Виргинцы (книга 1)

Мистер Уорингтон поклонился в ответ на приветствие двух молодых людей, которые выразили свое удовольствие по поводу его приезда сюда и надежду, что Танбридж при ближайшем знакомстве ему понравится. Тут они усмехнулись и обменялись лукавыми взглядами, смысла которых Гарри не понял, как не понял и того, почему они многозначительно посмотрели на двух других посетителей, сидевших за вином.

Один из этих последних носил несколько потрепанный бархатный кафтан с пышными кружевами и вышивками, а необычайно длинная косица его парика была уложена в кошелек. Его собеседник, которого он пронзительным голосом называл "ваше сиятельство" и "милорд", был низенький сутулый человек с мохнатыми бровями и крючковатым носом. Милорд, продолжая попивать вино, едва поглядел на Гарри, а потом повернулся к своему сотрапезнику.

– Итак, вы знакомы с племянником старухи, с крезом, который только что приехал сюда?

– Тут тебе и конец, Джек!
– заметил один молодой джентльмен другому.

– Да, я этого наречия так и не постиг, - согласился Джек. Дело в том, что те двое говорили по-французски.

– Без сомнения, любезнейший милорд, - ответил господин с длинной косицей.

– Вы показали редкостное проворство, любезный барон! Он ведь приехал не более двух часов назад. Слуги сказали мне об этом, только когда я сел обедать.

– Но я был знаком с ним прежде! Я часто видел его в Лондоне у баронессы и его кузена графа, - возразил барон.

Тут хозяин, сияя улыбками, подал Гарри благоухающий суп.

– Отведайте, сударь! Сварено по моему собственному рецепту, - сказал он и шепотом сообщил Гарри знаменитое имя вельможи, сидевшего напротив. Гарри поблагодарил мосье Барбо на его родном языке, после чего иностранец обернулся, послал Гарри самую любезную улыбку и объявил:

– Fous bossedez notre langue barfaidement, Monsieur {Вы прекрасно владеете нашим языком, мосье (франц. с немецким акцентом).}. Когда мистер Уорингтон был в Канаде, ему ни разу не доводилось слышать, чтобы французские слова произносились на такой лад. Он ответил иностранцу поклоном.

– Расскажите мне еще что-нибудь про этого креза, милейший барон, продолжал милорд, говоря со своим собеседником несколько сверху вниз и не обращая на Гарри ни малейшего внимания, что, пожалуй, сильно уязвило юношу.

– Что вы хотели бы услышать от меня, милорд? Этот крез - молодой человек, как все молодые люди. Он высок, как все молодые люди. Он неловок, как все молодью люди. У него черные волосы, как у всех, кто приезжает из Индий. Квартиру ему здесь сняли над игрушечной лавкой миссис Роуз.

"И я тоже живу там, - подумал мистер Уорингтон.
– О каком крезе они говорят? А суп очень вкусный!"

– Он путешествует с большой свитой, - продолжал барон, - четверо слуг, две дорожные коляски и двое форейторов. Его камердинер - негр, который спас ему жизнь, когда он в Америке попал в руки дикарей, а теперь и слышать не хочет, чтобы его отпустили на свободу. Он упорно носит траур по брате, от которого унаследовал свои владения.

– А вас разве что-нибудь могло бы утешить, если бы ваш брат умер, милейший кавалер?
– воскликнул пожилой джентльмен.

– О, милорд! Его имение!
– ответил иностранец.
– Как вам известно, оно не так уж мало.

– Ваш брат живет на доходы с родового имения, которое, как вы мне говорили, очень велико, а вы - своими трудами, дражайший кавалер.

– Милорд!
– вскричал иностранец, которого его собеседник стал теперь называть кавалером.

– Своими трудами и умом, что гораздо благороднее! А вы будете нынче у баронессы? Она ведь, кажется, немного вам сродни?

– Я вновь не понимаю вас, ваше сиятельство, - с досадой ответил его собеседник.

– Но как же! Она - очень умная женщина, знатного происхождения, испытала невероятные приключения, почти без принципов (тут, к счастью, вы имеете перед ней преимущество). Но что до этого нам, людям света? Без сомнения, вы пойдете туда, чтобы играть с юным креолом и выиграть у него как можно больше. Между прочим, барон, а что, если этот юный креол на самом деле guet a pens? {Ловушка (франц.).} Что, если наша почтенная дама попросту сочинила его в Лондоне и приписала ему сказочные богатства, чтобы он мог обирать здешних простаков?

J'y a souvent pense {Я часто об этом думал (франц.).}, милорд, ответил барон, многозначительно прижимая палец к носу.
– Ведь баронесса способна на что угодно.

– Барон, баронесса - que voulez-vous {Что вы хотите (франц.).}, друг мой? Я имею в виду покойного супруга. Вы его знали?

– Близко. Более законченный негодяй еще не садился за карточный стол. В Венеции, в Брюсселе, в Спа, в Вене - ему были хорошо известны тюрьмы всех этих городов. Да, я его знал, милорд.

– Я так и полагал. Я видел его в Гааге, где имел честь познакомиться и с вами, - столь отъявленный мошенник не часто переступал мой порог. Но послу приходится открывать свои двери самым разным людям, барон, - шпионам, шулерам, злодеям и всяким мерзавцам.

– Parbleu {Черт побери (франц.).}, милорд! Как вы их трактуете! заметил собеседник милорда.

– Человек моего ранга, милейший, - моего тогдашнего ранга, разумеется, обязан принимать всевозможных людей - в том числе и вашего друга. Зачем его жене могло понадобиться подобное имя, я, право, не могу понять.

– По-видимому, оно было лучше ее собственного.

– Вот как? Мне приходилось слышать про ирландца, который обменялся одеждой с огородным пугалом. Не берусь судить, какое имя более благородно английского епископа или немецкого барона.

– Милорд!
– покричал его собеседник, вскакивая и прижимая руку к большой звезде у себя на груди.
– Вы забываете, что я тоже барон и кавалер ордена...

– Шпоры Священной Римской Империи! Ничуть не забываю, любезный кавалер и барон! Вы не хотите еще вина? Так мы встретимся сегодня вечером у госпожи Бернштейн.

Кавалер ордена Шпоры и барон встал из-за стола, пошарил в вышитом кармане, словно в поисках монеты для полового, который подал ему большую, отделанную галуном шляпу, затем, взмахнув кружевной манжетой и рукой в сверкающих перстнях, сделал ему знак посторониться и величественно вышел из залы.

Только когда тот, кого называли милордом, заговорил о вдове епископа и супруге немецкого барона, Гарри Уорингтон наконец понял, что предметом беседы этих двух джентльменов служат его тетушка и он сам. Однако прежде, чем он окончательно в этом уверился, один из них покинул залу, а другой повернулся к двум молодым джентльменам и сказал: - Какой пройдоха! Все, что я говорил о Бернштейне, относится raulato nomine {С заменой имени (лат.).} и к нему. Он всегда был шпионом и плутом. Он менял веру уж не помню сколько раз. По моему настоянию его выслали из Гааги, когда я был там послом, и мне известно, что в Вене он был бит тростью.