Вкус к жизни

Всё изменилось после десятого сеанса. Боль ушла. Разумеется, временно… глупо было бы верить в чудеса, но она ушла! И это означало, что ближайшие несколько месяцев можно будет продержаться, даже пустившись во все тяжкие. Что мы, к слову, и сделали.

Ночью были картины, а утром, днём и вечером секс. Ночью были разговоры, а утро, день и вечер оставались заняты тем же занимательным делом! Ночью Мартин умудрялся решать какие-то вопросы, а я без остатка лила свои эмоции на холст. Я написала его портрет в красках, он изобразил меня лежащей на столе в луже из тягучего красного вина, на животе таилась его ладонь… волшебно! Я сделала не меньше сотни набросков, на которых он был изображён во время сна, в работе, даже в гневе! Он был запечатлён стоя, с кистью в руках и вальяжно развалившись в кресле! Ну а Мартин всё же превратил меня в яркую колибри, силуэт которой угадывался в пышном разноцветном хвосте волос.

Было здорово. И эти дни казались лучшим временем в жизни. Мы узнавали друг друга. Мы друг друга принимали. А ещё пытались меняться, чтобы, наконец, забыть об эгоистичной амбициозности, чтобы выше «Я» научиться ставить «Мы».

Мартин не выносил допросы и не мог терпеть, когда кто-то находится за спиной. Правда, ко мне относился со снисхождением, потому позволял и первое, и второе. Почти всегда. Ему же вдруг удалось выяснить, что я просто категорично… вот, буквально до нервной дрожи не переношу, чтобы меня поучали. А ещё чтобы перебивали, исправляли и ставили на место. Я-то о себе такие тонкости знала, что же… пришло время и Мартину лишиться иллюзий.

Ежедневные наблюдения заставляли меня делать неожиданные выводы. Например, я поняла, что Мартин не был рвачём – ненужная опция. Деньги текли к нему сами, люди стремились стать на общую орбиту. Достижения не вызывали положенной мании величия, а желания оказывались до невозможного просты.

Я полюбила оральный секс. Именно в той форме, что прежде ввела меня в недоумение и шок. Мартин сказал, что тоже полюбил его со мной, хотя мне показалось, будто лукавит: судя по уровню мастерства, он долго и упорно практиковался!

В доме, наконец, появилась женская одежда, позволяющая мне выходить на улицу. В первый же день я выскочила, слепила снежную бабу, протоптала под окнами дорожку и написала ещё один портрет Мартина прямо на белоснежном природном полотне. После нужно было срочно копать лабиринт, чтобы спрятаться от праведного гнева, а под конец и вовсе пришлось изваляться в снегу. Правда, не всё из перечисленного я сделала по своей воле. Ну а когда выяснилось, что озеро, наконец, замёрзло, то появилось ещё одно обязательное развлечение: катание на коньках. Именно на льду и выяснилось, что в юности Мартин был центрфорвардом в хоккейной команде и даже выступал за сборную.

Это было сказано без подробностей, в порыве эмоций, а уточнять я побоялась: всё, что касалось периода до аварии, он по-прежнему воспринимал особенно остро и всячески избегал подобных разговоров. В чём-то я Мартина понимала… когда жизнь меняется, да ещё без твоего на то согласия и вовсе не в лучшую сторону… справиться с этим, действительно, трудно, проще просто принять и… забыть. Именно так он и сделал, а оттого такие вот редкие и сладкие воспоминания казались мне особенно ценными.

В неразрывной связке мы накатали сотню километров, не меньше! Мартин прижимал меня к своей груди и вёл по льду трепетно и нежно. И это потрясающее, ни с чем не сравнимое ощущение… когда ветер в лицо, когда искры ослепительно-белого снега бьют в глаза, когда за твоей спиной стучит такое родное, надёжное сердце, ощущается тепло, сила, верность! Это щемящее чувство заставляет терять дар речи и просто наслаждаться моментом жизни.

А потом можно долго-долго смотреть на огонь в камине и, украдкой глядя в глаза напротив, замечать, как в них отражаются яркие всполохи пламени. Можно пить вино, развалившись голыми на медвежьей шкуре, можно просто касаться друг друга. Иногда это бывает куда важнее слов…

– Мартин, почему ты построил дом именно здесь? – как-то спросила я.

Он очень не хотел отрываться от моего живота, всё нацеловывал его, ласкал губами, вырисовывал узоры языком. Ладони при этом требовательно и жадно гладили спину и ягодицы, а мысли были заняты чем-то похотливым и развратным. Говорить не хотелось совершенно, но он сделал над собой усилие, правда, отстраниться не позволил, прижал к себе очень крепко.

– А разве существует место лучше? – удивился Мартин. – Ведь именно здесь самая уютная зима, самая яркая весна. Здесь незабываемое лето и чарующая осень. Это стоит увидеть раз и уезжать не захочется.

– С тобой было именно так?

– Мне хватило одной зимы…

– Ну… поверю тебе на слово, – вздохнула я, а Мартин неодобрительно покачал головой:

– Слова ничего не значат. Предлагаю убедиться в этом лично.

– То есть ты всё ещё хочешь, чтобы я осталась? – смешливо фыркнула я, и пока Мартин возмущённо сопел, вырвалась из цепких объятий.

Убежать удалось только до кухни, а там он сграбастал меня и принялся жадно целовать, легко увиливая от встречных недовольных укусов. Пришлось сдаться на милость победителя и позволить чувствам себя увлечь. В какой-то момент я дрожала от нетерпения и отчаянно сдерживала срывающиеся с губ стоны, потом стало смешно и чуточку щекотно, а под конец Мартин взял такой темп, что оставалось только схватиться за выступающий край столешницы и стойко сдерживать небывалый напор.

Двигаться с места не было ни сил, ни желания, потому я приняла отчаянное решение устроиться прямо в кухне. Мартин кормил меня из рук фруктами и какими-то страшно сладкими пирожными. Подозреваю, что в один момент пирожных ему стало жалко, и он принялся отбирать у меня их, буквально вырывая изо рта. Перепачканные кремом и скованные странным чувством привязанности, мы смотрели друг на друга, не понимая, зачем отвлекаться на что-то ещё. А потом он просто сказал:

– Выходи за меня…

От неожиданности и удивления, в первом порыве я рассмеялась, а ещё принялась старательно стирать остатки липкого крема с его лица и с себя. Отсутствия крема на коже в тот момент показалось особенно важным, и я увлеклась.

– Юль? – напомнил Мартин о своём предложении, и я рассмеялась снова. На этот раз уже от нахлынувшего волнения.

Требовалось дать какой-то ответ, а я вдруг совершенно растерялась и оттого чувствовала себя неловко.

– Боже… и этот человек обвинял меня в сумбурности принятых решений! – воскликнула я и судорожно вздохнула, не зная, как описать то, что чувствую.

– Будь моей женой! – повторил он уже без шуток и излишне настойчиво.

– Мартин… – ужаснулась я ситуации и безвольно развела руками. – Ты… чёрт! – пришлось выругаться от переизбытка эмоций. – Я сижу голой попой на столе, а ты… – я запнулась, пытаясь донести до него что-то важное. – Ты сейчас совсем обнажён, и так близко…

– Непорядок… – покачал он головой со знанием дела. – Внесём поправки: уже в тебе! – жарко прошептал он, войдя в меня до упора.

– Мартин… – на выдохе прошептала я, цепляясь за его плечи.

– Это простой вопрос, – проговорил он мне в шею, тем самым разгоняя по телу волны мурашек. – И на него нужно ответить «да», – подсказал, теперь отчаянно цепляясь взглядом за моё лицо.

Больше смешно не было, только тревожно. И отголоски этой тревожности Мартин выбивал из меня плавными размеренными толчками.

– Я загадал тебя на прошлый Новый год… – с будто пьяной улыбкой вдруг проговорил он. – Взбалмошная и своенравная… Любит рисовать… А ещё катается на коньках и обожает ванильное мороженое. Почему-то всё это тогда показалось мне очень важным.