Витязь особого назначения

— Бешеный ты, витязь, — с трудом проговорил он, переводя дыхание. — Себя не жалеешь, так хоть бы коня своего пожалел. Ну и меня заодно.

— Я тебя с собой не звал, а конь и не к такому привычен. Да, Буян? — витязь повернулся и посмотрел на боевого товарища.

Тот ответил долгим, задумчивым взглядом и фыркнул неопределенно, мол, я тебе, конечно, друг и в целом за тебя, но вот в этом конкретном вопросе отрок, может, и прав. Не надо было меня так гнать, а то у тебя душа болит, а у меня через это спина.

— Да ну вас всех! — Витязь досадливо махнул рукой. — Поехали уже. Дотемна б до жилья добраться, а то болота скоро начнутся.

— Что болота-то? Что болота? — возмутился юноша.

— Ах да. Забыл, болота тебе дом родной. Так, может, там нам устроишь приют с ночлегом и едой горячей? И дружков, что тебя в рабство спровадили, тоже позовем? — съехидничал Ягайло.

Юноша поник кудрявой головой.

— Ладно, извини, — попросил прощения витязь. — Может, тебе правда домой отправиться, повиниться перед своими, глядишь, обратно и примут? А то со мной и пропасть недолго.

— Должен я перед тобой, — ответил юноша тихо, но твердо. — Пока не отдам, с тобой буду, — повторил он.

— Ну, добро, — ответил Ягайло, чертыхаясь про себя.

В дополнение к огонь-девке Евлампии этот странноватый, слегка не от мира сего парень. Но этот-то хоть повязки накладывать умеет, а отроковица и поесть сообразить не смогла. Но даже умение перевязывать никак не окупало хлопот, которые доставит ему этот малолетний выводок. Скорее бы закончить уже все да развязаться с ними. Уехать обратно в свой дом или вообще махнуть в Витебск, домашних проведать, уж сколько лет не бывал.

К вечеру они доехали до края болот. Бурые топи с кустиками редкой растительности подступили к дороге. Легкий ветерок принес запах болотной гнили, от которого у Ягайлы почему-то закружилось в голове. К горлу подступил горький ком, мир перед глазами поплыл, заваливаясь вбок. Он сплюнул тягучий ком горькой слюны и поерзал в седле, утверждаясь плотнее. Но село не слушалось, норовило выскользнуть из-под него.

А вот и развилка. Прямая и широкая дорога в ухабах уходила к трактиру и дальше на проезжий тракт. Дорожка поуже, но более ровная, с убранными ветками и выкорчеванными кустами, пытающимися вновь пробиться сквозь песчаную насыпь, уводила к дому Никифора. Витязь хмыкнул и, нарочно отвернувшись от болот, направил коня по широкой. Но тот не шел, а выделывал какие-то пьяные коленца. То заваливался на сторону, то рвался в облака, то пятился назад, то тянул в воду. Ягайло рвал на себя повод, но ничего не помогало. Наконец конь замер, замер и витязь, увидев перед очами жирные стебли болотной травы.

Когда он снова открыл глаза, травы не было. Вместо нее нависал над ним темный бревенчатый потолок. В стыках играли красные сполохи. Повернув голову на свет, он увидел маленького светлячка, пляшущего на фитильке свечи. А за ним две знакомые макушки с встрепанными патлами волос. Сморгнув пару раз для улучшения зрения, понял, что свеча стоит на столе, на нем же лежат скрещенные руки, в которые эти головы и уперты. И головы те принадлежат Евлампии и болотному юноше. Нешто спелись уже, кольнула Ягайло иголка ревности.

— О, смотри-ка, глаза открыл витязь ваш, а вы тут дрыхнете, отроки нерадивые, — раздался за головой знакомый, с ехидцей, голос.

— Никишка, ты? — Ягайло запрокинул голову и посмотрел на вошедшего в горницу мужичка, несущего в руках большой таз.

— Не, архангел Михаил с трубой, будить тебя пришел, — хохотнул мужичонка. — Со своими ангелами зело ленивыми. Подъем, мыши сонные. — Он с грохотом опустил таз на столешницу.

Молодые вздрогнули, Евлампия вскочила с лавки, чуть не опрокинув ее и своего товарища. Болотник же только устало потер глаза.

— Давайте витязя перевяжем еще разок, да на стол собирать пора. Оглодали небось. Анастасия, — крикнул он в сени, — иди уже.

Жена Никифора лебедью вплыла в горницу, неся в руках пучки каких-то трав. Болотник подошел к ней, принял из рук и стал перебирать тонкими пальцами, приглядываясь и принюхиваясь. Одну травинку даже скусил и пожевал с глубокомысленным видом. Из висящей на поясе сумы Анастасия достала чистые тряпки, нарезанные длинными лентами. Вдвоем с болотником они приступили к витязю.

— Пойду-ка я погуляю, — пробормотала Евлампия и, стараясь не глядеть на пропитавшиеся кровью тряпки, скользнула к двери.

Она уже совсем не хромала. Никифор тоже поднялся.

— Пойду за девкой послежу, ночь на дворе, час не ровен… — И вышмыгнул за дверь.

Анастасия и болотник улыбнулись их страхам и, сомкнув головы, принялись что-то растирать в каменной ступке. Жена Никифора, взяв уголек из печи, подожгла получившуюся смесь и помахала рукой, гоня в лицо витязю сизый дымок, от которого чесались глаза и хотелось чихать. Болотник тем временем принялся сматывать наложенные ранее повязки. Ягайло напрягся, ожидая резкой боли, с которой присохшие повязки отрываются от раны, но ее не последовало. Лекари улыбнулись его перекошенному лицу и стали колдовать над раной, что-то промывая, очищая, приматывая. Боли не было.

— Не повезло тебе, витязь, — подал голос болотник. — Когти у мишки в грязи были или в мяса гниющего кусочках, что от обеда остались. Они в раны попали, те и загнили, а уж потом от них жар пошел, который тебе в голову и ударил. Ну да ничего, уже вытянуло хворь почти, завтра плясать сможешь, если Никифор тебе новую обувку справит. На старых-то теперь особо не поскачешь, — приговаривал болотник, занимаясь ногой витязя.

Удивляло, что Анастасия, знахарка и целительница, судя по всему, была у него на подхвате и смотрела на юношу очень уважительно. Наконец, раны были прочищены и перебинтованы. Вдвоем они помогли Ягайле сесть. Поднесли квасу, помогли удержать кувшин у рта. Витязь пил медленно, с удовольствием.

— Долго я тут провалялся-то? — спросил он лекарей.

— Не долго, с прошлого вечера всего, — ответил болотник.

— А сейчас что?

— А сейчас вечер нынешний. Три ночи да день четвертый, почитай. Двужильный ты, витязь. Иной бы кто неделю встать не смог.

— Если б не отрок этот, то и провалялся бы. Удивительной силы целитель, — уточнила Анастасия и взяла с пола таз с кровавыми тряпками и остатками снадобья. — Пойду наших позову, ужинать пора.

Она вернулась через пару минут. За ней ввалились Никифор и Евлампия, притащившие из погреба разную снедь. Анастасия же открыла щиток печи и стала извлекать ухватом горшки и горшочки, относя на стол. По горнице поплыли будоражащие нутро ароматы.

Чувствуя небывалый прилив сил, Ягайло хотел подняться и дохромать до сеней. Сполоснуть перед едой лицо и руки. Анастасия, заметив, силой удержала его на лавке:

— Постой, нельзя тебе, рана откроется. Евлампия, сбегай принеси воды.

Девица недовольно глянула на Анастасию, но послушалась. Принесла из сеней холодной до ломоты в костях водицы в резном ковше. Витязь омыл лицо и руки и развернулся к столешнице. Другие тоже расселись по лавкам, поглядывая на образок в окружении пучков лечебной травы и молясь каждый о своем. Наконец Никифор первым преломил краюху хлеба. Это был сигнал приступать.