Визит очумелой дамы
Шрифт:
– Девушка, нам уже не три года, - обиженно прервала я продавщицу, - и в Деда Мороза мы тоже давно не верим. Нас интересует, куда вы дели эти дурацкие письма. Моя тетя случайно бросила в ваш чертов ящик нужное письмо...
– Смотреть надо, что выбрасываете!
– окрысилась девица.
– Если ваша тетя.., немного того, мыто тут при чем?
– Но-но, я попрошу!
– Луша подскочила к унылой Алевтине, и мне показалось, что она сейчас вцепится в ее жидкие волосенки. С трудом перехватив свою взбешенную тетку за локоть и оттащив ее в сторону, я заныла с крайне расстроенным видом:
–
При этом я вытащила из кошелька сторублевую купюру и незаметно вложила ее в Алевтинину руку.
– Ну ладно!
– Девица смягчилась и крикнула в глубь магазина:
– Неонила Степановна! Можно вас на секундочку?
На сцене тут же появилась бодрая молодящаяся дама сильно пенсионного возраста с весьма свежим цветом лица в ярком мужском спортивном костюме и с небольшой красной шваброй в руке, обозначившей ее профессиональную принадлежность.
– Я же здесь уже протирала, - заявила с ходу Неонила Степановна, - а если опять наследили...
– Неонила Степановна, - сухо оборвала ее Алевтина, - куда вы выкинули письма из рекламного ящика?
– Из какого еще ящика?
– Который на улице. Письма Гарри Поттеру.
– Да там и писем-то было - всего ничего, - уборщица снова заняла оборонительную позицию, - больше мусор всякий бросали и окурки, удивительно, что не загорелось!
– И куда вы все это выкинули?
– в волнении подскочила я к ней.
– Куда обыкновенно, - дама поджала аккуратно подкрашенные губы, - ссыпала в мешок, вечером на помойку отнесу!
Пришлось мне, скрепя сердце и пробив брешь в собственном бюджете, пожертвовать еще пятьюдесятью рублями.
Неонила Степановна сразу подобрела и повела нас в подсобное помещение. Здесь она поставила перед нами большой мешок из плотного полиэтилена и даже пожертвовала пару резиновых перчаток:
– Вот, возьмите! Чего ж руки-то пачкать!
Я сердечно поблагодарила ее и занялась малоаппетитной работой по сортировке мусора.
В основном мешок был заполнен рекламными буклетами и бесплатными газетами, печатающими тоже одну рекламу. Я представила, сколько леса вырубают, чтобы напечатать эти глянцевые листовки и толстые многостраничные газеты, и невольно загрустила.
Неонила Степановна, по-своему истолковав мой тяжелый вздох, сочувственно проговорила:
– Да ты не волнуйся, никуда ваше письмо не делось! Все, что в том ящике было, я сюда ссыпала, так что обязательно найдется. Я, конечно, понимаю, в мусоре рыться неприятно, но если надо, что ж поделаешь... Думаешь, я всю жизнь уборщицей проработала? Нет, милая, я раньше была музыкальным критиком и членом общественного художественного совета!
– Кем?
– Я от изумления выронила уже переработанный мусор, и пришлось начинать с начала.
– Членом чего?
– Членом общественного художественного совета, - с гордостью повторила Неонила, - была раньше такая организация. Написал, допустим, композитор новую песню, так что же ее - сразу на радио передавать или, допустим, исполнять в концертах? А вдруг эта мелодия несет в себе элементы чуждой советскому человеку идеологии? Вот композитор и приносил свою
мелодию на наш совет, и мы ее принимали. Обязательно был представитель от рабочих, я у них в качестве женщины присутствовала...– Вы, наверное, имеете в виду текст песни?
– уточнила я.
– Да нет, как раз с текстом все совершенно ясно, текст проверял горлит, цензура по-другому, там уж настоящие специалисты сидели, а нам только мелодию доверяли.
– А что же в мелодии может быть такого.., чуждого?
– не удержалась я от вопроса.
– Ой, милая!
– Неонила Степановна закатила глаза.
– Все, что угодно! Мелодия может быть недостаточно жизнеутверждающей, излишне усложненной, - она загибала пальцы, - оторванной от народных корней, в ней может быть сильно буржуазное влияние.., разные новомодные тенденции - рок всякий или, допустим, это.., как его.., забывать уже стала.., диско, тоже очень отрицательно сказывалось на нашей молодежи...
– Неужели правда такое было?
– с недоверием спросила я, по локоть зарывшись в мешок с мусором.
– Было, - гордо подтвердила Неонила Степановна, - и очень жаль, что теперь этого нету! Сейчас такая организация очень бы не помешала! Иногда телевизор включу - плюнуть хочется, что по нему показывают! Сплошное тлетворное буржуазное влияние!
– А вы переключите, - посоветовала я, - телевизор чем хорош - всегда переключить можно. Или вообще выключить.
Неонила посмотрела на меня несколько подозрительно, но как раз в это мгновение я нащупала среди мусора конверт с завещанием и с ликующим воплем извлекла его на свет.
– Ну я же говорила - найдешь свое письмо!
– порадовалась за меня бывшая критикесса.
***
Мы с Лушей вышли из книжного магазина чрезвычайно удовлетворенные.
– Вот видишь, - сказала моя тетка, снова прижимая к груди сумочку, - все в порядке! А ты устроила такой скандал и еще выставила меня перед незнакомыми людьми полной идиоткой...
– Все в порядке?
– повернулась я к ней.
– Ты так считаешь? А мои истрепанные нервы? А деньги, которые пришлось здесь заплатить? У меня их, между прочим, не густо!
– Можно было и не давать им денег! И так вернули бы завещание! Оно им совершенно не нужно!
– А вот я в этом не уверена! Могли бы не отдать просто из принципа. Алевтина с ее красным носом постоянно настроена на скандал и посторонних в подсобку явно не пустила бы!
– Отдам я тебе деньги!
– обиженно заявила Луша.
Я поняла, что переборщила, и обняла свою любимую тетку:
– Лушенька, не обижайся, это я в запале! Не сердись на меня!
– Да я и не сержусь.
– Мир?
– Мир!
– Но только нужно скорее спрятать завещание в каком-нибудь надежном месте, а то если мы все время будем так нервничать, очень скоро в психушку загремим.
– Я об этом все время думала, - она неожиданно остановилась, при этом какой-то лысый дядька чуть не налетел на нее и выразительно покрутил пальцем у виска.
– Я об этом думала, - повторила Луша, - и поняла: нам нужна Томочка.
– Кто такая Томочка?
– подозрительно осведомилась я, под локоть отводя Лушу в сторону от потока прохожих.