Витязь особого назначения
Шрифт:
Для четверых, даже для троих дорога была узковата, поэтому двое с пиками вырвались вперед, крепыш с огромным щитом — за ними, а арбалетчик приостановился, чтобы перезарядить.
Скрываться в поле от конных, которым сверху видно все, было бесполезно. Убегать по дороге, подставляя незащищенную спину, — тоже, потому витязь кинулся им навстречу, на ходу выдернув из-за голенища нож. Метнул снизу. Клинок сверкающей рыбкой понесся в горло одному из пикинеров. Тот заметил блеск, дернул голову в сторону. Нож пролетел мимо, плашмя ударился в большой щит дальнего и, крутясь, улетел в канаву без всякого ущерба для врага.
Но поляк на секунду потерял Ягайлу из виду, а тот поднырнул под
Далеко проскочившие пикинеры как раз пытались развернуть на узкой дороге коней, чтобы пойти в новую атаку, когда на них налетела испуганная лошадь арбалетчика, смяла, опрокинула. Один всадник не удержался и стал валиться из седла. В поднятой столбом пыли сверкнула короткая сабля — и его голова упала на землю на значительном отдалении от тела. Другой всадник сумел удержаться в седле, отбросил пику и выхватил меч. Уловив взглядом стремительно двигающуюся к нему тень, вздернул коня на дыбы, чтоб его и своим весом утяжелить падающий клинок. Но тот рассек пустоту. Сильная рука витязя ухватила поляка за запястье и вырвала из седла, протащила по воздуху и приземлила на дорогу лицом и грудью, выбив из легких весь воздух. Вонзившийся под основание черепа клинок навсегда прервал судорожные попытки вдохнуть.
Ягайло выдернул саблю из шеи поверженного врага, поднялся с колена и посмотрел на последнего бойца. Толстяк, перемахнув через лежащую на дороге Евлампию, нахлестывал своего коня плеткой, даже не оглядываясь.
Витязь обтер саблю о вражескую одежду. Перевернув тело, поискал набитый деньгами кошель. Срезал, спрятал за пазуху. Всмотрелся в лицо убиенного. Покачал головой. Без наследника осталось Краковское королевство. Слаб Казимир, чтобы в русские земли войска на месть отправлять, но зато уж внутри княжества потеха начнется большая. Теперь его ждут заговоры, интриги, попытки соседей отхватить лакомый кусок. Да и внутри семьи ладком не договорятся. Это сейчас Казимир стар и немощен, а раньше-то не раз в брак вступал. С Анной, сиречь Альдоной, — княжной Литовской из рода Гедиминовичей, от которой и родились дочки Кунигунда, от какого ж слова имя такое странное получилось, да Эльжбета. С Адельгейдой, княжной Гессенской, от нее, похоже, этот отпрыск и появился. С Ядвигой из Глогова в законных отношениях состоял. Да и о дамах — Кристине из Праги и Эстер какой-то, чуть ни пруссачке знатной, — слухи ходят. А сколько еще неизвестных женщин? И каждая восхочет, чтоб именно ее отпрыск на престол взошел. А ведь у каждой отец, дядья и братья, которым тоже охота за троном постоять. Передерутся наследнички, как есть передерутся.
Он сходил к канаве, достал нож. Вернул его на привычное место и снова подошел к придавленной Евлампии. Грустно потрепал по гриве убитого конька, последнюю память об Акимке, заглянул под его бок. Поцокал языком. Приобняв тушу за шею, попытался сдвинуть. Девица посмотрела на него полными боли и злости глазами:
— Да ладно, чего тужишься, витязь? Я тут привыкла уже, пригрелась на солнышке. Ямку себе пролежала.
— Не ершись, — ответил
Ягайло. — Чем могу…К ним подошел Буян. Посмотрел искоса. Ткнулся носом в забрызганную кровавой пеной морду конька, поднял голову и тихонечко всхрапнул.
— Да, Буяша, — погладил его по лбу Ягайло. — И его не сберегли. Много вокруг нас смерти. И никак от этого не избавиться…
— Что ты затянул, как пономарь, — подала голос Евлампия. — Еще молитву за упокой лошади прочти. Давай вытаскивай меня ко псам, а то мочи уж нет терпеть. Нога как деревянная стала.
Ягайло вздохнул, огляделся. Потом подвел Буяна к коньку со стороны брюха, успокаивая и шепча ласковые слова — конь не любил мертвых, привязал его узду к седлу рыжего. Поднял валяющиеся пики и подсунул их под тело конька. Указал Буяну тащить назад, а сам налег, подрычаживая.
Туша чуть приподнялась, и девица смогла выползти из-под нее, упираясь в землю руками и здоровой ногой. Развернулась, села прямо на землю и задрала подол. На ногу было больно смотреть, она распухла почти вдвое и пошла красно-синими разводами. Но Ягайло все же нагнулся, оглядел внимательно, пощупал колено, покрутил стопу, встал, отирая руки о штаны.
— Ничего ужасного. Кости целы, мягкое ушиблено только все да придавлено, — успокоил он девицу. — До свадьбы заживет, хотя не лекарь, конечно…
— Ничего ужасного, — передразнила она витязя. — Тебя б так придавило. — Она посмотрела на него злыми глазами, попробовала встать, но ойкнула и опустилась обратно на землю. — Видать, придется мне тут свадьбы дожидаться.
— Убираться надо отсюда побыстрее, — словно не слушая ее, проговорил витязь. — Вдруг тот поляк уже до караулов каких доскакал да с подмогой возвращается? Эвон как резво дунул… Жаль, Буян остался один. Притомился он, боюсь, двоих не вынесет.
— Э… Ягайло, ты чего это? Ты меня тут хочешь оставить? — не на шутку встревожилась девица.
— Да бог с тобой, девка, — отмахнулся витязь. — Ты меня за басурманина жестокосердного принимаешь?
— Нет… Я это… Но… А чего делать-то?
— Ладно, понял я. — Витязь повернулся к Буяну. — Иди-ка сюда, друже.
Конь подошел, осторожно переступая копытами и косясь на раскиданных по дороге покойников. Ягайло обхватил девицу за пояс и легко, без усилий посадил в седло. Та вскрикнула, зацепившись больной ногой за высокую луку. Закусила губу. Ягайло посмотрел на нее уважительно. Она в ответ окинула его непонимающим взглядом:
— А ты-то как, витязь? Пешком, что ль, пойдешь?
— Ну, не совсем чтоб пешком, но да, ногами, — ответил Ягайло.
Он развязал пояс с саблей и сунул ее в одну из седельных сум. Стянул через голову кольчугу. Достал из-за голенищ несколько ножей и, завернув их в железную рубашку, отправил следом. Сходил к мертвому коньку, с сожалением посмотрел на дорогое седло, позаимствованное на постоялом дворе, вынул из переметных сум кое-какие пожитки и, вернувшись, положил в свои. Помахал руками, как мельница крыльями, и взялся за стремя. Свободной рукой хлопнул Буяна по крупу, и конь пошел неторопливой мягкой рысью. Ягайло побежал рядом, чуть повисая на стремени, отчего шаги казались семимильными. Они углубились в приграничный лес.
— Слышь, витязь, а ты где так рубиться на саблях научился? — спросила его Евлампия.
— Как? — переспросил тот, стараясь не сбиться с ровного дыхания.
— Ну… Быстро. Наши-то дружинники вон, бывает, по полчаса мечами, как оглоблями, машут — и ничего. А ты вон — раз, два и все. Хотя при силище твоей мог бы, наверное, с одного удара коня со всадником в доспехах ордынских, войлочных, вместе пополам разрубить. А если еще мечом хорошим, таким, как в Дамаске куют, так и вовсе латного лыцаря.