Viva la M?salliance или Слава Мезальянсу

Всё тот же неморгающий взор. Интересно, у малышки там глаза не пересохли от такого?

— Молчание — знак согласия. Так вот, процесс затягивается. Лешая спит и просыпаться не торопится. А держать тебя дальше в таких нечеловеческих условиях…

Ёлко едва лишь отвернулась от девочки, как впервые услышала её голос. Слегка сипловатый. Низкий. Заметно ниже, чем у самой Ёлко.

— Тёть, ты больная? Я как королева живу!

Некромагичка резко обернулась в сторону Чапыжки и увидела, что та вдруг осознала, в каком именно тоне и какими словами высказалась при “важной тёте”. Девочка прятала голову в плечи и плотно сжимала губы, а над широко раскрытыми глазами бровки встали домиком.

Речи Ёлко показались ребёнку настолько возмутительно бредовыми, что дитя потеряло остатки самоконтроля.

Зато оно заговорило.

— Королева живёт, всё-таки, получше. Я проверяла, — улыбнулась девушка. — А вот ты живёшь — как богиня. Знаю я одну: ты, кстати, обитаешь в её комнате для отдыха.

— Для отдыха? — Чапыжка чуть подрасслабилась и с интересом огляделась. — Но тут ведь не было приставки, когда меня сюда принесли? Как тут отдыхать-то?

— Грызть стены.

— Грызть стены? — удивилась девочка.

— Да-а-а… Броня странная. Кстати, та, которую ты видела — это её изгнанная злая половина. Мы зовём её Перловкой.

— Почему Перловкой? — недоверчиво нахмурилось дитя.

— Ты любишь перловку? — поинтересовалась Ёлко.

Ответ был весьма красноречивым: дитя сморщилось всё и высунуло язык, всем своим видом демонстрируя высшую степень гадливости.

— Мерзость же!

Ёлко развела руками.

— Ну вот.

Девочка гыгыкнула, но затем вдруг резко посерьезнела. Между этими двумя состояниями не имелось никакого перехода. Просто одно вдруг в одно мгновение стало другим.

— Так что со мной?

Ёлко даже слегка растерялась, но быстро взяла себя в руки.

— Ты должна стать дриадой.

— Дриадой? — Чапыжка задумчиво огляделась по сторонам.

Некромагичке потребовалось время, чтобы понять: девочка смотрит именно на мух, а не на вещи, на которых мухи сидят.

Поэтому “номер два” решила пояснить.

— Они ещё не делают тебя дриадой. На самом деле, они для этого даже не обязательны. Только скажи, и мы от них избавимся. Убьём всех до последней. И снимем с тебя проклятье.

Со стороны Ёлко было очень смело предлагать такое. Снятое проклятье вряд ли сможет повторить кто-то, кроме самого Ганнибала. Но трусов, не способных взять на себя ответственность, всегда хватает. А вот тех, кто готов что-то решать, — нет.

Девочка задумалась. Она опустила голову и теперь внимательно следила за той мухой, что ползала у неё по бедру, подбираясь к кусочку чипсины.

— И тогда… я перестану быть особенной? Я стану не нужна Лешей? Вернусь домой? В ту обшарпанную халупу?

— Не вернёшься, — поспешила заверить Чапыжку Ёлко.

— Потому что халупы уже нет? — грустно усмехнулось дитя и решительно мотнуло головой. — Нет уж, я останусь тут!

Девочка решительно вскочила на ноги, сжав кулачки.

— Я буду госпожой! Я оставлю их! Я стану дриадой!

Некромагичка улыбнулась. А затем прищурилась коварно.

— А знаешь, что делают дриады?

Малышка вопросительно посмотрела на Ёлко. Точнее, взор её был, как и до этого, хтоноватый, с широко раскрытыми глазами, неморгающий. Он не выглядел вопрошающим, но о его природе “номер два” догадалась, исходя из контекста.

— Они делаю то, что, курва, хотят.

— И всё? — удивлённо вскинула бровки малышка.

Некромагичка отрицательно покачала головой.

— А ещё — они имеют власть делать то, что, курва, хотят.

— Тогда я, курва, хочу научиться командовать этими мухами! — решительно топнула ножкой Чапыжка и направила указующий перст на собеседницу. — И ты в этом поможешь мне!

Секундой позже, всё так же, без перехода, решительное выражение моси сменилось жалостливым, неуверенным, с бровками домиком.

— Правда ведь, да?

Маленькую детскую ручку накрыли заботливые ладони некромагички.

— Правда. Я помогу тебе.

Бонус. Два меча

1.

Деревья красиво блестели на солнце. Каждая их сучковатая голая лапа была покрыта толстым слоем льда, что тянул к земле непривычные к таким нагрузкам ветки и тянулся сам длинными тяжёлыми сосулями. Хоть Мец и понимал, насколько сейчас туго приходится растениями, насколько они страдают, он не мог не проникнуться величественностью этого зрелища.

Тем не менее, молодой человек решил не оставаться молчаливым свидетелем чужих тягот, а потому сошёл с дороги и теперь двигался от древа к древу, останавливаясь у каждого, чтобы сбить как можно больше льда с тех ветвей, до которых способен дотянуться.

А лёд был крепким. Он сковал не только деревья или поверхности луж. Даже машины, даже сугробы, абсолютно всё, без каких-либо иронии или преувеличения, принадлежало ему.

Настолько, что даже веса тела, которое наконец-то удалось вернуть себе, спустя столько времени, обычно не хватало, чтобы проломить толстую скользную корку, покрывавшую белеющий под ногами снег. Что уж говорить о замёршей воде, сковавшей несчастные неповинные растения?

Схватка позади

Лешая спит крепко

Хокку пять-семь-пять.

Закончив декламировать стихи, Мец улыбнулся.

— Нет. На богемийском всё ещё не звучит.

Молодой человек поправил перевязь с двумя мечами. Костяным и деревянным. Сенсей так и не успела дать новоявленному ученику никаких уроков, но это не значило, что тот не должен готовиться. Он сам изготовил новое оружие. А вот корсиканский браслет, которому следовало бы составить пару основному инструменту дендромага, под его руку подогнала Илега Шайс, камеристка госпожи.

Именно “подогнала”. Браслет изначально принадлежал самой слечне Глашек, но Лешая его в очередной раз сломала. Да и во время последнего боя девушка очень даже хорошо справлялась без подобной атрибутики. Ни к чему богине человеческие источники магии. А вот человеку подобное могло пригодиться.

Так что, Илега решила передать вещь с подобной богатой историей первому официальному ученику госпожи. Мец принял подарок, заверив, что будет носить его с гордостью.

Кто бы мог подумать, что судьба сложится подобным образом?