Вираж бытия

Троцкий одними глазами усмехнулся, прекрасно поняв намеки. А потом возражать не стал.

На этом они и разошлись.

Фрунзе к себе в наркомат. Остальные кто куда.

Добрался.

Сел в кресло.

Отхлебнул сладкого чая.

Откинулся на спинку.

И закрыв глаза, прислушался к ощущениям.

Ничего.

Только что он закрыл «кейс», получив свидетельство об окончании полного курса военного училища. И ничего. Никаких эмоций. Разве что какое-то едва заметное облегчение. Словно на всякий случай на дорожку в туалет сходил без особого желания.

Теперь оставалось только ждать.

Журналисты, которых он пригласил, должны отработать и спровоцировать общественную дискуссию. А тут еще не смогут игнорировать в ЦК.

Но отдохнуть, предаваясь фантазиям наркому не дали…

Стук в дверь.

– Кто там?

– Михаил Васильевич, там пришел режиссер. Хм… Эйзенштейн. Сказал, что вы ему назначали. Хотя в записях этого нет.

– Он один?

– Нет. С ним много людей.

– Приглашай…

И он пригласил.

В результате в кабинет Фрунзе набилась целая толпа. Всем стульев не хватило. Кто-то остался стоять.

Эйзенштейн очень заинтересовался возможностью снять масштабные батальные сцены за счет армии. И постарался не просто выполнить просьбу наркома, но и перевыполнить…

Ядром этой «гоп-компании» были представители акционерного общества «Пролеткино». Довольно специфическая организация, созданная в 1923 году для нужд просвещения широких масс, посредством создания кинокартин производственного, научного, художественного характера и так далее. А также организации передвижных кинопоказов в рабочих районах, деревнях и армейских частях. Ну и так далее.

Так она задумывалась.

Однако занималась по сути только художественными фильмами. Причем весьма и весьма специфическими. Прям ошпаренными на всю голову по содержанию. Нет, конечно, снимали они и хроники. Но такие себе. Из-под палки. На отвяжись. И Фрунзе изначально с ними связываться не захотел, ибо выглядели они намного хуже, чем весьма одиозный Эйзенштейн.

Но тот их привел.

В полном составе всех наиболее выдающихся представителей. Тут был и Ханжонков, и Мейерхольд, и другие. И они были готовы на все. Потому что 11 мая сего года в ходе ревизии выяснилось, что их компания задолжала 800 тысяч рублей. И, по сути, она банкрот. Более того, совет акционеров даже распорядился начать свертывать производство… А тут такое интересное предложение – снимать короткометражные учебные фильмы для армии.

И не только фильмы, но и диафильмы с мультфильмами.

Не занимались этим?

– Мы справимся! – уверенно произнес Ханжонков. Что, впрочем, не вызывало доверия у наркома. После того, что они там наснимали, верилось в это с трудом.

Но не «Пролеткино» единым.

Эйзенштейн сюда притащил и художников для изготовления плакатов учебного и агитационного толка, и фотографов-документалистов, и даже нескольких поэтов для сочинения сочных лозунгов и высказываний на плакаты. Среди которых особенно выделялся Маяковский и коллектив Кукрыниксов.

– Ох… – только и выдохнул Михаил Васильевич.

Этого было даже больше, чем то, на что он рассчитывал. Пришлось сразу нагружать. Сразу ставить задачи и утрясать ориентировочные бюджеты. В принципе именно бюджеты их всех и интересовали. Исключая, вероятно, Маяковского, который, как знал Фрунзе, всегда мечтал служить в армии и воспринимал это, среди прочего, как свой шанс…

Засиделся нарком с ними допоздна. Совсем запамятовав, что дома его ждали мама с детьми. Весь день так и прождали. Хотя он собирался пораньше уйти, ибо каких-то срочных дел не предвиделось.

– Ты задержался, – произнесла мать, кивнув на накрытый стол. Чай. Сладости. И прочее.

Дети к ним так и не притронулись. Ждали отца.

– Дела. – виновато потупившись, ответил Фрунзе. Ему действительно было неловко.

Сели.

Начали празднично ужинать.

Но просидели недолго. Дети хотели спать и постоянно зевали. Даже сладости их не радовали.

– Папа, а ты расскажешь нам сказку на ночь? – поинтересовалась дочка.

– Да! – воскликнул сын. – Сказку!

– А какую?

– Какую мы еще не слышали. А то бабушка уже по несколько раз нам их повторяет. Они хорошие. Но мы хотим что-то новенькое.

Михаил Васильевич несколько опешил и завис.

У него никогда не было детей и практики рассказывать сказки он не приобрел. Да и не знал ни одной. Воспоминания же самого Фрунзе были крайне скудными. Видимо это была не та часть его личности, которая сохранилась при вселении.

Несколько секунд помедлив, он начал рассказывать то, что первым вспомнилось:

– Жил-был в глубине карельских лесов маленький паровозик, который верил в себя. И вот однажды ему поручили доставить винтовки и боеприпасы на плацдарм, который обороняли красноармейцы. И вот он отправился на задание…

– Сынок, – осторожно спросила мама. – Это действительно сказка?

– Не знаю. Еще не решил. Придумываю на ходу. – соврал Фрунзе, так как признаваться ей не хотелось. Майора Пэйна она не знала. И суровый солдатский юмор не уважала.

– Там будут кого-то убивать?

– Да, но они все плохие.

– Не надо рассказывать детям таких сказок. Чему ты их учишь?

– Тому, что нужно верить в себя и упорно идти к своей цели.

– Хороша сказка, нечего сказать. – покачала она головой.

Фрунзе смущенно улыбнулся и начал пересказывать детям сюжет мультфильма «Ивашка из дворца пионеров». В определенной адаптации, конечно. Да и с поучением, дескать, будете хорошо учиться – никакая нечисть вам будет не страшна.

– Вот это уже – добрая сказка. – улыбнувшись заметила мама. – Только я ее никогда не слышал. Сам сочинил?

– На ходу.

– Ох не зря же говорят, что ты с писателями спутался. Ох не зря.

Детям понравилось.

Вон – глазки уже открылись и сидят – ждут продолжения. Интересная же история.

– А как же спать? – растерялся Фрунзе.

– Ты детей уже полгода видишь едва один-два раза в месяц. Соскучились они по тебе. А тут еще расщедрился – сказки стал рассказывать. Раньше то только Софушка их так баловала. Ты же все при делах да заботах.

Михаилу Васильевичу стало как-то не по себе. Он действительно детей постоянно как-то держал на втором, а то и третьем плане. Всего себя отдавал работе да политической борьбе… сложной и опасной. Настолько, что оступишься – и тебя убьют, и детей не пожалеют. Не до того было.