Витязь особого назначения

В плену парню пришлось несладко. Короткие грязные волосы висели сосульками, щеки ввалились, тонкие, бледные пальцы казались еще длиннее из-за грязных разводов и черных каемок вкруг ногтей. Драная одежда едва прикрывала худое, с торчащими ключицами тело. Пальцы длинных ног, обтянутых портами из кожи, похожей на рыбью, опухли и посинели от недостатка крови. Весь он был какой-то вялый, замученный. Только глаза из-под высокого чистого лба глядели живо и зло.

— Спасибо, — невнятно пробормотал юноша, протягивая Ягайле полупустую флягу.

— Да ладно, — отмахнулся витязь. — К вечеру до родника доедем, я его еще по дороге сюда приметил, еще воды наберем.

— Не за воду спасибо, хотя и за нее, конечно, тоже, — разлепил сухие губы юноша. — За спасение. Видел я, как ты за меня пред медведем встал. Зачем?

— Да не знаю зачем, — махнул рукой Ягайло, который большую часть пути думал именно об этом. — Само как-то… Много душ я загубил, так хоть одну вот спасти… Зачтется, глядишь, на Страшном суде.

— А невинны ли те души были? — спросил болотник.

— Да кто нынче невинный? Дети малые разве что, да и то… — Ягайло махнул рукой, мол, сам все понимаешь.

— Это смотря как загубил. Если просто так, по удали дурной, молодецкой, то не лепо. А если сначала защитником был, а потом уж и воином — тогда многие грехи проститься могут.

— И даже смертные? — спросил витязь.

— Может, и смертные.

— Это кто ж тебя так думать научил? — удивился Ягайло.

— Отец.

— Мудрый человек твой отец.

— Мудрый, да. Но доверчивый сильно, — грустно склонил голову болотник и заговорил о другом: — Ой, смотри, кровь у тебя сочится. Перевязать бы надобно.

Ягайло посмотрел на разодранный рукав своей рубахи, прислушался к хлюпающей в сапоге крови. Покачал головой:

— Надо. С ногой-то справлюсь, а вот плечо… Несподручно мне будет. — Он вздохнул, представляя себе предстоящие мучения.

— Я перевяжу.

Юноша поднялся на длинные ноги, постоял журавлем, привыкая к тяжести собственного тела, и мимо Ягайлы прошел к лошадям. Залез в мешок, притороченный к седлу выданной ему ханом лошади, и достал оттуда длиннополую беленую рубаху. Доковылял до воина, склонился и быстрым движением выхватил из-за голенища Ягайлы нож. Витязь перехватил его запястье, сжал, почувствовав тонкость костей и крепость жил.

— Э… Витязь, ты чего? — удивился юноша. — А-а-а-а… Не для того мне нож, чтоб тебя убивать. Рубаху свою на полосы разрезать хочу, — улыбнулся он.

— Так рубаху тебе хан в дорогу дал, чтоб переодеться, — сказал Ягайло, не отпуская запястья.

— Так я и не всю порежу. Подол только.

Ягайло отпустил тонкое запястье. Юноша быстро покромсал низ рубахи на длинные ленты, осторожно отлепил давешнюю повязку от подсохшей раны. Руку Ягайло ожгло, будто раскаленной кочергой. Витязь застонал, скрипя зубами. Юноша нажал крепкими пальцами куда-то пониже плеча, и боль отступила.

— Приложить бы чего, подорожника хоть, — посетовал он, оглядывая жухлую траву под низкими деревьями, — да где ж его взять-то? Ладно. Так обойдемся.

Ловко и споро он промыл рану водой из фляги, положил в несколько раз сложенные кусочки ткани на глубокие следы медвежьих когтей и замотал крепко, но не больно.

— Как зовут-то тебя, кудесник? — спросил Ягайло, разглядывая макушку юноши, внимательно осматривавшего его продырявленный когтями сапог.

— Олесь, — буркнул тот, не поднимая головы. — Глубока рана. Больно снимать будет. Резать голенище станем али потерпишь, как сниму?

Витязю не впервой было залечивать раны, и он догадывался, что сапог пойдет с располосованной ноги, будто вместе с кожей. Но все-таки решился.

— Дорога длинная еще, а без сапога тяжко будет. Попробуй снять.

Юноша кивнул, сунул в рот витязю деревянную рукоять ножа, стукнул легонько по подбородку, чтоб, значит, тот прикусил, и ухватился за голенище. Потянул. Витязь замычал сквозь зубы, но скорее даже не от боли, а от ее ожидания. Сапог сошел с ноги, как кожура с хорошо пропеченного картофеля. Руки у парня были необычайно легкие. И пахло от него… Странно. Он ведь в клетке дней десять просидел, не меньше. Должен был запаршиветь, как бездомный пес, и вонять, как старый козел, однако не так уж грязен был. И пахло от него терпкими травами. Резедой али полынью. Наверное, это он так у себя в болотах пропах, что вонь ханской темницы его не взяла. А двигается-то как споро… Руки мягкие, как лебединые шеи, порхают над раной, почти не касаясь. Вот бы мужиковатой и шумной Евлампии поучиться.

— Все, теперь кровь течь не будет, — сказал юноша, завязывая последний узелок. Отстранился, полюбовавшись своей работой. — Наверное, даже и сапог обратно налезет, а то не пристало витязю с такой культей людям показываться.

— Ай спасибо, — поблагодарил его Ягайло, и впрямь почувствовавший большое облегчение. — Теперь по коням, да уходить отсюда надо скорее. А то ханы на меня за того медведя зуб точат, да и тебя заодно не помилуют, если что. Ты ведь из болотных земель?

Юноша молча кивнул.

— Тогда дотуда нам по дороге с тобой, вместе можем держаться, ну а потом я по своим делам, ты по своим.

— Должен я тебе, — сквозь зубы пробормотал юноша. — Ты меня спас, поэтому должен.

— Ну, отдашь как-нибудь, — улыбнулся Ягайло, приноравливаясь стоять на раненой ноге.

— Сейчас отдам. Пока не сквитаемся, с тобой буду, с этой вот прямо минуты, — твердо проговорил юноша. — Чем могу, помогать стану.

«От проруха», — подумал Ягайло, разглядывая отрока. По выпяченной челюсти и ледяному огоньку в глазах понял: не отступится.

— Ну, бог с тобой, хочешь — оставайся, — согласился витязь. — Гнать не стану, но и обузой, это запомни крепко, быть не позволю.

— Не буду я тебе обузой, — истово поклялся юноша.

— Ладно, герой, не храбрись. Ты вон сам-то ханского плена избежать не смог, — пробормотал Ягайло, влезая на коня.

— Нет в том моей вины, — загорячился юноша. — Предали меня. Чужим людям. А они уж пустили на продажу. Так я к хану и попал.

— Что ж за люди-то такие? — спросил Ягайло, с ухмылкой наблюдая за тем, с каким трудом неопытный юноша пытается влезть в седло.

— Чужие люди, пришлые. Пару лет назад появились у нас, крепость построили, засели там и много зла чинят.

— Крепость, говоришь? Не ту ли, что с западной стороны стоит, к польскому тракту ближе?

— Та, наверное. Других на болоте нет, окромя города нашего.

— Города? — удивился Ягайло.

— Ну как, город… Не Смоленск, конечно, и не Тверь, но людей много живет. Значит, город, да деревень пара вокруг.

— А ты и в Смоленске, и в Твери бывал?

— Я-то нет, но наши были. Сказывали.