Вкус подчинения

Я стыдливо поджимаю губы, ощущая, как к щекам прилил жар, и одергиваю подол.

А Давид Маркович все ждет. Рука все так же перед моим лицом. Молчит.

Нужно подняться самой. Я могу. Но я очень хочу понять, что же это за человек.

Почему сейчас он протягивает руку помощи, смеется в компании врачей, а в другое время истязает женщин и платит им за это баснословные деньги? Может быть, я ошибаюсь? Может, он нормальный?

Кто вы? Давид Маркович.

Рука вдруг сжимается в кулак, а он резко садится передо мной на корточки, и теперь я вижу его лицо лучше в лунном свете, что любопытно заглядывает в окно.

– Кто я…

Он услышал? Я сказала это вслух?

– Тот, от которого такой мышке, как ты, лучше держаться подальше и не дразнить смелыми взглядами.

Смелыми?

– Я и не собиралась, – бурчу и отворачиваюсь, не в силах больше ощущать это давление взгляда, словно рукой нагибающего меня в коленно-локтевую.

– Охотно верю, – продолжает он на меня смотреть, ничуть не расстроенный, что я отвернулась. – Порой подсознание творит с нами страшные вещи.

Или ты творишь страшные вещи?

– С моим подсознанием все в порядке.

– Тогда почему ты все еще здесь, а не бежишь в свою норку от хищного кота?

Очень хороший вопрос, ведь все чувства кричат: беги, ведь больше всего я боюсь, что он начнет свои развратные игры прямо здесь.

Я боюсь?

– А вы почему не идете веселиться и сидите тут с серой мышью?

– Мышкой, – поправляет он. – Потому что я со своим подсознанием в ладах и четко осознаю свои желания.

– И? – возвращаю взгляд в его плен, и сердце почти останавливается, когда вижу, сколько там этого самого желания. Обжигающего. Пробирающегося под кожу. Задевающего струны души. Чего может хотеть миллионер?

Чуть не ляпнула «садист».

– Прямо сейчас – съесть одну маленькую, трясущуюся мышку, – без утайки говорит он.

Давид Маркович вдруг обхватывает мое запястье стальными пальцами, и я шумно выдыхаю.

Пытаюсь вырвать руку, но с его силой бороться бесполезно. От его прикосновения на коже почти ожог. Но и он ничто по сравнению с тем, когда он мои пальцы насильно заставляет обернуть зачехленный брюками огромный член.

Он и правда кажется почти дубиной. Каким твердым и большим он был.

«Хватит!» – кричу мысленно и отдергиваю руку. Сама не понимая, что делаю, даю ему пощечину.

Вся сжимаюсь в страхе, что мне прилетит в ответ, но Давид Маркович только ухмыляется, даже не дернувшись.

Что это за человек?!

– Мышка не хочет быть съеденной, – почти рычу, когда понимаю, что мстить он не намерен, и все-таки встаю сама. И теперь недолго, но смотрю на этого извращенца сверху вниз.

Ладонь все еще жжет, и я прижимаю ее к груди.

Он чуть кривит губы и ловко поднимается во весь свой немаленький рост.

Нависает, подавляет, проникает в самую суть, доставая на поверхность все то грязное, что я когда-то спрятала.

– Хочешь. Хочешь быть съеденной.

– Неправда, – шепот на грани.

– Проведем эксперимент?

Что? Меня парализует от его взгляда, что все ближе. Я, не двигаясь, зачарованно смотрю в его затемненное лицо.

И вдруг чувствую, как меня толкают чуть повыше груди, прямо в стену.

– Что вы…

– Замолчи.

Его рука с груди медленно поднимается вверх, пока глаза внимательно следят за реакцией на лице.

Где мой чертов инстинкт самосохранения? Почему я не бегу от него со всех ног, а стою и чувствую, как кончик его большого пальца прочерчивает обжигающую линию по ключице, потом выше по ямочке на шее. Почему сердце ходуном, рваное дыхание и набухшая сладостным томлением грудь?

Давид Маркович вдруг давит на ямочку. Срывает с моих губ хриплый стон и обхватывает тонкую шею стальными пальцами.

Чуть придавливает, наклоняется, как будто хочет послушать, что я скажу. Смотрит на губы.

Но я не могу говорить. Тело наливается свинцом, в голове все еще пусто. В груди горячо от выпитого шампанского, а сама я словно между двух бетонных плит, в коконе безопасности.

И эта смесь ощущений заставляет меня задыхаться, прогибаться под невиданной властью, что неожиданно приобрел надо мной этот человек.

Так быстро. Слишком быстро.

Он переводит взгляд с моих губ на глаза и ныряет туда, заставляя меня захлебываться страхом и странным ноющим трепетом.

Я буквально забываю обо всем, находясь во власти острых чувств, пропитавших как лекарство все еще дрожащее тело.

Он сжимает чуть сильнее шею, и уже в следующий миг я вдруг вскрикиваю, когда его пальцы надавливают на ткань халата между ног, на колготки и трусики, которые – о, боже мой – пропитываются обильной влагой.

Нет, нет, я не могла возбудиться от такого. Я даже от романтичных ласк Леши подобного не ощущала.

Сейчас же в руках этого садиста, что продолжает давить мне между ног, я чувствую себя легкой, невесомой, готовой взлететь.

Я ловлю ртом воздух, хватаю его за запястье, качаю головой, умоляю, себя. Его.

– Не надо. Это не… – правильно.

– Это просто эксперимент, – хрипло шепчет он и вдруг рисует языком узор от шеи к уху, оставляя влажный след, и в это же время резко пробирается рукой за пояс колготок, находя до постыдного мокрые лепестки, скрывающие позорно набухший клитор.

Он сжимает челюсти, лбом касается моего.

– Просто эксперимент, – рычит он мне в губы и накрывает их в глубоком поцелуе.

Глава 8.

Страх. Он тисками сжимает внутренности. Как яд распространяется в теле, отравляя, заставляя застыть как каменное изваяние. И просто принимать все то, что делает со мной этот хищник. И жадный поцелуй, которым он пробует на вкус мой пассивный рот, и пальцы, кружащие вокруг клитора, как змея вокруг добычи, дразняще, подготавливая к чему-то неизведанному.

Я его добыча, и я должна трястись, но сквозь туман страха я чувствую вспышки острого пряного возбуждения.

Я уже и забыла, что могу его испытывать. Я уже и забыла, каково это – быть… Порочной и грязной. И даже хотеть этого.

Одним весенним днем из меня буквально выбили все желания.

Я трясусь в руках незнакомого мужчины, слабо пытаясь оттолкнуть их. Одну на шее, другую между ног. Впиваюсь ноготками в дубленую кожу, чувствуя, как по пальцам стекает кровь.

Но ему все нипочем.