Витки времени

Стук барабана стал гораздо громче, заглушая все остальное своим мерным грохотом. Торвальд поднес к губам огромный медный рог вождя и, в ожидании, стал вглядываться в окутанное туманом ущелье. И вот, сквозь блестящие брызги, я увидел две могучие вершины, торчащие из стен, между которых было пространство лишь с длину корабля, и через него рвалась бушующая вода, высоко вздымаясь, а затем падая куда-то вниз, в гигантскую бездну. За водяной занавесой виднелась гладкая там, где ее отполировала вода, поверхность скал-близнецов: левая — черная и блестящая, правая, — казалось, ярко золотая. Мощный рог протрубил сигнал, весла глубоко погрузились, и на мгновение мы остановили наш бешеный ход, удерживаемые напрягшимися веслами, но затем поток понес нас дальше. Вновь и вновь опускались весла, и раз за разом мы почти останавливались, затем продолжали нестись вперед. Теперь мы с вождем всем весом налегали на мощный штурвал, борясь с бушующим потоком. С каждым богатырским ударом весел я видел, как стена воды справа становилась все ближе и ближе. Весла заработали быстрее, в идеальном ритме, и крепкое рулевое колесо яростно сопротивлялось нам. Теперь, сквозь буйство воды, я услышал голоса человеческие, бросающие боевой клич, к которым вскоре присоединился и мой, прославляя гимн Юздрала.

Бурные воды перед кораблем взбирались все выше и выше, достигая тридцатиметровой высоты и врезаясь в скалу, нависающую над гигантской бездной. Огромные волны разбивались над нами — не соленые, но отвратительно сладкие, отдающие грибами, — обрушивая на нас падающий с небес белый огонь. Но весла по-прежнему били мощно и ровно, и штурвал медленно поворачивался вправо. Острая боль охватила мои напряженные мышцы, и я увидел, как Торвальд закусил нижнюю губу, и кровь заструилась по спутанной бороде. Теперь котел был где-то далеко внизу, и корабль-дракон висел над бездной, в которой грохотала вода, падая и падая в бесконечную пропасть, где медленно кружил в вялой задумчивости бледный туман. На мгновение мы застыли на месте, — целая вечность воспоминаний и отчаяния, в которой ясно встали передо мной забытые лица из детства. Затем, словно кречет, мы ринулись сверху по воздуху, летя во внезапной тишине: бушующая вода лишь тихо шептала где-то вдали, напевая и убаюкивая утомленные мышцы. Мы больше не пробивались сквозь бешеные волны, а мягко покачивались, и нежный голубой свет сочился через душистый воздух вокруг — истинно райская смерть. Торвальд был рядом со мной, когда меня унесло в бархатную темноту.

Я ОЧНУЛСЯ, когда Торвальд мягко пожал мне плечо. Гребцов не было, он стоял на фоне голубоватого свечения, которое маленькими вспышками посверкивало с потолка огромной пещеры, где мы плыли. Теперь я понял, что случилось. Золотая гора, высившаяся справа, оказалась полой, и в самом центре узкой расщелины, через которую уходила бушующая вода, был сводчатый проход, через который мы и прошли с последним усилием гребцов, попав в спокойную туманную лагуну под горой. Даже в обычных условиях, когда река лишь едва струилась из застойных болот, попасть сюда было делом не простым, но теперь, когда целое море изливалось через ущелья в скалах, это требовало нечеловеческих умений и сил, но, тем не менее, эти люди смогли провести нас сюда.

Мы находились рядом с гладким черным пирсом, выступающим из стены пещеры. Сама же пещера оказалась низкой и широкой, и, в какую сторону ни глянь, — везде висела голубая дымка. Здесь, в скале, была вырезана большая ниша фасадом из украшенных золотом колонн. За ними виднелось множество коридоров, убегающих в гору, и широкая лестница, поднимающаяся на вершину. Лестница освещалась голубым светом и вела плавной спиралью, проложенной в черном камне. На всем протяжении прохода, стены были украшены золотом. Подобную резьбу, можно встретить в вентиляционных сооружениях верхнего мира, но здесь она была более тонкая и красивая, повторяющая живые узоры каких-то неизвестных растений. Мы шли вверх, неся с собой Гектора — путем, явно очень знакомым Торвальду. Глянув на ступеньки, я заметил, что по ним часто ходили, их грани закруглились за долгое время. Что за народ вырезал эту крепость в сердце горы? И кто такие Поющие?

Вершина оказалась конической, и по мере того, как мы поднимались, лестница все больше приближалась к внешней стене, а вдалеке стал слышен рев водопада. Наконец, мы вышли на площадку, на которой оказалась еще одна ниша — небольшой альков, откуда виднелась река, текущая далеко внизу. Над потоком возвышалась черная скала, склон которой был направлен к нам — зеркальное отражение горы с другой стороны бурлящих вод. Над нами и вокруг нас росли террасы — Золотой Город Поющих.

Его образовывали тупоконечные золотые башни, уровень за уровнем окружая конус вершины. Гладкая внешняя стена поднималась от самой скалы, продолжаясь ступеньками, которые в действительности были широкими террасами, уменьшенными расстоянием, и заканчивалась небольшим золотым блоком, переходящим в незаостренную вершину. Гладкая золотая стена, уходящая в пропасть и исчезающая в светящейся дымке, поднимающейся к низко висящим облакам, которые цеплялись за вершину горы, оказалась усеянной окнами и балконами, выходящими в сторону реки и бездны. На террасах широких проходов между уровнями зданий росли деревья и цветы, благоухающим изобилием взбирающиеся по золотой резьбе внутренних стен. И, как нимб, над городом висел голубой свет, озаряющий все нежной лазурью. Что за странные люди эти Поющие, которые построили такой город на скале, и заставили деревья и растения цвести во вредном воздухе подземного мира?

Поднявшись выше, я услышал музыку, идущую сверху, музыку, похожую на звуки органа, глубокую и задумчивую, перемежающуюся веселым свистом и чистым звоном колокольчиков. Затем лестница внезапно закончилась, и я последовал за Торвальдом по высокому золотому помосту, неся на плече Гектора.

Моему взору открылся золотой амфитеатр, наполненный светом...светом, какого я никогда прежде не видел. Это был одновременно свет и дымка, все сразу, и не тем и не другим, светло-розовый, с редкими проблесками темно-розового и серебристыми мерцающими жилками. В громадной чаше амфитеатра, мерно пульсируя, стоял туман. По нему пробегали ниточки кораллового пламени, озорно поблескивая, скача по волнам розового света. Этот блеск заливал золотой храм розовым сиянием, ярче и нежнее, чем зеленый свет верхнего мира. Здесь не было липкого ползущего пара, влажного черного дыма, охватывающего отвращением разум и связывающего тело невидимыми веревками. Этот свет был свободный, чистый, красивый, насыщенный истинной жизнью, обостряющий чувства и очищающий сознание от опасной тьмы, скрытой в его уголках. И когда позади меня раздалась глубокая органная нота, и чаша света зарябила, отвечая тонкой трелью и волшебными звуками горна, чудесной скрипкой и чистым звоном колокольчиков, я понял, что передо мной Поющие, и подумал о том, что я скажу им, к кому пришел в поисках возмездия черным существам подземного мира.

Клеон, если ты начнешь сомневаться в своем решении, послушай меня. Следуй тому, что ты считаешь правильным.

И я увидел в Поющих красоту, хотя, благодаря существам из липкого пара, привык ненавидеть и бояться всех газообразных созданий. Но в жителях Золотого Города я нашел чистоту и легкость, которая меня успокоила, хотя они, должно быть, в целом походили на тех живущих в Алом Городе, поскольку жили и передвигаются подобным образом и, возможно, произошли от общего предка. Я подошел к краю помоста и положил Гектора в мерцающий поток света. Он медленно опустился в розовые глубины, где ниточки серебра собрались в блестящую сеть и мягко опутали Гектора, скрывая его от моих глаз. Торвальд взял меня за руку, я услышал его голос, и стал послушно опускаться в озеро света, плывя в безмолвную глубину. Слабость и утомление уставших мышц исчезли, принося покой и мягкую истому. Меня очистили от ужасов, которые я видел и ощущал, обновили пальцами света, нежно проходили сквозь мою голову. И, рядом с Торвальдом, я медленно поплыл туда, где ниточки розового пламени сливались, танцевали и жадно манили. Они окружили меня, возложили живую сеть света на мою голову, и через тело пробежал пульсирующий огонь чистой энергии, восстановивший силы и наполнивший жизнью, радостью и здоровьем, чего я не чувствовал многие годы. Это был альянс, который заключили боги с воинами Туле.

Нас положили на золотой помост, Торвальда и меня, в то время как из чаши света доносился печальный шепот чудесной музыки — печальной, словно просящий прощения. Из розоватого водоема к нашим ногам поднялся шар серебристых нитей. Он раскрылся, словно гигантский распустившийся бутон, и там, в люльке, уютно свернувшись калачиком, лежал Гектор. Гектор зашевелился и проснулся, но в его глазах я увидел совсем не то, что ожидал. Он был в сознании и обладал волей к жизни, но не в нашем мире. Он двигался, думал и чувствовал в ином измерении — измерении черных существ.

— О, Клеон, не отчаивайся. Прошло слишком много времени. Я боялся, что так и случится... я уже видел, что бывает с людьми после пламенного поцелуя Темных. Гектор живет, как и мы, но живет в их мире. Надежда еще есть, Клеон. Так уже случилось... однажды... и это применяется только в крайних случаях. Если получится, — он станет таким же, как прежде, но только одним из Поющих, и навсегда освободится от Темных. Думаю, — они попробуют. Они очень добры. И ты должен добровольно отдать его им.

Гектор поднялся на ноги и прошел мимо нас, словно во сне. За ним заструился поток розового света, окружая и поднимая нас. Теперь я увидел источник органных звуков, которым отвечали Поющие. Как огромный сапфир, ограненный и украшенный другими драгоценными камнями, но, тем не менее, из податливого голубого сияния, парил он — отец, правитель, бог Поющих. Над ним собирался розовый свет, образовывающий голубой нимб над лазурным пламенем, в середину которого нас принесли. Я дотронулся до сапфира, ощутил его теплоту и огромную жизненную силу с бесконечным пониманием, и в мою голову пришла мысль о том, что разрушил Гектор в Алом Городе — аналог голубого сияния черных созданий из пара, и во мне зародилось сочувствие к расе, утратившей своего бога.

Далеко внизу, на помосте, Гектор стоял, как мраморная статуя, обращенный лицом к голубому свету. В туман, окружавший Гектора, стал падать фонтан серебристого пламени, вырвавшийся из сапфирового шара, затем он превратился в светящийся дождь, который затопил моего соратника с ног до макушки. И тут меня обуяла тоска, сильное желание объединить мои жизненные силы с Поющими, излить их серебряным потоком на того, кто стоял внизу. Все плотнее и плотнее становился дождь жизни, падая на Гектора огромными волнами и полностью затапливая его. Затем Гектор стал подниматься над золотым полом, и, когда он приблизился, серебристый поток прекратился, и я увидел в глазах Гектора сущность Поющих. Вместе с розовой дымкой, Гектора вынесло из храма, а мы с Торвальдом остались в опустевшей чаше, наблюдая, как из золотого зала вытекает жизнь. Затем все исчезло, мы устало побрели по коридору, туда, где нас ждали гребцы.

В ТЕЧЕНИЕ последующих дней мы занимались только тем, что изучали золотой город или глазели на бушующий поток, все еще ревущий внизу. Торвальд сказал, что в горах, неизвестно, как, был прорезан глубокий и узкий канал, через который море прорвалось, затопило болота и понеслось в бездну. Но море большое, а канал невелик, и еще не скоро люди Туле смогут опять вернуться домой. В золотом городе было много таких, как Гектор — живущих в человеческом теле, но являющихся частью народа из розового света — Поющих. Они бродили по улицам и садам, мир и знания светились в их глазах, и временами я не мог не завидовать им.