Визит из преисподней
Шрифт:
— Нет. Просто сказала: «Придет конверт на мое имя». И все.
— Когда это было?
— Что? — Она сделала вид, что не поняла. Затем попыталась опять поиграть в молчанку, но нервишки не выдержали:
— В пятницу…
Мое сердце застучало сильнее, но я уточнила совершенно спокойно:
— В прошедшую пятницу? Шестого июня?
— Да.
— В котором часу это было? — Я помахала перед ее носом еще одной десяткой.
Неужели повезет еще раз?..
— Подождите… Это было после обеда. Но во сколько?.. — На ее низком лобике отразились
— Да, точно! Она пришла прямо перед пятью часами.
Мне стоило большого труда не вытрясти из девицы всю душу!
— Перед пятью? Вы в этом уверены?
— Теперь — да. Через минуту или две после того, как она ушла, пропищало радио — у нас приемник был настроен на «Маяк». Потом началась какая-то мусульманская программа, и Рафик унес транзистор к себе.
— Как долго Бутковская была у вас?
— Минут пять, не больше. Поговорила со мной и ушла.
Так, значит, Натали покинула Сонечку Карленко не в половине шестого, как заявила, а по крайней мере на час раньше!..
Я выяснила также, что одета мадам Бутковская была в шикарный красный с черным костюм. Моя собеседница сообщила, что нечто подобное она видела в какой-то витрине на проспекте с ценником полторы тысячи долларов.
— Кто-нибудь еще слышал ваш разговор? Этот ваш Рафик, например?
— Нет, он как раз занимался с клиентом. Никто не слышал.
— Бутковская предупреждала вас, что вы никому не должны говорить о вашем разговоре?
Она смешалась.
— Так предупреждала или нет? Живее!
— Да…
Ну, хватит. Пора брать быка за рога. Вернее, телку, ну да все равно!
— Как тебя зовут, милая?
— Ольга.
— Идем, Оля, сядем здесь. — Я махнула в сторону двух кресел, стоящих в углу, по бокам заваленного журналами столика. — Нам надо поговорить.
Усевшись в кресло, я с сомнением покосилась на черные шторы. Но оттуда, кроме музыки, слышалось теперь уже только сдавленное пыхтение, и я поняла, что с той стороны шпионы нам не угрожают.
— Там ничего не слышно, — подтвердила Ольга, заметив мой взгляд.
— Так вот, Оленька. Ты вляпалась в скверную историю. И втянула тебя в нее Натали Бутковская.
Ее водянистые глаза расширились. Я продолжала:
— Никакая я не ее подруга, слава Богу. Я частный детектив, зовут меня Татьяна. Но ты забудешь об этом сразу же, как только выполнишь мою просьбу, ты поняла? Это в твоих же интересах, детка. Если у тебя ненароком опять развяжется язык, как сегодня со мной, то следующим заходом к тебе придут из ФСБ. И спрашивать они будут не так вежливо, как я, и баксов тебе не дадут. Ты все поняла? — снова с нажимом спросила я.
Она смотрела на меня не мигая, язык у нее, как видно, прилип к гортани, но головой она все же кивнула.
— Надеюсь, ты понятливая девочка. Теперь слушай внимательно. Как только придет это письмо, ты отдашь его Бутковской, как вы и договорились. Но сначала его прочту я.
— Но как же…
— Тихо! Ты позвонишь мне вот по этому телефону, — я
дала ей свою карточку, — я заберу письмо на полчаса, не больше, и верну его тебе в лучшем виде. Комар носа не подточит! После этого можешь смело отдавать конверт адресату. Сколько она обещала тебе за услугу?— Пятьдесят долларов…
Я усмехнулась. Маленькая лгунья! Вряд ли больше двадцатки.
— Пусть так. Если сделаешь все, как я сказала, получишь от меня еще сотню. Но если я не заполучу это письмо — пеняй на себя! Я уже сказала, что тебя тогда ждет. Не будь дурой, Оленька. Мой телефон запомнишь и визитку уничтожишь или спрячешь в такое место, где ее никто не найдет. Словом, ни одна живая душа не должна знать, что я здесь была и о чем мы говорили. Тебе все ясно?
— Да…
— Все сделаешь?
— Да. Я сразу позвоню.
— Ну вот и лады. Да, еще… Этот Рафик — он кто?
— Фотограф… — Она посмотрела на меня удивленно.
— А я думала, каскадер! Я не про это. Кто по национальности? Татарин, что ли?
— Нет, азербайджанец.
— С Натали он знаком? С Бутковской то есть.
— Не знаю… Нет, наверное. Рафик тут недавно, всего год. Здесь раньше был другой фотограф, Женя Шпак. С ним Наташка и работала, пока не отхватила миллионера. Давно — лет пять-шесть назад.
— И куда этот Шпак подевался?
— Уехал в Израиль. А контору продал Рафику.
— И что же, ты, стало быть, тут уже давно обретаешься?
— Седьмой год…
— Значит, ты помнишь Наталью еще с той поры?
— А то! Когда я пришла, она у Женьки была лучшей моделью.
— Небось порнушку снимали втихаря, а?
— Ну-у… Почем мне знать? Меня туда не больно приглашали, за шторы-то. Наше дело маленькое: сиди да квитанции выписывай.
— Ясненько. А после Натали часто сюда заходила? Ну, уже когда стала Бутковской?
— Нет. Один раз только, в самом начале. Прошла сразу к Женьке, и они заперлись. По-моему, они там поцапались тогда.
— Откуда знаешь?
— Да уж догадаться было нетрудно. Орали друг на друга еще как…
— Что орали-то? Неужто не подслушала?
— Они музыку включили громко… Ну вот, а минут через двадцать Наташка пулей вылетела оттуда, вся в красных пятнах. И больше я ее никогда не видела. Ну, я имею в виду, до самой этой пятницы.
— А Шпак не рассказывал после, в чем было дело?
— Ну! Разве он скажет. Женька был тот еще фрукт…
— А вы с Натали разве не дружили в то время? Я гляжу, ты ее не очень-то любишь…
— А за что мне ее любить? Скажешь тоже: дружили… Да она со мной еле-еле здоровалась! Всегда нос драла. Нет, у нее своя компашка была — разные крутые… — Ольга произнесла это с плохо скрываемой завистью.
— Что за компания? Помнишь кого-нибудь?
— Нет, правда не помню. Эти ребята сюда почти и не заходили. Я только видела, как иномарки подкатывали. Наташка садилась, да и другие девчонки, которых Женька снимал. Один, правда, заходил раза два или три… К Шпаку.