Вирелка дома?
Шрифт:
Ни с того ни с сего фонарь, который находился прямо на горке начал мигать и потом совсем погас. Снег прошел и мне показалось, что я сижу на своих саночках совсем один в целом мире под огромным звездным куполом неба.
Внезапно на меня снизошло ощущения глубокого спокойствия и счастья. Да, да – это было именно ощущения полного счастья и покоя Какая чудесная ночь, как хорошо, что я живу в этом городе с папой и мамой и у меня есть сестренка Наська, как это здорово, что через несколько дней Новый Год и каникулы, какое счастье, что я просто живу на белом свете…
Это было мое второе счастье. Самое интересное было в том, что даже через много лет я мог его мысленно вызвать и в полной мере испытать то ощущение, которое я чувствовал
В Руднегорске улиц было не так много и мы их все практически знали наперечет. Являясь ярыми патриотами родного Проспекта металлургов, на котором стоял наш дом, тем не менее больше всего мы любили небольшую улочку с блёклым название "1-я линия", которую никто так не называл, а в народе она была известна под названием "Крутая".
Она начиналась от проспекта Металлургов под прямым углом и шла достаточно круто вниз. Будучи совсем небольшой, всего метров двести, зимой она полностью превращалась в снежную горку-аттракцион.
В Руднегорске было мало машин, по Крутой даже летом редко когда проезжала какая-нибудь легковушка, а зимой и подавно три месяца практически никто не ездил, зато на ней устраивалась самая большая ледяная горка в городе шириной до пяти метров и длиной все сто . В воскресенье, в погожий зимний день вся улица была запружена народом: взрослые и дети, все вперемешку, кто на ногах, большинство на фанерках и на попах, по одному и паровозиком несутся вниз. Шумно, весело, раскрасневшиеся лица, озорные глаза – вот что из себя представляла улица Крутая зимой.
По краям Крутой с двух сторон были устроены тротуары, окаймленные от проезжей части невысокими рябинками, на которых почти всю зиму краснели ягоды, которые мы при случае обязательно рвали и с удовольствием ели. Прихваченные морозом ягоды почти не горчили, а съесть ягоду с дерева да еще в мороз – это еще то лакомство.
Крутую улицу от снега чистили мощные шнековые снегоуборочные машины, из раструбов которых снег ссыпался в самосвалы, которые увозили его неизвестно куда. Тротуары тоже чистились, но вручную, снег никуда не вывозился, а укладывался горкой вдоль всего тротуара с боков.
Со временем пешеходная дорожка превращалась в подобие бобслейной трассы. Снежные борта в виде сугробов были чуть ли не в человеческий рост. Для выхода с тротуара на Крутую по все длине делалось несколько проходов. Было забавно наблюдать, стоя вверху улицы и глядя вниз, как внезапно, как из снежной стены, появляется человек, который переходил с пешеходной части улицы на проезжую.
Мы обожали гонять по этой тротуарно-бобслейной трассе на санях, так как уже в декабре покрытие ее превращалось в твердый наст, по которому можно было даже ездить на коньках-снегурках. Санки у нас были алюминиевые с разноцветными деревянными рейками. Никаких спинок, естественно, не было. Нам, мальчишкам начала шестидесятых годов прошлого века было бы очень удивительно узнать, что мы тогда использовали стиль катания как в скелетоне, о котором мы и понятия не имели. Так же как в скелетоне мы разбегались, плюхались животом на сани и неслись вниз сломя голову, ловко управляя санками ногами.
В тот день на улице было достаточно морозно- градусов двадцать. Освободившись рано от школьных и иных дел я в одиночестве пришел на Крутую покататься на санках. Вся проезжая часть улицы и ее левая пешеходная часть абсолютно безлюдны.
Прокатившись по первому разу не быстро, притормаживая ногами, чтобы обследовать трассу, я лихо затормозил в конце, эффектно свалившись с санок и два раза перевернувшись в снегу. У нас это считалось особым шиком. Наст был твердый и слегка даже как бы с легкой ледяной корочкой, поэтому санки не очень слушались управления, зато скорость можно набрать большую.
Оглядев трассу в последний раз и не найдя на ней ни души, я разбежался как следует и полетел вниз с нарастающей скоростью. Когда я уже достиг середины, на пешеходную часть, словно из ниоткуда вдруг вышел какой-то дядька.
Пройдя по прорытому проходу от проезжей части до пешеходной он вырос прямо передо мной метрах в двадцати и не глядя по сторонам не спеша двинулся вниз прямо посередине:– Отойдите-е! В сторону!– заорал я одновременно пытаясь затормозить сразу двумя ногами, но скорость была большая, а наст очень скользкий. Меня неотвратимо несло к мужику, а он, не сразу сообразив в чем дело, сделал робкую попытку повернуться в сторону моего крика, но было поздно.
Со всего маху я шибанул ему сзади по ногам. Как подкошенный, он рухнул спиной на меня и укатился в сугроб. От его падения мне на спину у меня сразу сбилось дыхание. Слетев с саней я кувырком покатился по инерции вниз. Санки догнали меня и боднули в спину.
Мужик сидел на снегу, матерился почем зря и как-то странно сучил руками, как будто пытался сбросить с себя змею, оказалось что это была папироса, которую он курил и она попала ему за пазуху.
Но меня это мало волновало – я никак не мог вздохнуть. Вскочив на ноги и выпучив глаза я разинул рот, пытаясь сделать вдох. Наконец мне это удалось и я облегченно заорал что есть мочи. Избавившись наконец от папиросы, дядька поднял шапку и медленно пошел ко мне, но поскользнулся и опять шлепнулся на жопу. Я, не испытывая судьбу и продолжая всхлипывать, схватил санки и удрал через ближайший проход на улицу и на санках погнал дальше вниз уже по Крутой.
За мной никто не гнался. Улица оставалась все такой же безлюдной.
Чувство одиночества, вернее, стремление побыть одному, было свойственно мне уже давно. Я мог с удовольствием играть дома один, читать книги, сочинять стихи или просто мечтать. Не знаю, может быть это чувство свойственно многим мальчикам в детстве, но знаю точно, что мне оно нравилось. Нет, я совсем не чурался нашей дворовой компании, не тяготился общением с Калиной или одноклассниками, но порой мне хотелось побыть наедине с собой.
Иногда получалось так, что в связи с моими занятиями в литературном кружке и участием в репетициях художественной самодеятельности школы, я выходил гулять в то время, когда все уже набегались и накатались до изнеможения на лыжах, санках и попах по снежным горкам, и теперь с аппетитом поглощали дома свои обеды.
Одно время меня зимой одолели ангины. Врачи сказали, что у меня слабое горло и его надо закалять. Я решил, что катание по лесу на лыжах – это то, что мне нужно.
Теперь каждый день после уроков, придя домой и быстро пообедав, я надевал лыжи и бежал к ближайшей сопке, благо до нее было каких-то пару километров, что для меня было совсем не расстоянием. В большинстве своем сопки вокруг Руднегорска были покрыты довольно-таки редким лесом, состоящем в основном из невысоких, два-три метра максимум, тонких и кривых березок, их еще называют карликовыми, а так же осин и сосен. Сосны могли быть вполне себе приличными по высоте метров до пяти самые большие, но бывали тоже кривоватые и даже загнутые в виде фиги.
Сами сопки состоят из скальных пород, часто выходящие на поверхность в виде небольших скал и огромных валунов, вросших в землю. Тысячи лет назад здесь прошелся огромный ледник.
Зимой это все сглаживается в единую абсолютно гладкую снежную поверхность . Снег на столько толстым слоем покрывает поверхность земли, что березки и осины превращаются в кусты не выше полутора метров, а на нижние ветки сосен мы порой могли садится не снимая лыж, лишь слегла подпрыгнув.
Все близлежащие к городу сопки были испещрены лыжнями в разных направлениях, но были главные, которые имели даже свои названия, например: Змея – протяженная извилистая лыжная трасса с плавным наклоном. Она проходила через условно густой лес и кустарник и была одной из живописных для этих мест. Добравшись до ее вершины и слегка оттолкнувшись палками можно было долго скользить по накатанной лыжне плавно набирая ход и еще успевать любоваться окружающей природой. В самом конце трасса резко уходила вниз превращаясь в непродолжительный, но крутой спуск и заканчивалась большой площадкой, на которой мы лихо тормозили подобно профессиональным горнолыжникам.