Вираж бытия

– И много у тебя таких? – уточнил нарком у директора.

– Хватает. – понуро ответил тот.

– Каждую неделю будешь посылать мне список сотрудников, явившихся на работу в пьяном виде. Полностью фамилия, имя и отчество, и год рождения, чтобы не перепутать. Или прозвище, если имеется.

– Но товарищ нарком, я не вам подчиняюсь. Я не должен отчитываться перед вами.

– И верно, не подчиняешься. – охотно согласился с ним Михаил Васильевич. И, словно бы забыв о своих словах, отправился дальше бродить по цехам. Продолжая фиксировать количество работающих станков, рабочих на рабочих местах, их состояние и занятие.

– Смотри, барчука какого-то занесло к нам, – воскликнул пьяный голос со стороны. На него сразу начали цыкать и шикать. Но ему было плевать. – Ну а чо? Ходит тут. Распоряжается. Нашелся цаца!

Фрунзе остановился.

Он был по своему обыкновению в серой шинели без знаков различия. Поэтому его далеко не все узнавали.

Подошел ближе к этому говоруну.

– Кто таков?

– Пролетарий! – громко произнес он, выпятив грудь колесом.

– А звать как?

– Сеней кличут.

– И что же ты пьян Сеня?

– Имею право! Я что, зря кровь проливал и сражался за счастье народа?! Как товарищ Ленин говорил? Землю крестьянам, фабрики рабочим! Я и есть рабочий! Стало быть я тут главный. Мой завод! – с трудом выговаривая слова выдал этот кадр.

– Какой же ты рабочий? Вон – пьян как свинья. Едва на ногах стоишь. Ты Сеня тунеядец и трутень, паразитирующий на своих трудовых товарищах. Кто не работает или не надлежащим образом выполняет свои трудовые обязанности, трудовую дисциплину, технологию, тот и не пролетарий вовсе, а так… – презрительно махнул рукой Михаил Васильевич.

Говорил он при этом громко. Даже наверное слишком громко. Специально, чтобы слышало как можно больше ушей. И стоящий рядом с директором сотрудник «органов» услышал, что-то чиркнув у себя в блокнотике.

– Да кто ты такой?! – возмутился этот «трудяга».

– Нарком по военным и морским делам Фрунзе. Слыхал о таком?

– Слыхал… – как-то резко опешил он и сдал назад, побледнев лицом. О прибытии таких высоких персон обычно загодя предупреждали и весь завод к ним готовился. А тут…

– Наша молодая Советская республика на пороге войны. Нас хотят раздавить и уничтожить. А что же ты? Пьешь? Бездельничаешь? А если завтра бой? Чем ты воевать будешь? Пустыми бутылками?

Он промолчал.

Фрунзе же обреченно махнул рукой и отправился дальше. Ему требовался Федоров и его команда. В том, какой здесь уровень оружейных производств он уже разобрался. Он ожидал хуже. Но все равно – тошно…

– Михаил Васильевич, – поздоровался с ним Владимир Григорьевич у дверей своей «каморки».

– Я собственно к вам.

– Так вызвали бы, – несколько растерялся инженер.

– Хотел посмотреть в каких условиях работаете и какие возможности завод имеет.

– Вижу разочарованы.

– Разочарован. Вообще не понимаю, как тут хоть что-то производится. У вас есть место, где переговорить с глазу на глаз?

– Разумеется.

Пройдемте.

Сели.

Начали общаться.

Федоров продемонстрировал наркому свой автомат. Разобрал его. Рассказал как какой узел делается, что вогнало Фрунзе в откровенную тоску. Куча фрезеровки, причем довольно сложной. Ствольную же коробку и тело затвора так и вообще получали путем пайки медью.

Конструкция в целом – несложная. Но уровень ее «технологичности» поражал. Михаил Васильевич встречал довольно много моделей огнестрельного оружия. В прошлой жизни уделил время, после того, как сел на пенсию и занялся научными изысканиями. Чтобы оценить проблемы изготовления того или иного оружия и, как следствие, чисто производственные, индустриальные проблемы, ему требовалось понять что там и к чему.

Автомат Федорова он видел тоже. Мельком. Его все равно в 1928 году с вооружения РККА сняли. Поэтому на нем он внимания не заострял. Его ведь 30-е интересовали.

Вот.

А теперь смотрел на него и ужасался.

Конечно, на каком-нибудь нормальном производстве, даже уровня конца XIX века такое оружие можно было вполне потянуть и серийно. Но не в Союзе этих лет. Увы. Разве что в формате штучного производства.

– Вижу – недовольны.

– Задумка отличная. Но как это все серийно производить? Вы не задумывались об этом? Да еще и магазин однорядный. Вон какой большой, а патронов мало.

– Так патрон с полу-фланцем. Если делать его двухрядным – клинит. Не часто, но бывает. Особенно при загрязнении. Надежно работает только когда вот так – ровненько, в рядок.

– Да уж… – покачал головой Михаил Васильевич. И пододвинул Федорову картонную папку на завязках.

– Что это?

– Опытный образец самозарядного карабина, который вам нужно будет изготовить.

Владимир Григорьевич стал просматривать техническое задание, тактико-технические требования, различные эскизы и схемы. А Фрунзе – говорить, поясняя задание…

Ситуация в стране была аховой.

Армии требовалось много стрелкового оружия. Дешевого и как можно скорее. В принципе можно было попытаться реанимировать выпуск «трехлинеек», как это и случилось в оригинальной истории. Но был нюанс.

При достаточно простой конструкции данная винтовка являла собой типичный образец французской инженерной школы. Поэтому, несмотря на достаточно небольшое количество деталей отличалась низкой технологичностью производства. То есть, требовала большого количества фрезеровальных работ. А это, на минуточку, весьма квалифицированный труд.

Можно начать готовить рабочих. Но это не быстро. Рабочие подходящей квалификации растут годами. Из-за чего, кстати, в 1920-1930-е года на ее производстве имелся сильный брак. После начала Великой Отечественной войны с этим вопросом пытались что-то сделать на Ижевском заводе. Но у них ничего толком не вышло.

Иными словами – запустить-то реанимацию массового производства «трехлинейки» можно. Только толку? Раньше 1930–1932 более-менее нормальный объем производства не получить. А требовалось как можно скорее. Много, быстро и дешево. И, в принципе, сошел бы даже эрзац.

Обдумывая этот вопрос Фрунзе попытался вспомнить подходящие конструкции. Исключив, понятное дело, пистолеты-пулеметы. И ему в голову пришел Volkssturmgewehr VG1-5.

Этот самозарядный карабин немцы разработали в самом конце 1944 года. А потом производили в условиях полной катастрофы с января по мая 1945 года. Выпустив около десяти тысяч штук.