

Михаил Васильевич заметил это и лишь покачал головой.

Визит столь высокого начальства был внезапным и вызвал переполох в этом «курятнике» вселенского масштаба. «Потемкинские деревни» оказались разобранными. И вообще работа шла вяло и вызывала массу вопросов.

Фрунзе прошелся по заводу, заглядывая свой нос.

И тихо мрачнел.

Очередной завод и снова привычная картина. Типичная для предприятий Союза тех лет.

Произвольное несоблюдение технологии. Порча оборудования, ради простоя. Игнорирование указания старших смены и инженеров. Брак. Невыполнение нормы. Явка рабочих в пьяном виде. И так далее. Все это являлось если не нормой производства, то обыденностью. Повседневностью. Да, бывали и ситуации, когда рабочих наказывали. Но, как правило, это было редкостью. И уж точно не за такие вещи. За них отвечали инженеры, конструктора, директора и так далее. Нередко не имея никаких возможностей для воздействия на подчиненных.

Разумеется, так вели себя далеко не все. Имелись и те работники, что ответственно относились к своим трудовым обязанностям. Но погоды они не делали. Глобально. Ведь в практике тех лет рабочие в основе своей были по сути сезонными. Да, какое-то ядро завода оставалось постоянным. Но большинство трудились от полугода до года. И постоянно мигрировали в поисках лучшей доли.

Несложно догадаться – на качестве, объеме и эффективности производства это сказывалось самым кошмарным образом. «Прекрасно» сочетаясь с ужасающим состоянием станочного парка, дефицита или крайнем износом оснастки и прочими «прелестями».

Как-то из любопытства, уже на закате своей карьеры там, в прошлой жизни, он посетил Пакистан. Посмотрел на то, как там разные кустарные производства были устроены. Все-таки они много чего интересного делали. Вот и потянуло. В «тур». По старой дружбе ему помогли. Так вот, идя по Ковровскому пулеметному заводу образца 1926 года он видел уровень даже ниже, чем был в мастерских Пакистана в начале XXI века. Не только организационно, но и технологически.

И ему было страшно.

Аж волосы шевелились.

Это ведь уже не первый завод, который он посетил. И везде одно и тоже. С разными оттенками. Этакий «Колхоз интертеймент» на минималках. Кое-где поприличнее. Встречаются даже монументальные цеха с серьезным оборудованием, оставшимся в наследство от «проклятого царизма». И оно внушало. И даже вводило в заблуждение. Но он знал куда смотреть. И понимал – беда. Одна сплошная беда. Всюду.

Конечно, глядя на все это можно впасть в уныние и тоску. Дескать, у нас ничего толком делать не умеют и особенно оружие. Но Фрунзе в той, прошлой жизни, был знаком с Лобаевым и бывал на его предприятиях. На тех, которые делали лучшие снайперские винтовки в мире.

Уникальное претенциозное производство.

Высочайшее качество.

И культура с квалификацией на невероятном уровне.

«Можем же… можем…» – крутилась навязчивая мысль у Михаил Васильевича в голове.

Понятное дело – там – специальное производство, которое не гонит серию. И сравнивать их не правильно. Но… то маленькое производство изготавливало первоклассных снайперских винтовок не принципиально меньше выпуска ружей-пулеметов Федорова тут…

Где-то через полчаса блуждания по заводу его догнал запыхавшийся директор. И начал что-то лепетать, заметив, что нарком беседует о чем-то с в пузыри пьяным слесарем. Довольно добродушным и гостеприимным.