Витька – «придурок» и другие рассказы

– Да-а! Опоздания вошли у вас в систему! Придется вызвать вас на заседание цикла.

Это загадочное слово – «цикл»! Что это такое, я до сих пор не знаю, но, по мнению майора, оно должно было вызвать у студента «апокалипсический ужас».

Матчасть преподавал нам тот самый майор Ростовцев. Про него, кроме загадки, рассказывали переделанный анекдот: «Бредет по пустыне обезьяна. Проголодалась, жажда ее мучает. Вдруг видит впереди дерево, а на нем висит какой-то сочный фрукт. Ствол у дерева гладкий! Попробовала обезьяна залезть по нему – никак, прыгала, прыгала – не достать. Стала трясти дерево. Трясет, трясет – напрасно. Плод не падает. Обезьяна вцепилась в ствол и что есть силы трясет! Тут слышит голос свыше: «Отойди, подумай!» Обезьяна села, подумала, схватила палку и сбила плод»!

«Бредет по пустыне майор Ростовцев! Проголодался, жажда мучает. Вдруг видит впереди дерево, а на нем висит какой-то сочный фрукт. Ствол у дерева гладкий! Попробовал Ростовцев вначале забраться на дерево – никак, стал прыгать. Хоть ростом он под два метра, ан, не достать. Ухватился за ствол и давай трясти. Трясет, трясет, все напрасно, не падает, проклятый. И тут он слышит голос свыше: «Отойди, подумай!» Ростовцев вначале опешил, решив, что у него галлюцинации от перегрева. Поднял голову, посмотрел на небо и, никого там не увидев, заорал со злости:

– Да хера тут думать, трясти надо!»

В реальности же майор употреблял более грубую лексику и проявлял, как нам вначале казалось, садистские наклонности. Впоследствии, правда, оказалось, что никакой он не садист, а замечательный, в своем роде, дядька.

На первом же экзамене по матчасти он поставил «неуды» большей половине взвода. И все это «безобразие» сопровождалось таким, примерно, диалогом:

– Да, Смирнов, матчасть ты не знаешь! Ты на кого учишься?

– На психолога, товарищ майор!

– А! Психолух! Понятно! Ну, может, в своей там экологии ты что-то и знаешь, только кому это нада? Ты газеты читаешь? Радио слухаешь? Знаешь, какая сложная сейчас международная обстановка? А если, к примеру, прийдется Родину защищать? Заклинит у тебя затвор, а ты и не знаешь, как он устроен! А еще хуже – начнешь по своим стрелять! Ты, Смирнов, в армии-то служил?

– Нет, товарищ майор, не служил!

– Ни нет, а никак нет!

– Никак нет, товарищ майор!

– Что, и отсрочки по здоровью нету?

– Нее.. Никак нет, товарищ майор!

– Да, Смирнов, несерьезный ты человек! Да я бы на твоем месте спал с наставлением по устройству гаубицы! А ты, небось, с девочками спишь? Гы-гы!!! Ну, ничего, у меня знакомый есть в горвоенкомате! Устроим тебя служить где-нибудь поближе к Ленинграду! Два года быстро пролетят! Может, и девочка тебя дождется, не выскочит замуж. Отслужишь, ума наберешься! А после армии восстановишься в университете!

И так, примерно, он «наставлял» всех не служивших. Окончив экзекуцию и довольный собою майор обращался к запуганной и притихшей аудитории:

– Значится так, раздолбаи! Двойки я вам в зачетки ставить не буду. Вам дается последний шанс для пересдачи! Староста, когда у вас там заседание студсовета?

– Двадцатого января, товарищ майор!

– Ну, вот и хорошо! Пересдача будет 18 января, чтобы вы успели свои справки сдать в студсовет и получить стипендию! Чтобы вашим родителям было полегче вас, обормотов, содержать!

Как сейчас, помню эту пересдачу! В аудитории собрались «штрафники» двух взводов и два куратора – майоры Львов и Ростовцев.

– Гриша,– обращается Ростовцев к своему корешу, майору Львову, – у тебя какой средний балл во взводе?

– Четыре и пять! А у тебя, Миша?

– А сейчас посмотрим! Смирнов, это что тут на плакате обозначено «цыфирью» за номером пять?

– Толкатель возвратной пружины, – бойко отвечает Смирнов, – предназначенный для…

– Хватит, хватит, Смирнов! Вижу, что подготовился на этот раз! Давай сюда свою зачетку! Получай свои законные «пять»!

И, обращаясь к майору Львову:

– Вот видишь, Гриша! У меня во взводе средний балл выше, чем у тебя, – четыре и пятьдесят пять сотых!

И в этот самый момент до нас, простачков, дошло, что у них-то, наших кураторов, тоже существует своя отчетность, и что их тоже могут вызвать на заседание «цикла», где начальник строго так спросит:

– Майор Ростовцев! Почему это у вас такая низкая успеваемость? Засиделись вы в тылу, как я погляжу! Если в следующую сессию покажете такую же низкую усепеваемость, отправитесь в войска, а на ваше место мы найдем более толкового преподавателя матчасти!

После этой сессии страха быть отчисленным с «военки» у нас уже не было, но по четвергам приходилось «отбывать воинскую повинность».

Да, забыл предупредить своего благосклонного читателя, что я по жизни – неудачник! В очереди на мне либо заканчивается товар, либо начинается обеденный перерыв. Если же не случится ни то, ни другое, то что-нибудь этакое все равно случится.

Так случилось у меня и с военной кафедрой! Обычно обучение на «военке» заканчивалось в конце четвертого курса. После летней сессии студенты отправлялись на сборы куда-то под Выборг! Два месяца веселой жизни – и жди приказа министра обороны. Наш же выпуск пришелся на время Олимпиады-80, и, чтобы убрать побольше молодежи из города, для нас организовали сборы не после четвертого курса, а после пятого. Причем, устроили форменное издевательство – торжественно вручили дипломы, а после окончания торжеств потребовали вернуть их «взад». Наутро же все отправились на военные сборы, и не на два месяца, как обычно, а на все три. И сборы проходили не под Выборгом, а в Псковской области, на территории Владимирского лагеря. Утешало нас лишь то, что лагерь был не исправительно-трудовой, а военный. В семи километрах находился районный центр Струги Красные, где вовсю «кипела» жизнь, работали магазины и кафешки, а по улицам ходили девушки и женщины, одетые в «гражданку»!

При батюшке царе Струги были Белые, потому что струги – это деревянные лодки, вроде галер! Их славяне строили из дерева, стало быть белые они были, а, после октября 1917 г. у нас в стране всё покраснело! Вот и Струги Белые стали Стругами Красными! До сего времени красными и остаются.

Владимирский лагерь – это большущая территория, на которой располагались артилерийский и танковый полигоны, множество озер, болот, лесных массивов и открытых пространств, между которыми, извиваясь как змея, протекает неширокая речка Курея.

Вот вам еще один образец армейского юмора. Перед отправкой на сборы нас инструктировал подполковник Галушко, и, он в частности, сказал:

– Да, кстати, там течет река Курея, и больше нет (тут он выдержал короткую паузу) ничего!

Ну, вы поняли, что он хотел сказать, чтобы в рифму получилось.

Курея сильно облегчала нашу жизнь в это жаркое лето 1980 г. Вопреки ожиданиям, больше всего в лагере нас терзали не отцы-командиры, а КОМАРЫ! Бывал я неоднократно и в Ленобласти, и в Коми, повидал комаров, но с таким нашествием, такими полчищами «пскобских» комаров столкнулся впервые. Единственным доступным для нас способом борьбы с ними был только дым. По вечерам, словно попы с кадилами, вокруг палаток сновали студентики с «выкуривателями». Брали обыкновенную консервную банку побольше, в ней пробивали множество отверстий и привязывали ручку из проволоки. В банку засыпали сосновые или еловые шишки, поджигали их, и это «кадило» раскручивали над головой до тех пор, пока из дыр не начинал валить густой дым. С этим кадилом дежурный забирался в палатку и выкуривал гадов-комаров! Когда палатка заполнялась дымом так, что не было видно ничего на расстоянии вытянутой руки, и, не дожидаясь момента, пока комары ринутся внутрь, в нее влетали ее «жители» и задраивались изнутри! Больше всего раздражали не сами комары, хотя и они тоже, а их писк! «А вот мы вас уедим, а вот мы вас уедим!» Это уже начинался психоз, слуховые галлюцинации. Днем комаров практически не было, а уже в августе их стало значительно меньше, и жизнь вошла в нормальное русло.